В середине и до конца восьмидесятых были у нас с друзьями встречи два раза в год: на майские праздники и в сентябре. Мы выбирались на море, на «дикий пляж» - наше излюбленное местечко. Это небольшая бухточка, окормлённая скалами, с камнями в море и по берегу. И крупным песком. Ближе к западному краю, лежал огромный валун на довольно тонком основании. Это был наш стол. Неподалеку, мы готовили очаг: выкапывали яму в песке, обкладывали плоскими булыжниками. На дно стелили ветки, потом траву, потом разжигали огонь. Когда огонь прогорал, Алан укладывал на угли баранью ногу и ребрышки, замаринованные и обвязанные листьями. Сверху насыпался прогретый песок, и опять разводился костер. Над костром повисал чайник, сбоку ложились овощи. На стол стелилась бумажная скатерть, ставились тарелки. Раскрывались банки и баночки, открывались пакеты и пакетики. Пес Сеня ложился головой к костру, завороженно глядя на огонь, и временами, глубоко втягивал воздух, ловя аппетитные запахи. Пока чайник закипал, мы успевали искупаться в море. Сеня тоже резвился в воде, хватая соленые брызги мерного шевеления волн. Мимо проходили купальщики. Одни возвращались домой, другие, подобно нам, разжигали ночные костры. Чем прекрасен берег ночного моря – так это интимностью. Голоса звучат приглушенно, музыка звучит тихо, людского скопления нет и в помине. Из моря видны огоньки, привольно разбежавшиеся по берегу. А с берега – только 3-4 огонька в нашей бухте. Но вот, мы выбираемся на берег, завариваем крепкий чай, снимаем подрумянившиеся овощи. Алан раздвигает головни, раскрывает песок и достает щипцами сверток с ребрышками. От аромата кружится голова. Потом головни снова ложатся на место – для ляжки черед дойдет не скоро. Прибегает Сеня, отряхиваясь на бегу, садится около стола и умильно смотрит на нас. Он знает, что его не оставят без косточек.
Не знаю, как у других, но у нас ритуал начинается с чая.
-Ну, - традиционно говорит Женя, - Подняли чаши – пусть промочится горло священным нектаром! Настроим голосовые связки к долгой беседе!
Чай крепкий, душистый. Мы пьем чай, утирая пот с лица. «Чай с таком», как говорила мама в детстве. Сеня вылизывает листья, в которые были завернуты ребрышки.
Мы пьем чай в блаженном молчании. Время разговоров еще впереди. От выпитого чая, размягчаются мышцы, размягчаются сердца – и уходят прочь все волнения. И на душе ясное понимание: именно для этих встреч и следует жить на свете. Нас двенадцать друзей. Кто-то живет по соседству, кто-то уже уехал в другие места. Но сейчас, в данную ночь, мы сидим рядом. Мы разные – и по национальности, и по жизненному статусу, и семейному составу. Но есть нечто, что связывает нас – наша приверженность к магии слова.
«Ожерелье грез, рождается из жемчуга слов, нанизанное на нить ритма». Не помню, кто это сказал – но сказал верно. И именно для того, чтобы поговорить об этом, мы собираемся два раза в год.
Прошло уже больше 25 лет. Но я и сейчас считаю, что наши «философские посиделки под звездами» - это было прекрасное время. Сейчас многих уже нет в живых – съели «святые90-е». Двое уехали в Германию, двое – в Армению, один в Казахстане. Алан погиб в Чечне. Остальные погибли в России. Последним умер Женя. И еще судьба одного, мне неизвестна. Может быть сейчас, когда закончится вражда на Украине, отзовется он? Но тогда – мы этого еще не знали.
-Ну, отставили чаши – достали бокалы!
Тигран приносит из моря первую бутылку вина. Разливает по стаканам.
-Женя, тост!
-Пусть это будет не последняя ночь! Алан! Разрезай закуску!
Алан режет ребрышки, кладет их на тарелки, обносит всех овощами и лавашем. Удовлетворенно оглядывает стол, кивает одобрительно. Хадижа раскладывает ломтики сыра. Алан садится на камень, и только после этого, садится Хадижа. Они современные люди, но традиции в крови сидят. Поэтому, и платочек волосы прикрывает, и купаться при мужчинах не станет. Поэтому и борода растет у Алана. Но в спорах она никому не уступает.
А сейчас наступает время споров и дискуссий.
-Знаете, наш мир начинает опасно меняться, - задумчиво говорит Женя, потирая густую рыжую бороду, которую отрастил, став заниматься пчелами.
-Почему ты так думаешь? – Света отпивает вина, поглядывая на него.
-Я в последнее время, стал читать новую фантастику. И скажу вам, мне не нравится настрой писателей. Неуверенность появилась в будущем нашем. Книги стали все больше походить на западные: безысходность в жизни, деление на «своих и остальных». Бегство из реальности.
-Ну, нереальность в фантастике – это норма. Фантастика, сама по себе – это бегство из реальности.
-Не скажи, - не соглашается Борис. –Не бегство, а предсказание будущего. Это разные вещи. И Женя прав: не все так гладко в этом королевстве.
-Да уж! –Фыркает Борис. – «Говорят, принц датский потерял разум…» И на какой почве потеряла разум фантастика?
-Ты же писатель - вот и ответь.
Борис задумывается. Мы молчим, ждем ответа.
-Я же документалист, - начинает он. – Я историю описываю. Там другое: разгадать загадку времени, не перенося понятия нынешнего на прошлое. Иначе ложь будет сплошная. Или та же фантастика. Нынче в моду входит фантастика прошлого. Но, пожалуй, здесь ты прав: перенося героя в прошлое, писатель пытается нащупать ту точку, в которой произошел сбой системы.
-И где ты ее видишь?
-Все по-разному исчисляют: кто-то от Сталина, кто-то от революции.
-А ты?
А я, читая историю, могу одно сказать: во все времена ее, матушку, каждый под себя привык подстраивать. Мне через такие дебри пробираться приходится, что, порой, сам ничему не верю уже. Вот сейчас об Иване Грозном документы разыскиваю. А получается, что личность Ивана и то, что ему приписывают – совершенно не стыкуется между собой. А об истории до него – сплошные лакуны. Уничтожена вся история до него. Переписана заново. Про Петра и говорить нечего – он историю уничтожил, ломая Русь через колено. Вот где первый узелок завязан. Если до Ивана Грозного и были исправления, то с приходом Петра Первого, вся история вверх ногами перевернута была. И каждый последующий император, толику свою вносил. Ленин и Сталин меньше всего историю испоганили. А вот Хрущев – тот да! Мы еще наплачемся с его враньем. И сейчас историю начинают через колено ломать – вот в чем беда страшная. Потому, что это нас калечить будет.
-Вот и я об этом, задумчиво говорит Женя. – Ломать нас будут больно и жестоко. Фантасты это первыми почувствовали – они все провидцы, в какой-то степени.
-И что они видят?
-Войны, разброд, террор. И безысходность. Деление людей на касты, развал государств, рабство. Даже помещая героев в развитое, технически, пространство, самого человека там нет. Есть обеспеченное меньшинство – и нищая биомасса, лишенное даже названия «народ». Еще десять лет назад, главным был Человек, его поступки и служение народу и Земле. А сейчас – служение на свое обогащение. За счет других. Где убийство «лишнего» человека, не считается грехом. Где выживает тот, кто первым выстрелит, обманет, отнимет, вышвырнет прочь. Где нельзя доверять никому. Где малое «верховное» меньшинство, правит миром по своему усмотрению. И главное – не «человек созидающий», а тот, кто имеет денежную массу. Чем больше эта масса – тем больше прав у индивидуума. Человеком это уже не является.
Прошло много времени. В 90-е закончились наши встречи. Тенгиз уехал в Казахстан, где погиб в стычке. Света и Борис уехали в Германию. Арам с братом уехал в Армению, похоронив жену. Миша потерялся на Украине. Хадижа с детьми не дождались Алана со второй чеченской. Николай вернулся в армию.
А недавно Света сказала, что Борис выпрыгнул в окно. Она пытается вернуться в Россию.
Мы были из одной страны, которую разрушили и убивают по частям. Мы были разные по национальностям, разные по рабочим профессиям, разные по семейному положению. Но у нас была жизнь в стране, которой теперь нет.
Памяти моих друзей и моей страны – СССР- посвящаю я эти строки…