Волхвы на Диком Западе

Олеся Луконина
Люблю О. Генри с детства, так что как смогла, так и стилизовала... Продолжение рассказа «Дары волхвов», если кто помнит юную парочку молодожёнов.


Часть 1. ВОЛХВЫ ОТПРАВЛЯЮТСЯ НА ЗАПАД

Мистер Джеймс Диллингем Юнг, а попросту Джим, и миссис Джеймс Диллингем Юнг, а попросту Делла, молодая чета из Нью-Йорка, отправилась на Запад в вагоне третьего класса, который от Западного же вокзала Большого Яблока исправно потащил закопчённый трудяга-паровоз.

С Западным вокзалом чета Юнг простилась без сожаления: уж больно грязен и непригляден он был. Делла, впрочем, с грустью взглянула на него сквозь запылённое и заплёванное окно вагона — город, в котором она познакомилась с Джимом и полюбила его всей душой, медленно, но верно исчезал в буром мареве смога. Сверху, сквозь опущенную раму, на миленькую шляпку Деллы сыпалась угольная пыль.

Вздохнув, она взяла Джима за руку. Полка, на которой они сидели, прильнув друг к другу, будто пара воробьёв, была жёсткой и неудобной. Суровый толстый кондуктор с торчащими кверху седыми усами важно шествовал по вагону, проверяя билеты.

Начиналась новая лучшая жизнь!

Мистер и миссис Юнг решили стать фермерами на Западе. Правительство выделило им беспроцентную ссуду на участок земли в штате Колорадо, а вот всё остальное они должны были сделать сами.

Обустроить собственное ранчо. Вспахать землю. Развести скот.

Ранчо, лассо, прерии, бизоны, мустанги — все эти слова переполняли восторгом души юных романтиков. Ещё в своей меблированной квартирке, снятой за восемь долларов в неделю, они с увлечением читали газетные репортажи, точно так же прильнув друг к другу на узенькой кушетке, где тесно было бы и одному человеку крепкого сложения. Затаив дыхание, они глотали вышедшие из-под бойкого журналистского пера захватывающие очерки о приключениях ковбоев и золотоискателей на Диком западе.

Произведение же мистера Марка Твена «Налегке» их разочаровало, потому что в нём не было ни капли романтики, но много довольно тяжеловесных грубых острот. Они даже не стали его дочитывать. Нет, в жизни должно быть место приключениям, подвигам и отваге!

Но жизнь состоит не только из этого, а ещё из слёз и вздохов. Путешествие оказалось очень, очень тяжёлым. Старый вагон третьего класса когда-то, очевидно, использовался для перевозки скота, так ворчал Джим, с тревогой глядя на похудевшую и побледневшую Деллу. Жена его походила на уличного мальчишку со своими растрёпанными каштановыми кудряшками, но всё так же лучезарно улыбалась. Платиновую цепочку для часов, которую она подарила мужу на прошлое Рождество, продав парикмахерше свои доходившие до колен чудесные волосы, пришлось заложить, чтобы купить всё необходимое в дорогу.

Билет и подъёмные опять же выдавало федеральное правительство. Временами Джим мучительно раздумывал над тем, почему государство проявило вдруг такую щедрость к переселенцам, но успешно прогонял от себя эти скептические мысли. «Правительственная переселенческая программа!» — как многозначительно заявлял агент, подыскавший чете Юнг тот участок земли, который они собирались впоследствии сделать своим и передать родившимся детям. Там даже стоял дом, оставшийся от предыдущего владельца участка! И в этом доме они вырастят двух девочек и двух мальчиков. Они знали, как назовут ребятишек. Девочек — Фелиция и Кристин, мальчиков — Филип и Гэртон.

В их вагоне было много таких же переселенцев, решивших оставить позади городскую нищету и смог. Некоторые из них раньше работали на земле, в отличие от Деллы и Джима, но тоже были преисполнены самых радужных надежд.

— Индейцы? Ха! Они давным-давно усмирены нашими кавалеристами! — пренебрежительно заявлял Джиму глава семьи Питерсов, мистер Гарри Питерс, отложив в сторону свежий выпуск «Нью-Йорк Санди Мэгезин», купленный в последний момент на вокзале. — Говорю вам, беспокоиться решительно не о чем! За многие мили вы не встретите ни одного краснокожего!

Трое его сыновей, пяти, шести и девяти лет от роду, а также его маленькая, хрупкая и улыбчивая жена восторженно на него взирали.

Иного мнения придерживался некий мистер Брэдли, краснолицый и коренастый джентльмен, намеревавшийся добраться до Калифорнии, чтобы заняться поисками золота.

— Там нужно оружие. Вот! — он отогнул полу пиджака и показал Джиму потёртую коричневую кобуру с торчавшей из неё рукоятью револьвера. — Я уже вооружён. Получено законным порядком. И поверьте мне, из этого кольта я уложу не одного краснокожего!

И он густо захохотал, а потом уже серьёзно добавил:

— Индейцы вездесущи, можете мне поверить, я хорошо знаю этих дикарей, прожил в Вайоминге целый месяц!

От всех подобных разговоров Юнги пребывали во вполне понятной оторопи. Но не унывали настолько, что Делла со смехом говорила, проводя рукой по своим кудряшкам: «Зато индейцам не приглянется мой скальп!» — на что Джим грозно сдвигал брови и вращал глазами, изображая свирепого краснокожего вождя.

И оба хохотали.

Местечко Сиукс, штат Колорадо, их очаровало сразу, когда они вышли из вагона, чуть живые, всё ещё покачиваясь, как матросы, сошедшие на берег с корабля. Ослепительно синий купол неба опрокинулся над зеленеющей равниной, плавно переходившей в буро-красные предгорья. Отроги гор поросли лесом и казались совсем близкими. Суровая, величественная красота!

Чета Юнг даже не обернулась на гудок паровоза, который бодро свистнул и потащил дальше дребезжащие и лязгающие вагоны. В Сиуксе сошли только Джим и Делла.

Около станции стояла повозка, запряжённая парой лошадей, при взгляде на которых сразу приходило на ум слово «одры». Они застыли в сыромятных постромках, уныло свесив головы. Но седой неопрятный старик в чёрной широкополой шляпе, энергично жевавший табачную жвачку рядом с повозкой, при виде четы Юнг и лежащей у их ног груды узлов и саквояжей сразу оживился.

— Добро пожаловать в наши края, леди, и вы, мистер! — зычно провозгласил он и, деликатно отвернувшись, выплюнул наземь свою жвачку. — Желаете, чтобы я доставил вас в город? Пятьдесят центов — и вы в нашей лучшей гостинице «Копыто бизона»!

Джим и Делла переглянулись, и Джим решительно покачал головой, взяв на себя право решать от имени семьи. Конечно, после необычайно долгого и утомительного пути им стоило отдохнуть в чистых постелях, принять ванну, хорошенько подкрепиться. Но и ночлег, и все эти удобства, и еда стоили денег. А денег у четы Юнг было не так уж и много. По правде говоря, их было совсем мало.

— Нам хотелось бы сразу отправиться на выделенный нам участок. Там есть дом, где мы и будем жить, — твёрдо сказал Джим. — Можете ли вы отвезти нас туда? Добрый день, — спохватившись, добавил он. — Моё имя — Джеймс Диллигнем Юнг, а это моя супруга миссис Делла Юнг. Мы из Нью-Йорка.

Делла сделала нечто вроде книксена и искренне, от всей души улыбнулась. Этот старик и его одры были так колоритны! Вот, прямо здесь начинаются экзотические приключения!

Возница меж тем перестал улыбаться и удивлённо захлопал глазами. Потом его рука сдвинула пониже чёрную шляпу и поскребла лысую макушку в извечном жесте замешательства.

— Далековато же вы забрались, позволю себе заметить. Ставлю доллар, вы ничерта не смыслите в работе на земле, простите мне такую вольность, мистер.

Джим предпочёл величественно оставить этот выпад без ответа.

— Моё имя Билл Робертсон, Грязный Билли. Меня тут всякий знает, — живо продолжал возница. — Дом, говорите? Да вам наверняка всучили участок старого Дона Луны? Вот так-так!

Джим озадаченно полез в карман за аккуратно сложенными бумагами. Он, конечно, вовсе не обязан был отчитываться перед этим неотёсанным старикашкой, но всё-таки…

— Участок ранее арендовал мистер Дональд Биттнер, — сообщил он. — Земля находится в собственности федерального правительства, а сам мистер Биттнер, как я понимаю, скончался в ноябре прошлого года.

Возница истово закивал — так, что шляпа почти съехала ему на нос.

— Убит краснокожими, — поведал он скорбным заговорщическим полушёпотом. — Да, сэр, да, мэм. Убит и скальпирован. Нашли его только через неделю после того, как это случилось, слава Всевышнему, не в доме, а на его заднем дворе. Снежок тогда уже лёг, земля промёрзла, как камень, трупу ничего не сделалось.

Зато Делле сделалось нехорошо. Она крупно глотнула воздух, понимая, что бледнеет под насмешливым любопытным взглядом старика. Джим поспешно подхватил жену под локоть.

— Послушайте, мистер Робертсон, — взмолился он, — вам не кажется, что эти подробности— не для дамских ушей?

— Ну и вот, схоронили мы его, зима прошла, весна наступила, и в его дом, значит, другие птички прилетели, — жизнерадостно продолжал Робертсон, будто токующий глухарь, и захохотал, обнажая жёлтые от табака зубы. — Что ж, поедемте, сами глянете. Но предупреждаю, с вас доллар за то, чтобы туда добраться. Дорога не из лёгких, хорошо хоть прерия суха как перезимовавшая тыква.

Он дождался растерянного кивка Джима и проворно принялся помогать ему перетаскивать в повозку узлы и баулы.

— Немного у вас вещичек-то, хоть вы и из Нью-Йорка, — снисходительно заметил он, пока Джим усаживал Деллу в повозку на какое-то подобие сиденья из двух досок. — Держитесь крепче, вас изрядно растрясёт, мэм.

Он цокнул языком и спустя несколько минут брани и щелканья кнутом наконец заставил одров тронуться с места. Повозку в самом деле немилосердно трясло и раскачивало.

— Агент говорил нам, что все недружественные индейцы находится в резервациях под надзором солдат, — обратился Джим к вознице. У него не шёл из головы рассказ о печальной участи, постигшей предыдущего владельца выделенного им правительством участка. Неужели будущий золотоискатель, как его там, мистер Бентли или Брэдли, оказался прав?

Робертсон покосился на Джима с кривоватой ухмылкой:

— Так ведь они сбегают оттудова, из резервации, только и всего. Это их земля, они тут всё как свои пять пальцев знают. Фюить — и нету их, поди догони! Это сиуксы, или гремучие змеи, такое вот имя им другие племена дали, и можно сказать, что недаром, мистер ньюйоркец!

Он снова энергично задвигал челюстями, пережёвывая очередную порцию жвачки.

Делла закрыла глаза, почти зажмурилась. Ей было страшно, и её укачивало.

К тому времени, когда повозка наконец добралась до нужного места, солнце начало клониться к закату. Получив свой доллар, Робертсон не стал сопровождать Юнгов к дому, чего они оба втайне опасались, а развернул лошадей и погнал их обратно в город. Такая поспешность в иное время насторожила бы Деллу, но сейчас она была слишком измучена и опустилась прямо на землю, почти что принадлежавшую им, со стоном сбрасывая туфли.

Участок, одной стороной вплотную примыкавший к горам, был обнесён полуповаленной изгородью. Дом, на который Юнги робко и с надеждой подняли глаза, был небольшим, но казался не мрачным, а, напротив, каким-то задорным, как расставивший ноги и упёрший руки в бока мальчишка-переросток. Такое впечатление создавалось из-за будто нахлобученной крыши и флюгера, весело вертевшегося на её коньке.

— Этот самый Дональд Луна, — проговорил Джим, помогая Делле подняться, — был, видимо, большим затейником.

Та машинально кивнула, морщась сунула распухшие ноги в туфли и отряхнула юбку. Они с Джимом побрели к дому, зачарованно озираясь по сторонам, как маленькие дети, попавшие в заколдованное царство.

Нью-йоркская жизнь осталась позади. Как и шумные улицы со звоном трамваев, выкриками китайцев-зеленщиков и визгом игравших детей. Как и меблированная квартирка за восемь долларов в неделю. Да и еженедельная заработная плата Джима в двадцать долларов тоже осталась позади.

Все имеющиеся у них деньги должны были уйти на покупку первых лошадей, семян для посадки и… и… да им много чего могло здесь потребоваться!

— Делла, — позвал Джим дрогнувшим голосом, и жена повернула голову, вопросительно и доверчиво глядя на него. Сердце у него растаяло. — Думаю, прежде всего нам предстоит обзавестись ружьём, револьвером и патронами. И научиться стрелять.

Делла бодро кивнула. О, его чудесная храбрая жена! Она ни капли не испугалась!

Рука об руку они вошли в дом.

* * *
В паре десятков ярдов от них среди разросшегося кустарника и приземистых корявых сосен расположился молодой индеец сиу по имени Напин Сапа — Чёрное Ожерелье. Он задумчиво щурился на заходящее солнце, сжимая в руках ружьё.

Бледнолицая виньян была очень красива. Пожалуй, ему следует присматривать за домом и за нею, потому что её мужчина ничего в этом не смыслит. Это было сразу видно. У её мужчины были мягкие глаза и тонкие руки. У него не было ни ружья, ни револьвера. Он не умел ни драться, ни убивать. Он был добрым.

Старика, жившего тут раньше, индейцы прозвали Ханви, Луна. Он тоже был добрым, хорошим человеком, хоть и бледнолицым. Но другие бледнолицые убили его и даже сняли скальп, чтобы все подумали, будто это сделали индейцы. А всё из-за жёлтого блестящего песка и камней, которые Ханви нашёл в горах. Напин Сапа не мог понять, что в них такого ценного, чтобы отнимать за них человеческую жизнь. Тем более жизнь такого безобидного старика, каким был Ханви. Напин Сапа вздохнул. Именно Ханви научил его языку, который называл английским. Белые люди принадлежали к разным народам, как индейцы — к разным племенам, это Напин Сапа тоже знал.

Решено. Он будет присматривать за белой виньян и её неумехой-мужем. Тот был слишком слаб для того, чтобы выжить в здешних краях. Чем он собирался защищать свою жену сегодня ночью?

Что ж, зато он, Напин Сапа, здесь. Едва Ви-солнце скроется за горами, он начнёт обходить дозором окрестности.

Индеец снова прищурился, глядя на закат, и взял наизготовку своё старое ружьё с тринадцатью зарубками на прикладе. Ему почудился какой-то шум.

Нет, это из дома вышли приехавшие на повозке мужчина и его виньян.

* * *
Внутри дома было не так темно, как ожидала Делла. И он был куда просторнее их оставленной в Нью-Йорке меблированной квартиры. Она вдруг с усмешкой вспомнила, как сокрушалась, когда выяснилось, что звонок, установленный под номером этой квартиры, не звонит, даже если изо всех сил ввинчивать палец в кнопку.

Здесь не было никаких звонков. Но были дикие звери и, наверное, дикие индейцы.

— Посмотри, тут печка, — бодро сказала она, выпустив руку Джима.

Глаза обоих привыкли к царившему в доме полумраку, и они принялись жадно осматриваться, по-прежнему стоя близ порога.

Вот что тут было: сколоченное из оструганных досок ложе, которое, наверное, можно было назвать кроватью, грубое и жёсткое даже на вид. Но зато оно было широким! На нём было бы удобнее… на нём было бы удобнее… всё на нём было бы удобнее.

Делла вскинула на мужа глаза и вспыхнула. По счастью, он не заметил её румянца.

Ещё тут был стол, тоже сколоченный из досок и тоже ничем не покрытый. А вот ни табуреток, ни стульев не было. Делла внезапно поняла, что старый хозяин, видимо, смастерил стол прямо в этой комнате — дверной проём был слишком узким для такого громоздкого предмета меблировки. А вот все мелкие предметы, в том числе кухонную утварь и одеяла, кто-то забрал отсюда после смерти старика.

— Смотри, печка! — воскликнул Джим.

Да, здесь была жестяная круглая печурка и даже с дымоходом. Конечно, она стояла пустой — без единого полешка внутри. Но снаружи ведь был целый лес.

— Но у нас нет топора, — упавшим голосом констатировала Делла.

— Зато есть ножи! — весело отозвался Джим. — Послушай, тут осталось всё самое необходимое для жизни. И мы привезли с собой кучу вещей. Пойдём же, перетащим всё это сюда и обустроимся.

— Нужно зеркало. Нужен топор. Нужна керосиновая лампа, — пробормотала Делла, с тревогой выглянув в окно, где, как ни странно, сохранилось довольно грязное стекло. — Вот-вот начнёт темнеть.

— Зато мы ночуем под крышей! — ободряюще воскликнул Джим. — И посмотри, этот дом всю зиму стоял тут без хозяина, но никакой сырости и в помине нет! А ты только вспомни наше нью-йоркское жильё! Со стен чуть ли не капало, и там росла не только плесень, но и настоящие грибы.

Он даже засмеялся, а потом вдруг вскинул Деллу на руки и закружил по комнате, ловко переступая по скрипучим половицам. Она тоже счастливо смеялась и трепала ему волосы обеими руками.

Вот за что она его любила — за неиссякаемую весёлость и жизнерадостность! Впрочем, нет — она любила его просто так. Просто потому, что это был её Джим!

Запыхавшись, он бережно поставил Деллу на ноги и ласково сказал:

— Пойдём же, перенесём вещи. Только баулы не бери, они тяжёлые, бери узлы с одеждой.

Делла оглянулась на кровать и подумала, что им придётся спать на этих узлах, пока они не обзаведутся матрасом.

Чтобы перенести все вещи в дом, им потребовалось около получаса. Солнце ещё не село, и они снова вышли наружу, держась за руки и любуясь закатом. Тёплые лучи золотили кудряшки Деллы, её прелестное лицо со вздёрнутым носиком, длинные ресницы… Джим загляделся на неё и счастливо вздохнул. Ему принадлежала самая красивая женщина в мире.

— Ах, боже мой, боже мой! — вдруг воскликнула Делла, с тревогой поворачиваясь к нему, и даже руками всплеснула. — Мне совершенно нечего приготовить на ужин!

И в самом деле, они не сообразили, что надо бы закупить провизию в городе. Из съестного у них оставалась только пачка сухих галет, как помнилось Делле. Вспомнил это и Джим.

— Я могу немного поголодать сегодня, — бодро сообщил он. — Ты доешь то, что у нас осталось, а мне полезно похудеть.

— Ничего подобного, — строптиво начала Делла, упрямо вздёрнув подбородок, но тут же осеклась: — Ой, Джим, но у нас и воды-то нет!

Она в испуге уставилась на мужа, а тот, наоборот, приободрился, гордо развернув плечи, и рассудительно сказал:

— Дорогая, но ведь этот Дон Луна, живший здесь, где-то брал воду. Рядом наверняка есть колодец. Пойдём же, поищем его, пока не стемнело.

По-прежнему держась за руки, как испуганные дети, они обошли дом. Колодезный сруб, прикрытый массивной деревянной крышкой, обнаружился на заднем дворе. В сруб было врезано железное кольцо, а к нему примотана деревянная же бадейка на длинной цепи.

Джим и Делла безмолвно посмотрели друг на друга, и Делла прошептала:

— Джим, а эта вода годится для питья?

— Надо попробовать. У нас ведь всё равно нет никакой другой, — философски пожал он плечами и принялся толкать крышку, пока не сдвинул её в сторону настолько, что можно было заглянуть в колодец и забросить туда бадейку.

Он так и сделал, потом вытащил её, мокрую, ронявшую капли наземь, и поднёс к губам. Вода была свежей и холодной. Он предложил бадейку Делле, и та наконец принуждённо засмеялась, попив воды и облив при этом своё дорожное платье.

— Вот видишь, а ты боялась, — задорно произнёс Джим. Но он знал, чего именно она боялась на самом деле.

— Его ведь убили прямо тут? Этого Дона Луну? — спросила Делла вздрагивающим голосом, глядя на Джима снизу вверх огромными тревожными глазами. И обвела рукой пространство вокруг: пятачок каменистой земли и полуразрушенную изгородь, сразу за которой начинались предгорья. С других двух сторон задний двор был ограничен стеной дома и небольшим бревенчатым сараем. Джим подумал, что сарай этот, должно быть, служил старику конюшней, и надо непременно взглянуть, как там всё обустроено. И обустроено ли. Но сперва требовалось успокоить Деллу. Ведь им предстояло жить и заводить детей в этом доме.

Он крепко обнял жену за хрупкие плечи, а та доверчиво положила голову ему на грудь.

— Послушай меня, милая, — ласково проговорил Джим со всей убеждённостью, на какую был способен, — то, что здесь погиб старый хозяин, не должно тебя пугать. Я с тобой, и я сумею тебя защитить. Это во-первых. А во-вторых, его душа, я в это твёрдо верю, будет помогать нам. Да-да, — подтвердил он, когда Делла подняла на него изумлённый взгляд. — По всему видно, он был хорошим человеком, поэтому ему понравится, что мы поселились в этом старом доме и наполним его детьми. Он ведь, я полагаю, был очень одинок. — Джим погладил жену по кудрявой голове, будто ребёнка. — Твои кудряшки начинают отрастать, милая. Пойдём-ка домой, — он подчеркнул это слово, — и посмотрим, что там найдётся из съестного, в наших с тобой пожитках.

Делла кивнула, засмеявшись уже с облегчением, и они вновь направились к крыльцу.

* * *
Напин Сапа всё то время, что бледнолицые мужчина и женщина заносили свои вещи внутрь, а потом ходили вокруг дома, осматривая его и тихо разговаривая, видел их и слышал. Слух у него был острым, как у рыси. Эти двое сказали кое-что, удивившее его, но он хорошо понял самое главное: оба они в действительно красивы и добры.

Нет, этот дом был опасным для них местом.

Он тихонько вздохнул. Печально было то, что они приехали сюда из какой-то далёкой дали, наверное, их привёз Гром-конь, как и других бледнолицых. Их могла постичь участь старого Ханви, хотя они ещё даже не нашли такого драгоценного для бледнолицых жёлтого песка и камней. Но и участь родного племени Напина Сапы тоже была печальной, как ни посмотри. Многие, очень многие воины погибли. Как и женщины, и дети. Всё это было несправедливо и неправильно, но так решил Великий и Таинственный Вакан, и не Напину Сапе было оспаривать его решение.

Но помочь этим двоим он мог. Им вовсе незачем было тут умирать.

Он вернулся к своей лёжке, подхватил с земли лук и стрелы и отправился на охоту за кроликом.

* * *
Делла и Джим очень устали. Они поняли это только тогда, когда разобрали свои вещи, выяснили, что где лежит, поделили между собой остатки галет и запили их водой. Они расстелили свою запасную одежду на досках кровати, прикрыв её сверху взятым с собою, по счастью, одеялом.

— Я никудышная хозяйка, — в третий, наверное, раз, посетовала Делла, дожёвывая последнюю галету. — Я не подумала, что тут ничего нет.

— Всё в порядке, милая, — тоже не в первый раз повторил Джим. — Мы всё устроим как надо, дай срок.

Но они оба прекрасно понимали, что для этого им просто нужны деньги, которых у них, увы, не было — здесь, как и в Нью-Йорке.

При мысли об этом у Джима просто заходилось сердце. Что он за мужчина, если не может обеспечить свою жену самым необходимым?

По крайней мере, он сумел затопить печурку, набрав по дороге к дому сухого хвороста, и теперь внутри её весело плясал огонь, бросая отсветы на бревенчатые стены дома, делая всё вокруг таинственным и загадочным.

Да тут всё и было таинственным.

Не успела Делла подумать так, как дверь дома тихо приоткрылась. Тихо и медленно, словно стоявший за дверью не хотел их пугать.

Делла вскрикнула, собираясь вскочить, но Джим крепкой рукой удержал её на месте и поднялся сам.

На пороге стоял человек. Индеец — это они поняли сразу, едва взглянув на него. Да и трудно было бы этого не понять, ведь он был полуголым, длинные косы спускались ему на плечи, а обнажённую грудь украшало ожерелье из клыков и когтей какого-то зверя. В руке пришелец держал ружьё, но опустил его дулом вниз.

Джим загородил собою кровать с оцепеневшей на ней Деллой, отчаянно пожалев, что не достал ножа, которым срезал сухие ветви. Нож валялся около печурки. Всё, что мог теперь Джим — хрипло спросить незнакомца:

— Что вам угодно?

Он глупо порадовался тому, что голос его не дрожал, а остался твёрдым.

Но и он, и Делла несказанно изумились, когда индеец ответил им на английском языке. На хорошем английском языке.

— Не бойтесь. Я был другом Дона Ханви. Дона Луны.

И он чуть улыбнулся углом плотно сжатых губ.

Он назвал себя Напин Сапа и пояснил, что это означает, коснувшись ожерелья на своей шее.

— Джеймс Диллингем Юнг, — проговорил Джим, нерешительно протянув индейцу ладонь, и тот после некоторого колебания её пожал.

— Делла, — пробормотала Делла, тоже протягивая руку. Ладонь индейца была узкой и тёплой.

Самым удивительным было то, что они сразу ему поверили. Наверное, потому, что его рассказ, как и он сам, был совершенно бесхитростным.

— Старый Луна, — говорил Напин Сапа, ловко вспарывая брюхо принесённому с собою кролику, и Деллу даже не затошнило при взгляде на это, наверное, она сама становилась дикаркой в этом диком месте, — старый Ханви, как мы его звали, был очень добрым человеком и потому погиб. Он всех привечал и ни к кому не относился настороженно. Вы точно такие же.

Он снова чуть усмехнулся краем губ, увидев их изумление, и просто закончил:

— Уезжайте. Вернитесь туда, откуда вы приехали.

Тушку кролика он тем временем разрубил на отдельные куски, насадил на длинную палку и поставил на две рогульки над костром. Старое кострище обнаружилось во дворе, сбоку от крыльца, почему-то Юнги его не заметили.

— Ханви всегда принимал нас тут, мы разжигали костёр, жарили мясо, вот как сейчас, и запекали в золе кукурузные початки. Мы, сиу, не можем есть и спать под крышами домов, которые строят белые, там не видно неба, как в наших палатках, — пояснил Напин Сапа. Блики от костра играли на его смуглом чеканном лице и сильных мускулистых руках.

Делла знала, что не должна засматриваться на чужого мужчину, но она засматривалась — не как на мужчину, а как на нечто очень красивое и настоящее. Точно так же смотрел на пришельца Джим.

— Мы не можем уехать, — наконец решительно заявил он. — У нас нет денег и… и нам здесь нравится.

Делла закивала в подтверждение его слов, а Напин Сапа задумчиво сказал:

— Но вы ведь как-то добрались сюда?

Тогда Джим и Делла наперебой принялись рассказывать ему про беспроцентную ссуду, которую даёт переселенцам на Запад федеральное правительство, о том, как все имевшиеся у них деньги ушли на переезд, о том, как правительственный агент нашёл для них этот участок, не объяснив, что стало с предыдущим арендатором.

— Но мы хотим жить в этом доме и рожать детей, — смело заявила Делла, но всё-таки покраснела под внимательным взглядом индейца.

Тот кивнул в знак понимания и произнёс:

— Уоштело. Хорошо. Но вам нужны деньги и для того, чтобы жить здесь. Вам понадобится оружие. Понадобятся лошади хотя бы для того, чтобы добираться до города.

— Семена, чтобы засеять вон ту делянку, она кажется плодородной, — сокрушённо пробормотал Джим, указывая на землю возле дома. — И ещё надо обустроить конюшню.

— Давайте поедим, мясо готово, — после паузы объявил Напин Сапа, снимая с огня свой импровизированный вертел с кроликом. Делла бегом принесла из дома фарфоровые тарелки — остатки свадебного сервиза своей покойной мамы, они разложили на них куски мяса и принялись за еду, обжигаясь и облизывая пальцы.

— Я могу найти для вас пару прирученных мустангов, — неторопливо продолжал индеец, вынимая из-за пояса бисерный кисет с табаком и резную маленькую трубку. Он протянул её Джиму, но тот в испуге завертел головой. Напин Сапа рассмеялся, а Делла вдруг вскинула руку и коснулась трубки почти с благоговением. Она поняла, что это очень важная для индейца вещь.

Тот подождал, пока Делла уберёт руку, набил трубку табаком, примяв его большим пальцем, и разжёг с помощью уголька из костра.

— Но почему вы для нас это делаете? — не выдержал Джим.

— Старый Ханви вылечил меня, найдя в горах подростком. Я умирал от ран, — просто пояснил Напин Сапа, коснувшись ладонью бугристых шрамов на своей груди. — Мои родители были убиты. Он вырастил меня, научил языку и обычаям бледнолицых. Но я ушёл к своему племени, к сиу, думая, что ему здесь ничто не угрожает. Я совершил непоправимую ошибку.

В его голосе звучала настоящая боль.

— Я не смог спасти его, но хочу спасти вас, — закончил он.

— Выходит, его убили не индейцы, как все считают? — взволнованно прошептала Делла.

Напин Сапа удивлённо посмотрел на неё:

— Я думал, вы уже это поняли. Конечно, нет. Сиу, шайеннам и черноногим нечего было делить с ним, нечего было брать у него. Он привечал всех нас. За это его и не любили в городе, — он указал трубкой в сторону железной дороги. — Белые люди не могут понять тех, кто не похож на них, но убили его не жители города. Он нашёл золото в этих горах.

— Как? — ахнул Джим. — Здесь всё-таки есть золото?

Индеец грустно посмотрел на него и покачал головой:

— Очевидно, если Луна нашёл его и взял. Но оно стало причиной его гибели. Кто-то из золотоискателей, рыскавших по горам, как бешеные волки, выследил его, убил, скальпировал и забрал это золото. Оно не принесло счастья Луне, не принесёт и вам. Так что, если вы хотите заняться его поисками, лучше сразу уезжайте, — с силой закончил он.

Джим притих, сосредоточенно хмуря брови. Он понимал, что индеец прав. Начав разыскивать золотую жилу, на которую наткнулся Дон Луна, он поставит под удар не только себя, но и Деллу. Он посмотрел на жену, и та ответила ему твёрдым взглядом:

— Он прав, Джим, — промолвила она, ероша свои кудряшки. — Мы приехали сюда разводить скот, сажать кукурузу и растить детей. Давай этим и заниматься.

Джим медленно кивнул.

— Прощайте, мечты о богатстве! — с улыбкой произнёс он.

Индеец, слушая их, тоже улыбнулся.

— Возможно, вам удастся освоиться здесь, — проговорил он, и под его испытующим взглядом Джим даже заёрзал.

— Пообещайте мне, — решительно сказал индеец, — пообещайте, что не станете искать золото. Искать свою смерть… Тогда я останусь неподалёку и буду присматривать за вами и помогать вам, как помогал мне Дон Ханви.

И тогда Джеймс Диллингем Юнг, бывший житель Нью-Йорка, торжественно поднял правую руку и произнёс:

— Уоштело. Хорошо.

— Уоштело, — эхом повторила за ним и Делла.

Напин Сапа кивнул. Да, маленькая виньян присмотрит за своим мужчиной, а он присмотрит за ними обоими. И если на то будет воля Великого и Таинственного, он разыщет убийц своего приёмного отца, старого Дона Ханви.

Хейапи.

Часть 2. ВОЛХВЫ И БЛАГОРОДНЫЙ ЖУЛИК

Местечко Сиукс, штат Колорадо, нельзя было назвать даже глубоким захолустьем — просто горстка домов, брошенных у предгорий, как рассыпанные спичечные коробки, на которые пока что не наступила нога прохожего. Именно так они наверняка выглядели сверху, я не знаю, я же не какой-нибудь сарыч.

Итак, горстка домов, салун с гостиницей над ним да железнодорожная станция, где я и вывалился из вагона. У меня произошла маленькая неприятность с попутчиками во время последней партии в покер, и потребность прервать путешествие стала настоятельной. Скажу больше — жизненно необходимой.

Я выпрыгнул из вагона, превратившегося в ловушку, а проводник безо всяких учтивых слов погрозил мне кулаком и захлопнул дверь. Невежа! Я гордо его проигнорировал. Паровоз свистнул, вагоны загрохотали по рельсам без меня. Нельзя сказать, что я об этом сильно жалел: обстановка там становилась некомфортной.

Я осмотрелся, пытаясь понять, куда меня занесли причуды капризной Фортуны и какой из известных мне способов безболезненного отъёма денег лучше подойдёт для местных фермеров, ковбоев и их жёнушек.

Климат здесь казался на диво здоровым, по крайней мере воздух не был затхлым, не отдавал болотом, над головой весело сияло солнце, а горы, поросшие лесом, не менее радостно зеленели вдали. Похоже было, что знаменитая «Настойка для Воскрешения Больных», приготовленная лично потомственным медиумом, доктором паракинетики Воф-Ху, то есть мною, не будет здесь востребована. Какая досада. Я незаметно вздохнул, откидывая назад длинные чёрные волосы. Звякнули стеклянные бусины в магическом ожерелье, висевшем у меня на шее. Для изучения рынка следовало произвести глубокую разведку местности.

Один из обитателей Сиукса уже маячил поблизости, замерев возле повозки, запряженной парой древних, как мироздание, коняг. Старик в чёрной шляпе и поношенной домотканой одежде казался ровесником своих животных, которым давно пора было на покой. Его круглые водянистые глазки цепко осмотрели меня от макушки до саквояжа, зажатого в руке.

Саквояж мой был воистину бездонным. Когда я путешествовал вместе со своим компаньоном Энди Такером, у нас на двоих был чемодан, но Энди вместе с ним вынужденно укрылся в Канаде (не спрашивайте только, из-за чего), и тут, в Колорадо, мне пришлось обходиться лишь саквояжем. Тем не менее его пузатые чёрные бока вмещали набор Гименея с двумя обручальными кольцами (настоящая латунь), рецепты для приготовления клеверного меда из творога и яблочной кожуры; бланки заказов на косилки Мак-Горни, которые потом оказывались носилками Мак-Кормика; слиток золота, использующийся в качестве пресс-папье, и порошки от головной боли, они же — волшебное снадобье для выведения тараканов, и… ну, в общем, можно было утомиться, перечисляя. Хоть одно из этих чудодейственных средств должно было заставить раскошелиться любого простака в этом захолустье.

Но не того, что продолжал стоять возле повозки, ощупывая меня цепким взглядом. Я же, со своей стороны, молниеносно определил, что передо мною — местный сплетник и скупердяй, у которого, может, и водятся деньжата, но он трясётся над каждым центом.

Между тем у меня у самого в кармане грустно болтались три полудолларовые монеты и четвертак. С таким капиталом я мог рассчитывать разве что на оплату одной ночёвки в местной гостинице над салуном, откуда до рассвета станет доноситься гвалт пьяных ковбоев. Удовольствие из небольших, а спуститься к ним на партию в покер означало лишь, что у меня будет пятьдесят процентов шансов на быстрое обогащение и ровно столько же на то, чтобы отправиться в следующий городишко пешком и голышом, да ещё и вымазанным в смоле и вывалянным в перьях.

Такого мне никогда не приходилось испытывать на собственной шкуре, а вот Энди Такеру, моему компаньону, увы, довелось. Он не любил об этом вспоминать, ну а кто бы любил на его месте? Однажды он мне всё же об этом рассказал, очень скупо и нехотя цедя слова сквозь зубы. Тогда мы оба пребывали в изрядном подпитии. Наутро Энди предпочёл о своих откровениях не вспоминать, а я сделал вид, что их забыл. Но запомнил.

Его короткий выразительный рассказ во всей красе встал у меня в памяти ровно три дня спустя, когда я сам стоял, лязгая зубами от холода и страха, перед разнузданной толпой подвыпивших скотоводов, чьи грубые руки сдирали с меня одежду. Вернее, я не стоял, а висел в этих руках, гордо не умоляя о пощаде. Я бы умолял, но перекричать эту толпу всё равно не было никакой возможности, кроме того, как я уже упомянул, зубы у меня так лязгали, что во время разговора я мог запросто откусить себе язык.

Как это произошло? Резонный вопрос, на который я отвечу честно и без обиняков: просто не повезло, такое случается. Потерпите немного, сейчас вы узнаете все подробности.

Вначале повозка, запряжённая двумя костлявыми клячами, с беспрерывно болтающим развязным стариком по имени Грязный Билли на козлах, за пятьдесят центов доставила меня к гостинице под названием «Копыто бизона». Здесь я был вынужден расстаться с долларом, а на оставшийся четвертак получил пинту пива и плоский кусок говядины размером с подошву ботинка и такой же твёрдый. Про подошвы ботинок я знаю всё, они не раз проходились по моим рёбрам.

Таким образом, я остался без гроша в кармане, но не унывал, надеясь немедля завлечь в свою плутню какого-нибудь фермера.

Первым моим клиентом стал сам хозяин «Копыта бизона», которому я очень мягко посоветовал купить карманные часы с дутой золотой цепочкой самой высшей пробы всего за пять долларов. Мы с хозяином сразу поняли друг друга, и цепочка очень украсила его нагрудный карман, мой же карман украсили пять звонких монет. Обеспечив таким образом своё благосостояние на ближайшие несколько дней, я принялся ненавязчиво расспрашивать мистера Стенли (так его звали) о состоянии дел в городке Сиукс и его окрестностях, о самых богатых скотоводах, которые гипотетически могли бы стать моими клиентами, и о неотложных нуждах остальных жителей городка.

Допив своё пиво и вернувшись в номер (маленькое окно, широкая, отвратительно скрипучая кровать, колченогий стул, рукомойник в углу с жестяным тазиком под ним, но хотя бы постельное бельё чистое и не дырявое), я уселся на кровать, напряжённо размышляя. Мне предстояло определиться, какой способ облапошивания будет наиболее верным для местных забулдыг. Я сразу отмёл подписку на строительство пресвитерианской церкви для язычников-гавайцев на острове Лулупулу и распространение среди потенциальных женихов набора Гименея (два латунных кольца, жемчужная подвеска, сборник благочестивых гимнов, всё вместе три доллара пятьдесят центов).

Лечить медиумными пассами или «Настойкой для Воскрешения Больных» население Сиукса можно было даже не пытаться: судя по рассказу мистера Стенли, все тут были отвратительно здоровы, пока не начинали дырявить ближних пулями из своих шестизарядных кольтов. Кроме того, для медицинской деятельности требовалось получение специального патента от мэра. Да, вы не поверите, но в этой дыре был мэр!

И тут меня посетила идея, которая тогда показалась мне гениальной. Ключевыми словами в ней являлись «забулдыги» и «кольты». Развлечений в городишке было мало, вернее не было никаких, поэтому рекой лилось дешёвое пойло — текло и выливалось, простите за каламбур , в членовредительство, увечья и даже смерть отдельных неразумных граждан Сиукса. Между тем у половины из них были жёны, которых наверняка не радовало такое поведение законных супругов.

Поэтому я решил сделать ставку на этих несчастных женщин и просчитался, как выяснилось позже. Немного позже. Но сперва начались продажи моей настойки «Чудодейственная Микстура Против Пьянства» всего-то за доллар девяносто девять центов за восьмиунцевую склянку. Пустые чистые склянки я приобрёл у местного аптекаря по двадцать центов за штуку. Что? Состав моего снадобья? Не просто вода из рукомойника, как вы могли такое подумать. Нет, в каждой из них было ещё на десять центов жёлтой анилиновой краски и щепотка порошка рвотного корня. Да, вот сейчас вы всё правильно понимаете.

Под предлогом бесплатной раздачи благочестивых брошюр, кипу которых я однажды позаимствовал в одной из баптистских церквей города Аарон, штат Айдахо («Христос любит тебя», «Стремись к благопристойной жизни» и «Заповеди Господни»), я обошёл весь этот городок. Также я нанял повозку у Грязного Билли и навестил отдалённые фермы. В момент раздачи брошюр я зачитывал вслух отрывки из них, причём делал это столь проникновенно, что женщины, сперва встречавшие меня с понятной настороженностью, заливались слезами и, комкая в руках свои фартуки, взахлёб живописали мне, что их мужья ведут отнюдь не благочестивый образ жизни и за порогом этого бренного мира их ждёт ад и вечные муки. Я терпеливо выслушивал бедняжек (очень пригодились бумажные салфетки от Серкса, пять центов пачка по пятнадцать штук). После чего я показывал им склянку с «Чудодейственной Микстурой», делал над нею лёгкие пассы руками и заверял, что теперь они смогут отучить супругов от зловредной привычки, если будут втайне от них (это основное условие!) подливать в каждую бутылку с виски по столовой ложке моего средства.

Надо ли говорить, что я специально выбирал время для посещения этих страдалиц — такое время, когда их грешных супругов заведомо не было дома. Те находились либо на выгонах и в поле, либо в салуне. Если же кто-то из них прилёг вздремнуть после обеда и оказывался дома, жена его, разумеется, не вела со мною крамольных бесед о его пагубных привычках. Мне казалось, что я всё предусмотрел.

Таким образом, склянки с моей микстурой разлетелись в два счёта, то есть за два дня — как непристойные открытки на армейских призывных пунктах, был у меня и такой бизнес, и довольно прибыльный, смею заверить.

Только в одном месте у меня вышел прокол — при посещении ранчо, которое в городке называли «ранчо Дона Луны». Как я понял из сплетен, которыми щедро делились облагодетельствованные мною женщины, прежний владелец участка, этот самый Дон Луна, был убит индейцами племени шайеннов, а правительство выделило эту землю молодой паре, прикатившей сюда аж из самого Города Большого Яблока, то есть из Нью-Йорка. Я сам иногда распространял фальшивые арендные договоры на подобные участки (мне, как агенту, причиталось пять процентов от заявленной стоимости участка, деньги вперёд) и был весьма удивлён тем, что в данном случае обошлось без махинаций.

Молодую чету по фамилии Юнг я нашёл за домом — довольно старым, но крепким на вид. Они оба были здесь, похожие друг на друга, будто брат с сестрой: в грубой рабочей одежде, красивые, светловолосые, со здоровым загаром. Я даже позавидовал этому: их красоте, здоровью, молодости и безудержному смеху, с каким они предавались своему занятию, а именно: миссис Юнг училась ездить верхом. Для этой цели супруг помогал ей усесться на смирную кобылу караковой масти и вёл её (кобылу, а не жену) под уздцы, то и дело поправляя посадку миссис Юнг. Но мне показалось, что она в этом и не особенно нуждалась — в седле она держалась превосходно, куда лучше меня. Очевидно, ей было просто приятно внимание мужа. Рядом паслись ещё две лошади, вороная и чалая, а между ними резво прыгал пегий жеребёнок.

Неподалеку стоял, внимательно наблюдая за всем происходящим, ещё один человек, очевидно, наёмный работник, тоже молодой, но куда более смуглый, с такими же длинными, как у меня, чёрными волосами, выбивавшимися из-под низко надвинутой на лоб широкополой шляпы. Он стоял, опершись на изгородь, и тоже посмеивался.

Но, завидев меня, все трое перестали смеяться и развернулись в мою сторону. Тем временем от дома примчались две здоровенные серовато-рыжие собаки, больше похожие на волков, нежели на собак, и молча притиснули меня к изгороди. Признаться, я оробел, особенно когда черноволосый работник со сноровкой бывалого вояки выхватил откуда-то старое ружьё и раздался щелчок взводимых курков.

Я поспешно сдёрнул с головы шляпу, нечаянно уронил её и вскинул вверх руки с зажатыми в них благочестивыми брошюрами. Изрядно опустевший саквояж с «Чудодейственной Микстурой» жалобно брякнул у меня в ногах. Я искренне понадеялся, что внутри ничего не разбилось.

— Послушайте, Джим, Напин Сапа, это же коммивояжер, — успокаивающе произнесла вдруг молодая женщина, которую я в этот миг от всей души полюбил. — Он распространяет брошюры. Не так ли, мистер? Меня зовут Делла Юнг, это мой супруг Джим Юнг, а это наш друг Напин Сапа. Доброго вам дня.

Выпалив всё это, она вихрем слетела с лошади, опершись на протянутую руку мужа, который затем шагнул ко мне. Его улыбка была подкупающе обаятельной, взгляд серых глаз немного потеплел.

— Жарковато сегодня, — пробормотал я, утирая взмокший лоб. Чёртовы волосы липли к шее. — Позвольте представиться — доктор Воф-Ху (я чуть было не сказал — Джефф Питерс), потомственный целитель и медиум.

Все трое быстро переглянулись, продолжая глазеть на меня.

— Вы правы, мэм, я действительно распространяю благочестивые брошюры, — поспешно добавил я. — Я здесь не как ученик Эс. Ку. Лаппа, просто пытаюсь повысить градус общественной нравственности.

Тут я понял, что от нервного возбуждения начал тараторить слишком быстро, и умолк, стараясь вернуть себе достоинство.

Мистер Юнг шагнул ко мне и протянул крепкую ладонь, которую я сперва от души пожал, поняв, что сию минуту убивать меня не будут, а потом вложил в неё остаток своих брошюр. Он мельком глянул на заголовки и отдал всё подбежавшей жене. Работник со странным именем так и держался в стороне, но от взгляда его тёмных неулыбчивых глаз мне хотелось поёжиться.

— Мы вам очень благодарны, — весело воскликнула миссис Юнг. — Право же, тут совершенно нечего читать, и даже нет ни одной общественной библиотеки. Если вы вернётесь с какими-нибудь книгами — о приключениях сыщика Ната Пинкертона, к примеру, — мы тут же купим у вас весь тираж. Если у нас появятся деньги к тому времени, — добавила она, снова непринуждённо рассмеявшись. Её смех звонким колокольчиком прокатился по лугу, и я невольно улыбнулся ей в ответ.

Но тут же поспешил откланяться, подняв с земли свою шляпу и саквояж, и направился к арендованной у Грязного Билли повозке. Я понял, что тут мне совершенно нечего искать — двое молодых мужчин вовсе не выглядели запойными забулдыгами, а миссис Юнг цвела, как нью-гемпширская роза, в отличие от всех женщин, которых мне уже довелось посетить.

Я вскочил в повозку, прикрикнул на одров, и мой экипаж загромыхал по бездорожью.

О том, что произошло вечером следующего дня, мне не очень-то хочется рассказывать. Но ведь, в сущности, я уже упомянул, как стоял, вернее, висел в крепких руках злой полудюжины ковбоев, которые, осыпая меня ругательствами и тумаками, сдирали с меня одежду, не очень-то заботясь о приличиях и общественной нравственности. А ведь в толпе, окружившей нас на задворках гостиницы «Копыто бизона», находились женщины и дети! Что? Зачем они меня раздевали? Да чтобы вывалять в горячей смоле и перьях, разумеется. Какой-то доброхот уже притащил туда котелок со смолой, которая обычно используется при починке заборов, а второй такой же умник принёс мешок с перьями, очевидно взятыми в собственном курятнике.

У меня не было никакого желания подвергаться такой дикой экзекуции. Я трясся как осиновый лист, и только перспектива прокусить себе язык удерживала меня от панических воплей. Кажется, по моему лицу катились слёзы. Я точно не уверен, но, наверное, так и было.

Как же всё это получилось? Очень просто, и я, остолоп, обязан был такое предусмотреть. Отведавшие моей настойки счастливые мужья-пьянчуги в тот вечер, когда добродетельные жёны продлили им «Чудодейственную Микстуру» в их стаканы с виски, больше уже ничего не могли пить. Они исправно извергали содержимое своих желудков куда придётся, а на другой день не сумели взять в рот ни крошки еды, ни капли любой жидкости. Это я понял из их возмущённых воплей во дворе гостиницы (хозяин которой, мистер Стенли, стоял тут же, кстати, и глазел на расправу). К вечеру, впрочем, забулдыги немного оклемались и снова попробовали принять по порции виски, и тут один из них, некий Питер Блэк, заметил, как его неосторожная жёнушка добавляет что-то в его бутылку. Взревев, он вцепился ей в волосы, воображая, что супруга вознамерилась его отравить. Та немедля разрыдалась и призналась во всём. То есть в том, что «Чудодейственную Микстуру Против Пьянства» ей продал не кто иной, как медиум Воф-Ху, проживающий в «Копыте Бизона».

После чего все разгневанные мужья собрались и заявились ко мне в номер, дверь которого попросту вышибли. И вот я висел у них в руках, готовясь к позорной расправе и прикидывая, как же я смогу соскрести со своей шкуры смолу и перья, не вырывая из неё куски.

Тут грохнул выстрел, мимо моего уха, вернее возле уха крепко державшего меня мучителя, просвистела ружейная пуля. Я открыл рефлекторно зажмуренные глаза, но не поверил увиденному.

Миссис Делла Юнг, бывшая жительница Большого Яблока, ловко сидела в седле вороной кобылы, сжимая в руках винтовку. С противоположной стороны двора недрогнувшей рукой целился в моих мучителей её супруг, Джим Юнг, верхом на чалом жеребце. И наконец, их загадочный работник по имени Напин Сапа, тоже верхом и с ружьём наизготовку, занимал третью, очень удобную для нападения позицию в воротах.

— Отпустите этого человека! — звонко вскричала Делла. Теперь я не просто любил её, я её боготворил. Её каштановые волосы разметались, как от ветра, шляпка упала, а в седле она держалась абсолютно уверенно. Королева, да и только. — Что вы с ним делаете?! Как вам не стыдно! Я сейчас же отправлюсь за шерифом!

Ковбои заворчали было, но ещё один ружейный выстрел мистера Юнга быстро привёл их в чувство. Я шлёпнулся на землю, как лягушка, вырвавшаяся из хватки енота, и принялся торопливо подбирать свою разбросанную одежду, стараясь не поворачиваться фасадом к миссис Юнг.

— Он чуть было не потравил всех нас своей вонючей микстурой! — проворчал один из ковбоев, и Делла величаво кивнула:

— Я знаю эту историю. Когда мы ехали сюда, то встретили вашу супругу, мистер Корнелл, — она обвиняюще ткнула пальцем в другого скотовода. — Ваши бедные женщины хотели исцелить вас от вашего беспробудного пьянства, вот и всё! Посмотрим ещё, что на всё это скажет преподобный Уоткинс. Да он отлучит вас от церкви!

Ковбои, обгоняя друг друга, принялись поспешно ретироваться со двора. Угроза привести шерифа и священника, очевидно, произвела на них даже более сильное впечатление, нежели ружейная пальба.

— Как вы себя чувствуете, мистер Воф-Ху? — заботливо поинтересовался Джим, наклоняясь ко мне с седла. — Садитесь сюда, позади меня, мы отвезём вас на станцию. В полночь прибывает поезд, направляющийся на Запад.

Уже темнело, должен вам заметить.

— Мой саквояж, — неловко пробормотал я, не глядя на Деллу. Мне невыносимо было думать о том, что эта красавица видела меня в столь непотребном виде.

Джим повелительно кивнул всё ещё топтавшемуся тут же хозяину гостиницы. Тот исчез, чтобы через несколько минут снова появиться во дворе, неся мой саквояж на вытянутых руках — так, словно боялся уронить. Внутри ещё перекатывалась пара пузырьков моего чудодейственного снадобья, рискуя разбиться и залить наборы Гименея.

Я кое-как взобрался на круп коня позади Джима, крепко ухватив его за пояс одной рукой — в другой был зажат саквояж, — и через полчаса тряски по пыльной дороге мы оказались на станции.

— Мы подождём поезда и проводим вас, — успокаивающе сказала мне Делла, спрыгивая с лошади. Похоже было, что она не видит в ситуации ничего неловкого, и я немного успокоился. Напин Сапа и Джим тоже спешились.

— Почему у вас такое имя? — не отставала Делла, с любопытством уставившись на меня. — Вы индеец по крови?

Напин Сапа вдруг оказался рядом со мною и с силой дёрнул меня за всклокоченные длинные волосы. Делла и Джим не успели его остановить. Я протестующе взвыл, но было уже поздно — в руках у него оказался мой чёрный парик. Он сунул его мне, наконец усмехнувшись, и произнёс:

— В этих местах опасно быть или слыть индейцем, мистер ученик Эс. Ку. Лаппа.

— Вовсе не ученик, я же сказал… — пробормотал я, прижимая к груди парик и саквояж. — Я… учту это на будущее.

— Да, там, куда вы приедете. И постарайтесь больше не попадать в такие вот истории, — серьёзно кивнул Джим. Губы его подрагивали, будто он с трудом удерживался от улыбки, да так ведь оно и было. — Есть ли у вас деньги на билет?

Опомнившись, я долго и безуспешно шарил по карманам своего испачканного помятого сюртука, а потом — в недрах саквояжа. Ничего, кроме пары благочестивых брошюр, остатков «Чудодейственной Микстуры», порошка от тараканов и набора Гименея.

— Эти мерзавцы меня ограбили! — возопил я, чувствуя, как к глазам подкатывают непрошеные слёзы. Это было уже слишком. Как же я уеду?

Джим и Делла переглянулись, и Делла кивнула, как бы в ответ на безмолвный вопрос мужа. Тот снова повернулся ко мне со словами:

— Мистер Воф-Ху…

— Джефф Питерс, — перебил я его. Перед этими благородно пришедшими мне на помощь людьми мне хотелось быть собой — странное желание, но непреодолимое.

Джим кивнул в знак понимания.

— Так вот, мистер Питерс, мы оплатим вам проезд до Денвера, не беспокойтесь. Как только придёт поезд, вы купите билет непосредственно у кондуктора.

Я откашлялся и сказал как мог более твёрдо:

— Я возьму у вас деньги, но исключительно в долг. Это дело моей чести, мистер Юнг.

Вот и вся история, случившаяся со мною в городке Сиукс, штат Колорадо, разбросанном у подножия Скалистых гор. И сейчас, когда я вам её рассказываю, я вижу перед собою всех этих людей — кудрявую красавицу Деллу, озабоченно склонившую набок свою хорошенькую головку, её серьёзного мужа с открытой доброй улыбкой и загадочного Напина Сапу, стоящего за их спинами, словно сторожевой пёс… или, лучше будет сказать, сторожевой волк. Но и он махнул мне рукой, когда поезд засвистел и тронулся.

А свой парик я выбросил в приоткрытое окно вагона, когда состав приблизился вплотную к горам.

Я перестал быть доктором Воф-Ху. Отныне я собирался распространять среди фермеров свой персональный магнетизм, будучи маркизом Дю Плесси, потомком луизианских аристократов.