Хрущевке, стоявшей на Шеронова 63, не спалось. Обычно в тревожные ночи она считала мигания дворового фонаря, починить который никто не удосуживался с распада Союза. Крыша едва различимо поскрипывала: «Тысяча один, тысяча два»… Не помогало. Сна не было ни в одном оконце! Где-то в подвале посапывали котята. Полчаса назад они еще носились по сырому помещению из угла в угол. Их неугомонная беготня хоть как-то занимала несчастную Хрущевку, но, увы, ничто не бывает вечным. Конечно, она могла бы разбудить непосед шумом в трубах, но мучить малышей ради собственной забавы – дело недостойное для советского здания. Печально вздохнув незакрытыми форточками, она окончательно утратила надежду на сон. Оставалось лишь ждать первых лучей солнца.
«Еще немного и утро наступит» - думала Хрущевка. Прошло пять минут. Десять. Двадцать. Разменялся час. Восходом и не пахло. Время, подобно российским стройкам, тянулось до ужаса медленно. Здание начало скучать. Через дорогу стояла соседка. Несколько месяцев назад у нее расшатались болты, державшие водосточную трубу, из-за чего «старушка» начала страшно храпеть по ночам. Тем не менее, во дворе стояла подозрительная тишина. «Не спит что ли?» - пронеслась неловкая мысль у Хрущевки. С одной стороны, вдвоем коротать ночь веселее и спокойнее, но с другой… Отнимать законное время отдыха у коллеги – кощунство! . Недели две назад к ней, на пятый этаж, заехали десять строителей из Таджикистана. Мужчины, конечно, старались вести себя потише, но, к сожалению, получалось это у них не всегда. Часто они заходили в подъезд с огромными мешками цемента и ведрами краски. На подходе к квартире труженники «переводили дух», громко бросая материалы на пол. Соседка Хрущевки как-то обмолвилась, что от такого скоро «поедет крышей». «Пусть отдыхает» - подумала наша бессонная знакомая, однако, когда утро не наступило и через пятнадцать минут, она стыдливо прошуршала шифером:
-Подруга, не спишь?
-Уже нет, - недовольно приоткрыло шторы здание напротив, - чего хотела?
-Да так, поболтать…
-Время, конечно, выбираешь замечательное!
-Ну, не спится никак! Мысли тревожат! Ты прости, что разбудила…
-Не извиняйся. У меня в сорок пятой молодожёны. Знакомы шесть месяцев, а уже свадьбу сыграли. Съехались недавно, а тут и выяснилось, что муженек зубную щетку на раковину кладет, а не в стаканчик ставит. Ссорятся каждый вечер. Крику до трех утра – минимум. Думаю, разведутся скоро, а пока – машу сну незакрепленной трубой, прости меня Никита Сергеевич.
-Да уж, не позавидуешь.
-Ну ладно я! Ты-то чего не спишь? У тебя что ни квартира, то семья интеллигентов. В десять ложатся – в семь встают. Да и в аренду, по-моему, только в третьем подъезде двушка сдается…
-В четвертом! – Скромно поправила Хрущевка.
-Да не суть. Лучше скажи, чего тревожишься, милая?
-Ох, не знаю, если честно. Вроде бы ерунда, а как вспомню, так в дрожь бросает…
-Ты, давай, ближе к делу. Нечего кабель тянуть.
-В общем, приехал к моим в сто третью сын-студент из Москвы. Все как всегда – встретили, отец руку жмет, мать плачет от радости, стол накрыт, бабушка из Южного на всех парах мчит. Ну, он вещи разложил, умылся, полежал немного. Наконец, звонок в дверь. Старушка поднялась – все в сборе. Сели обедать. Мальчишка сначала про сессию рассказывал, потом про общежитие – ничего необычного, а потом… Отец спрашивает, мол, как там столица развивается, а сын ему: «Нормально, строится потихоньку. Вот запустили проект реновации»…
-Чего-чего? – Удивленно заскрипело здание напротив.
-Ну, я тоже сначала не поняла, а потом прислушалась и… В общем, они там, в Москве, хрущевки сносят и новыми домами город застраивают!
Оба дома замолчали. Соседка нервно потрескивала шифером, будто бы пытаясь подобрать выражение посдержаннее.
-А это им, прости меня, для чего нужно?
-Сама не пойму. Студент вроде бы сказал, что «город хорошеет»…
-Без хрущевок хорошеет что ли?
-Ох, не знаю, подруга. Он как эту ерунду сказал, так у меня словно трубу прорвало – ни о чем думать не могу. Все боюсь, что и до нас дойдет эта «реновация»…
-Сплюнь, дура!
Хрущевка три раза отбила дверью крайнего подъезда слева – повезло, что домофон уже как несколько дней не работал.
-Нет, ну они там совсем ум потеряли! – Продолжала возмущаться соседка. – Это как можно город украшать, оставляя его без нас? В чердаке не укладывается! Да Кремль пусть снесут лучше с ГУМом вместе!
-Ты так про Кремль не кричи, а то услышат…
-Да плевать я хотела на то, кто там и что услышит! Я вот Москву без Хрущевок – не представляю! И Россию тоже. Без ГУМа – представляю. Без дворца зимнего – представляю. А вот без нас – нет! А они вот так, значит!
-Успокойся, милая. Вдруг не дойдет до нас…
-Дойдет, не дойдет – какая разница! Тронули одного – тронут всех! Ну, проснутся коллеги – обсудим коллективом реновацию эту! Такого, подруга, оставлять без внимания никак нельзя! Они еще пожалеют… Сносить нас вздумали!
Бедная Хрущевка с ужасом слушала сетования соседки. От волнения у нее даже сломались домофоны в трех оставшихся подъездах, от чего каждое слово собеседницы сопровождалось дружным похлопыванием дверей. «Я ведь всего лишь хотела поделиться переживаниями» - тревожно подумала она, - «откуда столько рвения поменять еще не наступившую ситуацию? Ох, и заварила, чувствую, кашу…»
Каша, однако, заваривалась постепенно. Дома-соседи просыпались по-разному: кто-то вставал вместе с владельцами собак, другие открывали окна от утренней зарядки жильцов, а третьи, кому посчастливилось стать «совиными гнездами», зашумели дверьми ближе к десяти. Каждая вышедшая из дремы хрущевка начинала свой день с волнующего шепота ближайшего коллеги: «А ты слышала…».
Новость снежным комом неслась по Хабаровску.
Соседка пересказала слова студента всем домам на Шеронова достаточно точно. Те передали знакомым с Ленина, а они, в свою очередь, поделились переживаниями с друзьями на Гоголя, Пушкина и Постышева. Где-то на Запарина слух встретили с особым интересом. Там располагалось здание под номером одиннадцать, в котором жил краевой депутат Ильинский. Хрущевка, приютившая в своих стенах политика, слушала коллег без особого интереса:
-Тоже мне, открыли Америку! – фыркнула она, - Я об этой реновации давно слышала. Права шероновская, у нас на Дальнем Востоке такое тоже планируют. Где-то в конце года начать хотят. Говорят, мол, в Москве эта практика себя хорошо зарекомендовала. Это еще в январе обсуждалось, просто мне тревожить никого не хотелось. Трубами клянусь!
Страшные вести потекли в Южный микрорайон. Там, на Краснофлотской, стоял захудалый домишко, рядом с которым не было ни школ, ни супермаркетов. Услышав в пересказе слова хрущевки из центра, он громко зашуршал шифером:
-А ведь все сходится! У меня как раз три семьи съехало, а новые жильцы так и не появились! Видимо, готовятся люди, больше нашего знают! Ох, поровняют мои стеночки с землей…
Переживания бедолаги волной захлестнули весь город. Когда новость дошла до Северного, уже ни у кого не было сомнений в том, что администрация решила попрощаться с советским наследием. Все указывало на плачевный исход судьбы жилых домов: слова вернувшегося из Москвы студента, мнение депутатского здания и начало отъезда постояльцев с Краснофлотской. Одна за одной хрущевки встревоженно повторяли: «Нужно бежать!».
К трем часам новостной снежный ком вернулся на Шеронова. Запустившее слух здание с недоумением слушало интерпретацию собственных же слов.
-Как это бежать? Куда это бежать? Мы и не умеем вовсе…
-Ничего, научимся! – Перебила ее соседка. – Как-нибудь вприпрыжку и покинем город. Уж лучше в лес уйти, чем дать себя снести.
-Да ведь никто и не собирается сносить… Мальчик только про реновацию рассказал…
-Ну, и он всего знать не может! – Категорично парировала собеседница. – А в городе здания поумнее тебя и меня есть. Особенно те, что поближе к городской администрации. Так что – бежать и точка, подруга. Не ценят нас, милая, не ценят!
Большинство хрущевок Хабаровска были единодушны: уйти – необходимо. Чем быстрее, тем лучше. Начались дискуссии о том, как дома станут покидать привычные дворы: кто-то предлагал перекатываться, другие – съезжать по склонам, а третьи недовольно цокали, подмечая, что оба варианта – ерунда. В размышления грозно вмешалась соседка: нужно прыгать! Сначала важно раскачаться из стороны в сторону, а потом, когда земля уступит настойчивости фундамента, хорошенько повести корпусом вверх, и так каждый раз. Коллектив хрущевок счел этот метод наиболее верным. Читая оды советским архитекторам (ну в какой еще стране соорудят дома, способные сбежать от собственных хозяев), они медленно стали задумываться о главном вопросе: а куда, собственно, им идти? Точку в размышлениях поставило здание с Тихоокеанской, в чьих стенах жил старик-востоковед:
-Уйдем в Китай! Там товарищ Си! Там то же, что у нас пятьдесят лет назад! Коммунисты своих в беде не бросят! Крепки интернациональные узы!
Хрущевки встретили предложение одобрительным скрипом водосточных труб. Лишь знакомая нам соседка скептически уточнила:
-А ты дорогу-то найдешь?
-Конечно! Нам до Благовещенска, а там, через Амур – и сразу в городе китайском будем!
В пять часов поступило указание от Сусанина с Тихоокеанской: пора в путь. В квартирах еще оставались люди, однако дома решили не тащить за собой тех, кто набрался наглости их сносить. Многие бесцеремонно выплевывали ничего не понимающих жильцов из окон. Рассерженные постояльцы пытались стучаться в двери подъездов, но здания не собирались проявлять милосердия. Наша Хрущевка со скрипом согласилась на побег. Несмотря на подстрекательства соседки, она до последнего сомневалась, однако возможность остаться одной в опустевшем городе до ужаса пугала встревоженную «зачинщицу» столь значимого события. Будто бы извиняясь, бедняжка укутывала семьи в ковры и, аккуратно разворачивая «узбекские чудеса», выставляла вчерашних владельцев на улицу. В последний раз взглянув на выселенных хабаровчан, Хрущевка сделала первый прыжок вниз к бульвару.
Она, конечно же, не до конца понимала, что происходит среди обеспокоенных зданий. Следуя за потоком коллег, Хрущевка недоумевающе глядела по сторонам. Бараки у торгового центра «На Пушкина» завистливо поглядывали на осмелевших революционеров. Они не знали о страхах беглецов, а потому, считали их отчаянными героями, бросившими вызов многовековой системе рабства. Один из покосившихся бедолаг воодушевленно крикнул бунтарям:
-Подождите! Я с вами!
Забыв обо всем, он окрыленно прыгнул вперед, однако деревянные стены не были готовы к подобной нагрузке. Разлетевшись на бревна и доски, барак продолжал смотреть в сторону убегающих хрущевок, печально думая о том, какие же великие дни уготовила им судьба. У вокзала к жилым домам обеспокоенно обратилась новостройка RicheVille:
-Куда же вы, братья? Я их всех не умещу!
-Беги с нами! – Выкрикнул кто-то из толпы.
Однако многоэтажка продолжила стоять на привычном месте. «Уж лучше беженцев принимать, чем идти непонятно куда!» - пронеслось у нее в крыше. Будто читая мысли модного комплекса, одна из хрущевок неодобрительно крикнула на прощание: «Буржуйка!». Побег было не остановить.
Они проскакали сотни километров, рассказывая в каждом городе на пути об ужасах реновации. Их коллеги, воодушевленные решимостью хабаровских домов и испуганные тревожным известием, присоединялись к маршу беженцев. Спустя несколько дней к берегам Амура подошли тысячи хрущевок. На набережной города, казалось, собрались все жители Благовещенска. Никто не верил в происходящее даже после того, как первый дом отчаянно сиганул в воды величественной реки. Дружной колонной здания направились в сторону Китая, где их встречали стеклянные многоэтажки. Вперед вышел востоковед с Тихоокеанской:
-Здравствуйте, коллеги из Поднебесной! Нас постигла участь реновации, то есть сноса. Никто не хочет прощаться с жизнью, а потому, мы решили переселиться к Вам. Надеемся, что великий Китай откроет нам свои двери. С радостью будем трудиться на благо общего коммунистического будущего!
Небоскреб недоверчиво окинул взглядом «дипломата».
-Строительство коммунизма, конечно – дело благородное, но лучше им заниматься в отдельно взятой стране. Россия – наш стратегический партнер, и вредить ей мы не намерены. К сожалению, принять вас не сможем. Были бы сталинками –придумать что-то и можно было, но к хрущевкам у нас отношение, конечно, нетеплое… Так что, коллеги, советуем разворачиваться в сторону востока, но лучше бы, вам развернуться в сторону Востока Дальнего.
Понуренные, дома заскакали в сторону Родины. Кто-то кричал, что в Северной Корее товарищ Ким Чен Ын не хуже, и что у них-то точно все то же, что у нас пятьдесят лет назад, но сил у зданий уже не осталось – уж очень их задел отказ азиатских братьев. И вот, беглецы снова на благовещенской земле. Стоят, оглядываются. Видят: вокруг людей – целое море! И все с плакатами: «Милые, возвращайтесь!». Посовещались коллективом. Делать нечего – нужно спешить в родные районы да жильцов в квартиры впускать. Разошлись хрущевки по городам привычным – кто куда. Постояльцы их встречают радостно, по стенам гладят, приговаривают: «Вот уж не думали, что свидимся снова!». Кровати заносят, ужинают, засыпают. Будто и не было никакого бегства.
Радуется Хрущевка на Шеронова – снова своих владельцев принимает. Окна закрываются – спать охота.
-Может, - к соседке обращается, - зря мы с ними так? Ну, не похожи они на москвичей с реновациями страшными…
-Ничего не зря! – Обрубает на полуслове, - Пусть знают, что Хабаровска без хрущевок быть не может. Да чего там Хабаровска! России!