По произведениям Валентина Саввича Пикуля.
Елизавета велела выбить в память о Кунресдорфе особую медаль с надписью «Победителю над пруссаками», и медалью этой наградили всех участников сражения. Салтыкова при дворе не любили. Но торжество Европы после Кунерсдорфа было таково, что нельзя было не отметить командующего, и Пётр Семёнович получил патент на чин генерал-фельдмаршала…
С чувством перецеловав печати патента, Салтыков долго потом сидел в раздумьях, унылых и знобящих. Когда адъютанты спросили его о причинах неуместной сейчас печали, фельдмаршал ответил:
-Вознаградили так, что выше не взлететь. Но я уже стар, и по опыту жизни ведаю: опосля доброго – худого поджидай!
Победители стояли ещё вблизи поля битвы; они хоронили павших, чинили повозки и пушки, пили и гуляли. Очень много было пленных – так много, что их отдали австрийцам, дабы самим с ними не возиться. А 243 прусских артиллериста, как уроженцы Восточной Пруссии, сочли себя уже подданными России и прямо из плена встали у русских орудий. Было очень жарко в августе, тысячи погребённых трупов стали разлагаться, и со столь ужасной быстротой, что армии надо было уходить прочь…
Первый угар победы прошёл. Пора было браться за дело. Салтыков одним махом форсировал войска на левый берег Одера.
Австрийцы же, ссылаясь на решение своего гофкригсрата, снова заманивали Салтыкова в Силезию и Саксонию; взять Дрезден – вот цель их компании.
-А наша задача ина будет,-
говорил Салтыков:
-Не ради Дрездена война идёт. Надобно в Берлине сесть плотно и оттуда, из самого нутра Фридрихова, продиктовать королю те условия капитуляции, каковые мы пожелаем. Австрияки же более о своих огородах пекутся, где у них репка растёт. Но пущай Конференция мне башку с плеч снимет, а в Силезию репки рвать не пойду!
Своими силами Салтыков не мог совершить успешное занятие Берлина: армия России потеряла много крови, припасы её были расстреляны при Кунерсдорфе, провиант кончался.
-Если сейчас Даун не придёт,-
рассуждал фельдмаршал:
-Тогда, спрашивается, на што мы столько людей здесь угробили? У нас была цель ясная – Берлин! А в рекруты мы венцам не нанимались, дабы, Фридриха пужая легонько, на околицах Европы артикулы разные выкидывать…
Наконец к Салтыкову опять прибыл Лаудон.
-А мне советчики не нужны,-
заявил ему фельдмаршал.
-Даун не замедлит прийти сюда,-
утешил его Лаудон.
Стали ждать подхода армии Дауна. Одна неделя прошла, вторая, третья… Уже лист в трубочку свернулся, поля оголились. И вот через семь недель прибыл Даун, но один (без армии!), чтобы попировать в шатрах русской ставки.
За обедом Салтыков убеждал венского командующего: резон войны есть коалиционная победа над Пруссией, а не земельные приобретения для венской императрицы… Подвыпив, старик так и брякнул прямо в лицо высокомерному Дауну:
-Не спешите вы курфюршества делить! Мои солдаты два сражения выиграли. А теперь мы ждём от вас: выиграйте хоть одно. Несправедливо, чтобы одна Россия кровью своей умывалась…
Когда Даун отъезжал из лагеря, он сказал о Салтыкове:
-Какой грубый дипломат!
Салтыкову это тут же передали.
-дипломат я грубый, верно,-
согласился он:
-Но зато патриот тонкий…
Австрийская императрица Мария-Терезия переслала Салтыкову дружественное письмо.
-Отвечать надо,-
забеспокоились в штабе:
-Что писать-то её величеству станем?
Салтыков с полной серьёзностью посоветовал:
-Напишите ей так: мол, дурень Салтыков из письма твоего салат сделал и тем салатом своих голодных солдат накормил…
Штабные отправить такое письмо не решились, и получилось, что фельдмаршал так и не ответил австрийской императрице.
Армия остро нуждалась в продовольствии. А между тем, в нарушение союзнического договора, Даун не прислал русским обещанного провианта. Вместо обозов прислал советника.
-Что вы посоветуете есть мне сегодня? И что дать на обед солдатам?-
спросил Салтыков у этого советника.
-Даун предлагает вам начать реквизиции у населения.
-Реквизиция – это тот же грабёж, только мудрёно назван!-
возмутился Салтыков:
-Один раз солдат берёт у жителя по приказу, что нужно ему, солдату. А второй раз берёт без приказа то, что самому жителю нужно!
-Тогда подождите: императрица пришлёт вам денег из Вены!
На что Салтыков ответил словами историческими:
-Благодарю! Вот ты езжай от меня в Вену и там передай своей императрице, что мои солдаты денег не едят!
Даун стал подстрекать венский кабинет, чтобы они надавили на Конференцию в Петербурге: надо убрать Салтыкова, а над армией снова поставить Фермора. Конференция всей властью своей обрушилась на фельдмаршала: его обвинили в том, что он озлобил Вену против России; что он зазнался настолько, что даже не ответил на письмо венской императрицы; грызня же с Веной косвенным путём ухудшила отношения России с Турцией…
Пётр Семёнович только ахал, разводя руками:
-Вот те на! Я уже и перед турками виноват…
Салтыков велел созвать военный совет и, грохнув по столу маршальским жезлом, объявил:
-Людей понапрасну губить – только славу России омрачать! Господа высокие! Друзья мои! После наших викторий под Цюллихау, при Пальциге и Кунерсдорфе мы, русские, не желаем быть от бездельников союзных унижены. Не хочет Вена воевать честно – не надо. Мы же, русские, за них кровь проливать не станем… Идём на зимние квартиры!
И русские стали уходить из Бранденбурга.
Конференцию давно бесило самоуправство Салтыкова и, генерал-фельдмаршал был вызван в Санкт-Петербург.
Государыня пожелал дать аудиенцию командующему без свидетелей. За закрывающимися дверями слышались завистливые перешёптывания придворных.
Салтыков опустился на колени и припал губами к руке государыни.
-Встань фельдмаршал,-
повелела императрица. Салтыков поднялся на ноги и глаза его сверкнули сталью:
-Кончай войну, матушка!
-В уме ли ты, Пётр Семёныч?-
замахала руками Елизавета.
-В уме матушка. Мы своё получили: Пруссия за нами. А дальше – только кровь лить понапрасну станем. Не жди согласия в союзе с Францией и австрияками: Эти страны лишь силу нашу великую используют. Но разумно ли нам далее свои силы тратить, ежели Россия уже отвела от рубежей своих угрозу прусскую…
Елизавета в ответ сказала, что ей – это ладно, но больше никому другому чтобы Салтыков такие мысли не преподносил, и велела предоставить план компании на следующий год. Пётр Семёнович повиновался, но заметил императрице, что план компании будет строить лишь ради российских интересов.
Елизавета грустно заметила:
-Я бы и согласна на то… да Конференция не станет вопросы иные отдельно от Вены решать. Договоримся, фельдмаршал, так: наружно ты указам моим подчинись, а внутренне я освобождаю тебя от исполнения оных указав – ты волен секретно поступать по своему усмотрению, австрийцев не слушаясь… И это пусть между нами останется.
Салтыковский план компании Конференция не утвердила. План этот приводил к полной победе над Пруссией, но грозил большими осложнениями с Веной. Более того, Конференция единогласно предложила императрице отстранить Салтыкова от командования. В ответ последовало высочайшее повеление о даровании генерал-фельдмаршалу Салтыкову Петру Семёновичу титула графа.
…План Салтыкова, отвергнутый Конференцией, через полстолетия лёг на стол Наполеона. Наполеон учился побеждать. Фридрих был непобедим, пока не столкнулся с Салтыковым… Наполеон внимательно изучал планы Салтыкова, которого считал одним из самых выдающихся полководцев XVIII столетия!
В нашей стране великих полководцев прошлого знают, так сказать, «в лицо». Покажи портрет, и даже дети точно определяют:
-Это Суворов… а вот это Кутузов.
Салтыков в нашей стране не знаменит, но он признан нашей страной. Правда, от широкой славы в потомстве он затаился в военных архивах, в солидных монографиях, в толстенных сводах рескриптов и документов. Он живёт среди бумаг также тихо и незаметно, как и жил когда-то – пока не грянул Кунерсдорф!
А Елизавета Петровна к этому времени была уже совсем плоха. В последний раз решила она посетить театр. Публики в театре не было, и Елизавета велела:
-Пустите солдат. Чего же актёрам пустому залу играть?
В придворный театр были приведены солдаты прямо из казармы. Елизавета досмотрела до конца свой последний спектакль. Потом она встала и низко, в пояс поклонилась солдатам. Это был её последний политический жест: «дщерь Петрова» отблагодарила поклоном солдат, принесших России славные победы.
-Канцлера сюда… последнюю волю явить желаю!-
Елизавета умирала в агонии, с глазами, обращёнными к дверям. Ей казалось, что сейчас войдёт канцлер империи, и она передаст ему последнюю волю свою: быть на престоле Павлу!
-Канцлера зовите… чего же не идёт он ко мне?
Нет! Так и не пришёл Воронцов к ней, уже обивая пороги Ораниенбаумского дворца.
А потом со скрипом растворились двери, вышел князь Никита Трубецкой и во всеуслышание объявил:
-Ея императорское величество, осударыня наша императрица Лисавет Петровы кроткия изволили опочить в бозе… Плачьте!
Плач придворных заглушил хохот ораниенбаумского урода:
-Ура, ура!-
прыгал он, веселясь, у гроба своей тётки:
-Теперь, воедину с великим Фридрихом, пойдём Шлезвиг воевать для моей любезной Голштинии!
Так закончилось царствование последней из дома Романовых. На престол России воссела Голштейн-Готторпская династия, которую мы привыкли неправильно называть «династией Романовых».
Сразу после восшествия на престол Пётр III первыми же указами вернул Фридриху II все завоёванные в результате Семилетней войны Россией земли. Более того, с Пруссией был заключён военный союз.
Вот так росчерком пера были преданы забвению тысячи погибших на чужбине русских солдат. Преданы несчастные жители Восточной Пруссии, присягнувшие на верность России, которых Фридрих, мстя за свои унижения, онемечивал огнём и мечом. А спустя века в Википедии появится фраза «Россия в ходе этого конфликта не приобрела ничего».
Вот только позволю себе не согласиться с профессиональными историками. Если бы не было Кунерсдорфа, не перешёл бы Суворов со своим чудо-богатырями через Альпы, и в 1814 году не вошли бы наши войска в Париж.
А закончить хочу цитатой.
«Заключайте союзы с кем угодно, развязывайте любые войны, но никогда не трогайте русских».
Отто фон Бисмарк
P.S. Те, кому хватило терпения прочитать этот конспект, уже никогда не перепутают Северную войну и Семилетнюю войну. Очень бы хотелось на это надеяться.
На картинке Пётр III