Октябрь 1993 года, как я его помню

Аркадий Кузнецов 2
 

  3 октября я был в Царицыне с Сергеем Садовниковым, закончившим в том году школу и недавно приходившим в музей. Мы осмотрели восстанавливаемые дворцы и павильоны,  фотографировались на фоне пока ещё заброшенного павильона Нерастанкино. Говорили о разном, в том числе и о недавних событиях.
  - Руцкой и Хасбулатов просто не могли прийти к власти в советское время,  и поэтому сейчас они себя так ведут,  - говорил Сергей.
   Был солнечный тихий день,  и не верилось, что всего через несколько часов это спокойствие может взорваться. Вернувшись домой, я собирался сесть за свои рукописи, и тут по радио стали передавать сообщение о прорыве толпы "непримиримой оппозиции" к Белому дому, а затем - о том, что разбежалась милиция и Руцкой призвал идти на Останкино и Кремль. При всей казавшейся нелепости ситуации стало тревожно. Но вот уже и в самом деле -штурм мэрии и "Останкино", прекратилось радио- и телевещание... Я почувствовал единственный раз в жизни, что как-будто из-под ног уходит почва. Ставится под угрозу всё будущее. Что нужно делать? Бежать,  извините, некуда. Оставаться дома, как предложил Лужков? Но вот снова заработали информационные каналы. Или ехать в центр, как предложил Гайдар? Нужно сопротивляться,  хотя бы выйдя на улицу,  думал я. Обзваниваю знакомых,  но не нашёл среди них понимания того,  как поступить. 
  В августе 1991 года люди защищали, по существу,  только идею свободы, ещё не утвердившейся до конца. Теперь есть что защищать вполне конкретно - своё дело, свои планы, те принципы жизни, когда знаешь, что делать и сам этим распоряжаешься...
  Рисковать жизнью нельзя - пока никто меня не заменит в "Искателе" и будущей школе. Но надо быть там, где люди показывают, что не хотят междоусобицы и мятежей тех,  кто думает лишь о власти. Но мама закрыла передо мною дверь, и я не смог покинуть квартиру до окончания работы метро.
  Это была единственная ночь,  в которую я совершенно не спал. Едва открылось метро,  я всё-таки ушёл из дома и поехал, как мне казалось, куда нужно - на Красную площадь.
  В седьмом часу утра в Китай-городе - только покинутые начатки баррикад и почти ни одного милиционера. У бывшего Моссовета - не так уж много людей,  но все знают, зачем сюда пришли. Все ждали выступления президента. Вскоре раздалась канонада в ясном небе и показался дым - все поняли,  что начался обстрел Белого дома. Тогда мало кто из москвичей считал, что этого не нужно делать.
  С балкона выступали Минкин, Гдлян, некоторые другие известные ещё по 1991 году люди. Кто-то играл на гитаре,  кто-то строил баррикады. Потом узнал, что где-то рядом были некоторые педагоги из "Радуги", но тогда не нашёл ни одного знакомого. Раздавались предложения - когда мятежники вот-вот (так думали) сдадутся, всем пойти на Красную площадь и отпраздновать ещё одну победу демократии. Но это не нашло одобрения. Помню, я отозвался: "Сколько можно Дней победы?"
  В первой половине дня съездил в свой центр внешкольной работы, затем вновь вернулся на Тверскую. Увидел там сидящих и поющих на баррикадах каких-то совсем молодых людей и понял,  что, по большому счёту, всё кончилось.


Приложение.

     Не будет ли интересным черновик моего частного письма от декабря 1993 года, который я случайно нашёл? Напомню: прошли первые выборы в Думу, где неожиданно победила партия Жириновского. Вот что тогда пришло в голову:
 
     Прежде всего хочу ещё раз сказать, что нельзя было назначать выборы по партийным спискам.(...) Я три месяца повторял: в новом парламенте должны быть профессионалы. И вот теперь избираются не только непрофессионалы, но вообще невесть какие люди, завербованные Жириновским. Посмотрите — по спискам, где голосовали за отдельных людей, победили всё-таки бОльшие профессионалы. Голосовать надо было за людей. К выборам по партиям мы ещё не готовы…
      И ещё:
     А игры в развитую демократию, превращающуюся в дебилократию, опасны, когда демократия не осознана до конца как способность самому отвечать за себя. И последнее. Непохожи на хозяев страны те, кто не голосовал — вполне приличные люди, просто открестившиеся от этого. Их позиция много стоила.
 
      Ну, как это сейчас читается?