Дети Энштейна. Глава 2

Владимир Васильевич Анисимов
 Глава 2.

           Случившиеся выходные начинались не совсем так, как хотелось бы. Дождался подходящего трамвая, и ступил в полупустой вагон. Билетов при себе не было, а проездной еще не купил. Вспомнилось, как будучи студентами, нарвались на контроль, и нас возили в депо платить штраф по рублю, записывали паспортные данные и грозились сообщить в деканат. Под компостером все так же разбросаны использованные билеты, ничего не поменялось.  Поднял самый чистый, присел у окна и закрыл глаза. Пять раз в неделю спускался на «копейке» до Старого рынка, пересаживался на «семёрку», идущую до лыжной базы в бору, где занимался в лыжной секции. А что если пройтись по маршруту? Я высадился на конечной, и с удивлением обнаружил, что седьмой маршрут временно закрыт по причине ремонта линии. Цены в рыночных рядах также не располагали к поискам и, оставив все на потом, пешком направился в обратную сторону. Все свои сбережения за последние два года враз потратил в Новосибирске на бэкашку – бытовой компьютер, но так его и не запустил, что - то щелкнуло внутри, и пошел дым. Завтра, пожалуй, разберу и вернусь на рынок прицениться к деталям. Сколько помню – этой дорогой частенько бегали студентами на рынок за картошкой и растительным маслом, и сейчас, прокладывая обратный путь, с удивлением всматривался в происходящие вокруг перемены. Пропал любимый старый кинотеатр, и на его месте поднималась почти достроенная высотка. В ранее уютном парке теперь зазывал к себе двухэтажный кавказский ресторанчик, а на перекрестке за бетонным забором громыхала отбойная машина. Что же здесь было? Я не помнил. Перескочив на противоположную сторону улицы, закрылся от ветра воротом плаща и поспешил к себе на новую прописку…

             Рыжик встретил жалобным мяуканьем, я поднял его к лицу и прижал к щеке. Носик у сожителя был сухим и горячим, правый глаз заплыл и слезился. Разболелся, бедняга. Неужели просквозило вчера? Смочил заваркой край полотенца и протер ему глаза. Где – то был аспирин, нужно бы добавить в молоко. За окном снова вовсю хлестал дождь. В потоках воды, стекающей по стеклу, начинали зажигаться огни вечернего города, а этажом выше резал уши тяжелый рок. Все как прежде - долгие вечера в одиночестве, короткий сон под низкие частоты, как будто - бы и не съезжал из общаги строительного техникума в райцентре. Там, для третьекурсников, преподавал информатику, а в местной школе - физику в старших классах. Но техникум вдруг закрыли, а общежитие собрались переделывать под дом престарелых.  Места в нем мне не нашлось, как и лишних часов в школе. Удерживать меня никто не стал, и в памяти вдруг явилась знакомая дорога в обратную сторону. Рыжик клубочком расположился в углу дивана, и, кажется, заснул. Тревожить его было выше всяких сил, я вытянул ноги и погрузился в тяжелый рок. Никогда не увлекался музыкой, раза два в жизни неуклюже потолкался на дискотеке, и один раз посетил филармонию по бесплатному месячному абонементу. Поэтому, наверное, и не нажил себе друзей. Родителей потерял еще в детстве, а немногие родственники проживали где – то на азовском побережье.

          Утро во второй раз получилось с солнцем. Накормив кота и заварив крепкий чай, настроился чинить компьютер. Из того немного нажитого, что имел при себе, разложил на столе черный кожаный чехол с дорогим мне инструментом. Я выменял импортный набор у слесаря в техникуме за литр зубровки, которую иногда выдавали учителям по талонам. Внутри блока питания случилось замыкание, и диодная пара совсем выгорела. Все остальное казалось исправным, и я засобирался на рынок. Воскресный трамвайчик весело уносил меня вниз по проспекту, навстречу контролю, ступающему во внутрь вагона с разных сторон на следующей остановке. Оставив на память новый проездной за два рубля, а на три - квитанцию о штрафе, веселый трамвайчик все же доставил меня до конечной остановки. День начинался ярко и разорительно – диоды нашел лишь по семьдесят копеек, да и те другого номинала. Зато обратно возвращался спокойно и с чистой совестью, удерживая в руке на всякий случай документ на право беспрепятственного перемещения по городу. Компьютер оказался вполне живучим, и вскоре в левом углу монитора заморгал зеленый курсор. В этой его версии, по слухам, должен быть вшит Фокал, и еще несколько графических операторов. Именно по этой причине я поехал за ним в Новосибирск, да и фокалить, т.е. программировать, было намного проще. Будет чем занять себя по вечерам, да и по ночам тоже. Кроме синего табурета, в комнате присутствовала подставка от трельяжа – она то и станет теперь надолго моим рабочим столом.

             Первый урок на сегодня отсутствовал. Запоминать все уроки в расписании даже не собирался, по опыту знал, что через неделю – две его опять поменяют. Так обычно начинается учебный год. В учительской поджидала завуч с неприятным сообщением – за неимением пока другой кандидатуры, приказом по школе меня отправляют классным руководителем в девятый Б класс, с доплатой за классное руководство в пять процентов от ставки. Да, в тот самый класс, где я в субботу провел физический эксперимент со своими часами. А также, выслушивая завуча, мне еще пришлось ознакомиться с тем фактом, что по положению школы классный руководитель обязательно должен в этом классе давать уроки, чтобы быть ближе к коллективу учащихся. Ну отчего же мой друг Рыжик оказался столь незаразным? Как захотелось вдруг полежать и поболеть до появления этой другой кандидатуры. Прозвенел звонок, и в учительской, кроме меня, проявилась еще пожилая женщина. Видел ее впервые, но, как показалось чуть ранее, она тоже явилась по мою душу, и вскоре я стал свидетелем ее престранного монолога:
      - Голубчик, это я просила директора о твоем назначении. Ты уж не обессудь – это не совсем моя прихоть, хотя тоже желала бы этого. Мой Эдя, незадолго до своего ухода, так уговаривал своих коллег найти ему на замену молодого и энергичного юношу. И как я вижу – Вы так подходите на эту роль, ой, простите меня, мы ведь, кажется, сейчас не в моем театре. Хотелось бы пожелать терпения и выдержки, быть настоящим другом для этих оболтусов, мой муж их так любил.

          И далее последовала несвойственная мне сцена, в которой была уготовлена роль всепослушного, и того самого, но не столь энергичного, юноши. Мы расстались, как мне помнилось, хорошими друзьями, и пообещали по возможности перезваниваться. Хорошо, что не переписываться. День был испорчен, как и вся наступившая неделя, после окончательного знакомства с расписанием, с печатью и подписью директора школы. Еще шесть часов в неделю плюсом – это был, конечно же, минус, но и прибавка к зарплате мне была бы сейчас так кстати. Четыре урока в первую смену, и шесть во вторую, показались изнурительно долгими. Семиклашкам объяснять в первый раз, что такое физика, у меня получалось мучительно и трудно. В той, другой, школе я никогда этого не делал, а тут вдруг сразу в четырех классах одновременно. Да еще при полной дезорганизации класса, под разноголосый шум тридцати малолетних душ. Уже ближе к вечеру, разбитый и уставший, в последний раз за сегодняшний день, спустился в учительскую. Знакомая учитель математики собиралась домой, но перед уходом, скромно поинтересовалась – не меня ли назначили классным в девятый Б? Зачем спрашивать, ведь приказ вон висит, - хотелось кричать ей. Но она, нисколько не удивляясь моим эмоциям, донесла то, о чем мне предстояло провести в размышлениях не только остатки вечера, но и всю ночь:
      - Берегитесь, это ведь дети Энштейна!

         Вечером обнаружил, что из крана течет теплая вода. Хоть что – то доброе за весь день. Попробовал набрать ванну, но вода в ней вдруг получила зеленоватый окрас. Да и, пока набирал, совсем остыла. Залезать в такую воду пока не решился, подожду еще пару дней, или схожу в баню. Рыжик нашел себе новую лежку - на мониторе. Еще вчера он долго сидел рядышком на тумбочке, а перед моим отключением осмелился на него запрыгнуть. Я не возражал, все лучше, чем мешаться на диване в ногах. Свесив лапу вниз, он казался безучастным к происходящим внизу событиям, да и не было у меня привычки громко стучать по клавишам. Разве что справочник по Фокалу слегка раздражал его, когда перелистывал очередную страницу. В новой школе был компьютерный класс, но занятия в нем проводились пока раз в неделю, и то в старших классах. Кажется, что вел уроки преподаватель из пединститута. Может я его знаю? В годы моей учебы такой предмет еще не изучался, а посему был я самоучкой с трехлетним стажем. По понедельникам в старой школе у меня не было уроков, и почти весь день пропадал в техникуме. Года два назад закупили «Ямахи», и мы с инженером подолгу засиживались в его кабинете. Именно там я впервые начал преподавать информатику.  Завтра в девятом Б стоит урок физики в первую смену, а у меня нет даже учебника, не говоря уж о плане урока. Если будут проверять планы – буду увольняться. Но купить толстую тетрадь надо – бы, все не удержать в памяти.

         Девятому Б меня представлял сам директор школы, мужчина среднего роста и крепкого телосложения. Как потом мне рассказали – член городской команды по спортивной гимнастике, в прошлом. По такому случаю я приоделся: единственная синяя рубаха и слегка длинноватые брюки были пристальным объектом для исследования команды начинающих ученых, с непередаваемым интересом вникающих в происходящее перед ними представление. Закончив перечислять все мои скромные доблести, директор, чего я ожидал с нетерпением, перешел к заключительному этапу своей речи, и заговорил о преемственности поколений и трудной работе учителя, и что ему очень хотелось бы, что бы я заменил этим оболтусам их давнего и любимого учителя, Эдуарда Натановича Шапиро. Перед тем как распрощаться и пожелать мне удачи, он пристально оглядел класс, но поднятая детская рука ввела его в легкое раздражение:
      - Что Крымову непонятно?
      - Мне непонятно, как лаборант будет нам рассказывать о великих открытиях в области физики?
         Наступила непрогнозируемая пауза. Уж лучше бы до конца урока, - подумалось мне, но главный школьный начальник вдруг начал вещать, что я не только лаборант, но и учитель со стажем работы, выпускник нашего родного педагогического института, в котором меня рекомендовали как отличного в прошлом студента. Рассказав про меня еще много нового и мне неизвестного, директор наконец – то закрыл за собою дверь, и дал понять, что пора уже начинать урок, хотя по времени - скорее заканчивать. Я представился ребятам еще раз, и до самого конца урока, не заглядывая в тетради, в подробной и доступной форме, с именами и фамилиями, изложил суть выполненной ими накануне практической работы, оцененной лишь двумя пятерками и без троек. Наступившая затем тишина закончилась только по звонку, но прежде, чем случилось это событие, с последних парт мне послышалось – ни фига себе!