Вчерашний день в университете закончился на мажорной ноте. Студенты участники театральной студии с большим успехом показали спектакль «451 градус по Фаренгейту» по бессмертному роману Рэя Брэдбери.
Но сегодняшнее утро началось с весьма необычного события, которое некоторые его свидетели расценили как продолжение спектакля, но уже в реальной жизни.
К окнам библиотеки, выходящим на улицу, подогнали грузовик, и в его кузов полетели пачки и связки с книгами.
– А что это вы выбрасываете? – вопрошали любопытные преподаватели и студенты.
– Библиотеку ликвидируем, – сбрасывая очередную пачку, отвечали из окон библиотекари, выполнявшие на этот раз роль грузчиков.
– Но зачем?..
– Новый ректор объявил тотальную и бесповоротную цифровизацию.
– А книги куда? – не унимались любопытные.
– Кто его знает? В макулатуру, наверное.
Одна связка развалилась, и книги, минуя кузов, попадали на асфальт.
– Ой, да это же Сартр! – воскликнула одна из преподавательниц.
– А вон альбом Куинжи! – ахнула другая.
– И Клода Моне! – добавила третья.
– Боже мой, Мандельштам, Бродский, Бодлер… и все в макулатуру! Какой ужас! Что вы делаете, варвары!
Два библиотекаря вылезли из окна на улицу и, не обращая внимания на ахи и вздохи зрителей, побросали рассыпавшиеся книги и альбомы в кузов.
Студенты все это время активно снимали акцию на свои смартфоны, чтобы потом сообщить всему миру.
Когда машина была набита под завязку, она уехала, но спустя час вернулась за следующей партией. Акция продолжилась. На сей раз число зрителей увеличилось в несколько раз. Волна возмущений возросла многократно. Преподаватели хватались за голову, за сердце и без конца повторяли: «Новая метла метет по-новому»; «Подумаешь цифровизация! Но нельзя же так поступать с книгами!»; «Какое варварство!»; «И это в ХХI веке!»
– А что будет на месте библиотеки? – спросила какая-то женщина.
– Говорят, элитная столовая, – ответил кто-то всезнающий.
– А библиотекарей куда? В повара?
– Как бы не так! Уволят без суда и следствия!
– Это еще не все, – добавил всезнайка. – Издательство тоже собираются ликвидировать со всеми сотрудниками. А на его месте какое-то элитарное заведение организуют, закрытого типа.
– Это что же и Семена Петровича уволят, нашего заслуженного ветерана? До пенсии не дадут доработать?
– Да плевать они хотели на Семена Петровича!
– Что же все-таки будет с книгами? Куда их отвезут? – вопрошали вновь прибывшие зрители.
– А я вот сейчас Маргарите Васильевне позвоню, – воскликнула одна из преподавательниц. – Уж она-то все знает.
– Маргарита Васильевна, милочка, ужас-то какой творится! Библиотеку уничтожают! Я в шоке, работать не могу, валидол принимаю… Что же будет с нашими книгами?
– Что вы говорите! Боже мой! Боже мой!
– Ну что, что она сказала? – закричали со всех сторон, едва преподавательница оторвала телефон от уха.
– Ой, дайте в себя прийти!.. Такое даже во сне не приснится. Ужас, ужас! Книги увозят на какое-то предприятие, где с них сдирают обложки, бросают в чаны с водой и варят грубую оберточную бумагу.
– Это такой Дахау для книг придумали? Или Бухенвальд? – тут же отреагировали в толпе.
– Нет, у нас это называется Китап Кирдык, – поправил какой-то острослов.
Слухи об уничтожении библиотеки, облетев весь университет, достигли ушей вчерашних участников спектакля и те приняли неожиданное решение. Они облачились в театральные костюмы, в которых вчера выступали на сцене, окружили грузовик и принялись декламировать отрывки из спектакля «451 градус по Фаренгейту»:
– А еще я думал о книгах, – произнес актер во всем белом. – И впервые понял, что за каждой из них стоит человек. Человек думал, вынашивал в себе мысли. Тратил бездну времени, чтобы записать их на бумаге. У кого-то, возможно, ушла вся жизнь на то, чтобы записать хоть частичку того, о чем он думал, того, что он видел. А потом прихожу я, и – пуф! – за две минуты все обращено в пепел.
– …книга – это заряженное ружье в доме соседа, – продолжил актер во всем черном. – Сжечь ее! Разрядить ружье! Надо обуздать человеческий разум. Почем знать, кто завтра станет очередной мишенью для начитанного человека? Может быть, я?
– А вы когда-нибудь читаете книги, которые сжигаете? – спросила юная актриса.
– Это карается законом, – ответил тот, что в белом.
А актер в черном добавил:
– Это неплохая работа. В понедельник жечь книги Эдны Миллей, в среду – Уитмена, в пятницу – Фолкнера. Смотрите. Берем страничку. Поджигаем первую. Затем вторую. Огонь превращает их в черных бабочек. Красиво, а? Теперь от второй зажигайте третью, и так, цепочкой, страницу за страницей, главу за главой – все глупости, заключенные в словах, все лживые обещания, подержанные мысли, отжившую философию!»
Зрители в ответ стали энергично аплодировать. На шум появилась секретарша ректора. Оценив обстановку и ничего не сказав, она ушла. Но через минуту возле грузовика возник охранник.
– Это что, демонстрация протеста? – спросил он у актеров студии.
– Что вы! Мы просто играем сцены из спектакля.
Судя по выражению лица, охранник впал в замешательство. Постоял, послушал, но так ничего не поняв, стал кому-то звонить. Через пять минут рядом с ним вырос старший охранник.
– Вы кто такие? – спросил он артистов.
– Мы актеры театра-студии, репетируем сцены из спектакля.
– Кто вас на это уполномочил?
– Никто. Мы сами.
– Самим не положено. Идите в свою студию и репетируйте хоть до посинения. Иначе я вызову полицию и вас закроют в обезьянник.
Но артисты не собирались уходить. Тогда охранники стали уводить их, слегка подталкивая в бока и в спину.
Уходя, один из актеров повернулся и, вытянув вперед руку, чуть ли не ткнув указательным пальцем в живот старшему охраннику – человеку весьма плотного телосложения – продекламировал:
«Через час отсюда в тихий переулок
Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…»
Второй актер процитировал другого поэта:
«Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем».
Зрители в накладе не остались и поддержали:
«Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой последний приходит, буржуй».
Наконец, актеров выдворили.
– Граждане охранники, это что за безобразие здесь творится? – выкрикнул кто-то из толпы.
– Никаких безобразий, – невозмутимо ответил старший охранник. – Люди выполняют распоряжение руководства университета.
– Что это за идиотское распоряжение?!
– Приказы начальства не обсуждаются. А вы вообще кто такие?
– Преподаватели.
– Вот идите и преподавайте! Не надо мешать работать.
Он повернулся к своему подчиненному и распорядился:
– Мухаметкулов, оставайся здесь и бди. А я сейчас подмогу тебе пришлю из третьего корпуса. Смотри чтоб никаких выступающих не было. И чтобы ни одна книга не была похищена. Головой отвечаешь, понял?
Едва он ушел, какая-то шустрая бабка в очках, по виду бывшая интеллигентка, подбежала к грузовику и, невзирая на свист над ее головой вылетающих из окна тяжелых пачек, вытащила из под колеса грузовика томик Ходасевича из серии «Библиотека поэта» и бросилась бежать, прижимая бесценный трофей к тощей груди.
Но бдительный охранник из страха потерять единственную голову, догнал беглянку, вырвал книгу и забросил в кузов.
– Нехристи! Фашисты! – крикнула бабка.
– Бабуля, сейчас полицию вызову, в обезьянник отправлю, – пригрозил охранник.
Тут к нему явилось подкрепление. Второй охранник имел внушительный вид: смуглый, коренастый, с короткой шеей, сросшимися бровями и низким лбом. В глазах читалось лишь одно: «Никого не пощажу».
– Боже мой, из какого аула прислали этого охранника? – воскликнул кто-то из зрителей.
– Да какой там аул, он с дерева только что слез!
Второму охраннику такие комплименты явно не понравились и он решительно двинулся к собравшимся. Но те, оценив свои возможности, быстро покинули место действия.
Возмущения, причитания, ахи и вздохи прекратились. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь ударами пачек с книгами о дно кузова. Некоторые книги при ударе рассыпались на отдельные листочки, ветер подхватывал их и бросал на асфальт, дополняя узор из опавших осенних листьев и усиливая грусть по ушедшему навсегда лету этого года.
«Ничто не вечно в этом мире, – говорил этот узор. – Даже то, что умерло преждевременно, не своей смертью и могло бы еще послужить не одному поколению.
И не прошло и полгода, как этот жестокий закон природы подтвердился – свидетели уничтожения библиотеки, так возмущавшиеся, расстраивающиеся, дошедшие до оскорблений библиотекарей – исполнителей приказа – забыли об уничтоженном хранилище знаний и больше не вспоминали. Лишь старые преподаватели, ностальгируя о прошлом, порой приговаривали: «Эх, какая замечательная библиотека у нас раньше была!»