Хроники Ахинейска и его окрестностей
(часть четвертая)
Лебедяев, Ракк и Щуко
В нашем повествовании нельзя не упомянуть и о трех ярко выраженных общественных активистах, которые узнавали обо всем, что происходило в Ахинейске, первыми, а переставали распространять обросшие слухами и немалой бородой новости последними. Эта почти эпическая троица – Лебедяев, Ракк и их идейная вдохновительница Пелагея Щуко – весь день рыскала не только по городку, а иногда и окрестности захватывала. Казалось, что их энергия подпитывается от какого-то вечного двигателя. А что, его вполне мог между делом изобрести въедливо-вдумчивый Нгер Лебедяев. Ахинейский «ньюсмейкер» получил весьма странное имя (расшифровывается как Незабвенные герои революции) с подачи деда, который лично знал Буденного – художественно подстригал Семену Михайловичу знаменитые усы, причем дважды и саблей.
Лебедяев одно время просто-таки изнывал от безделья в качестве сторожа на пустом складе чугунных фурфуркисов. Эти изделия в славном Ахинейске так и не начали выпускать из-за утраты уникальной технологии: после 15 лет подготовки вдруг выяснилось, что портфель со всеми секретными рекомендациями и регламентами коварно прогрызли мыши, превратив документы в форменную труху. Местная власть, не желая придавать истории огласку, для блезиру разрезала красную ленточку в чистом поле и вручила премии за внедрение двоим Фурфуркисам, проживавшим на тот момент в Ахинейске – один, правда, оказался рецидивистом в бегах, но его специально поймали, наградили и отпустили. А сторож склад Нгер Лебедяев был уволен с формулировкой «за самоотверженный труд».
Именно в чугунно-фурфуркисный период жизни нашего героя одолевал острый изобретательский зуд. Общество, правда, еще не доросло до целого ряда передовых идей, поэтому непризнанному гению пришлось «изобретать в стол». И теперь где-то в укромных уголках полуразвалившегося сарая Лебедяева пылятся и ждут своего часа мухобойка с инфракрасным прицелом, клейкопластырь на струе бобра, шагомер-рулетка-веер, полужидкий калькулятор и еще бог весть что. Может, где-то здесь хранится и вечный двигатель конструкции Нгера Лебедяева, время от времени подпитывающий энергией всю «крыловскую троицу».
«Венгерка» с выходом
Долгое время по Ахинейску гуляло устойчивое поверье, что именно из-за чрезмерной активности Лебедяева, Ракка и Щуко пришлось закрыть газету «Ахинейское время», как не выдержавшую конкуренции с активистами-общественниками. Может, сама троица этот слух и распространяла.
На самом деле коллектив «АВ» копал себе яму самостоятельно и целенаправленно. Крепко спитый коллектив во главе с главным редактором Марией Ментальной (автором повести-эссе для подростков «Воздухоплавание целлофанового пакета»), по большей части занимался тем, что беспардонно передирал заметки из номеров газеты прошлых лет, вымарывая из оригиналов имена-фамилии, даты и события.
Финальная часть истории газеты началась с того, что Мария Ментальная на почве семейных неурядиц стала больше обычного налегать на венгерский вермут (больше никакого алкоголя в ближайший продмаг не завозили), в чем ей с энтузиазмом помогала вся редакция. В результате корабль под названием «Ахинейское время» получил первую пробоину. Однажды газета вышла на первой полосе с материалом о перспективах городка, традиционно передранным из номера пятилетней давности, - но главное, что сей перлюстрированный опус венчал заголовок «Здесь будет город-зад». Коварная техническая ошибка не только убила мысль про «город-сад», но и вернулась в редакцию бумерангом австралийских бушменов.
Марию Менелаевну Ментальную вызвали в здание из красного кирпича и пропесочили так, что она забыла в приемной связку книг – очередное переиздание своей повести-эссе. Но не уволили, учли былые заслуги главреда, вот только какие, так и не смогли потом вспомнить.
Это стало очередным поводом для солидаризации в «Ахинейском времени».
– Кто, если не вы?.. – настойчиво спрашивал фотокор Папаев, заглянув в кабинет Марии Менелаевны с самыми лучшими намерениями – занять денег до получки.
– Простите, но не ошибается тот, кто ничего не делает, – деликатно вставила ветеран редакции Екатерина Елизаветинская, когда Ментальная заглянула к ней в кабинет. Екатерина Сергеевна знала, о чем говорила, по ничегонеделанью она могла дать фору кому угодно.
В итоге день, который начинался на ковре в доме из красного кирпича, где главный редактор получила строгое указание перепечатать материал про город-сад «с правильным заголовком» (и увеличить тираж газеты в два раза), завершался общим воодушевлением коллектива, которое требовало выхода. В общем, за венгерским вермутом в литровых бутылках фотокору Папаеву пришлось с большим туристским рюкзаком в тот вечер бегать трижды.
На следующий день Марию Менелаевну спозаранку разбудил звонок руководства – мэр говорил отрывисто, будто пуговицы на своем дорогущем пиджаке откусывал:
– Вы это нарочно? Кто-то попросил? Приказал? Копаете под меня? На кого работаете?.. Больше не будете…
Она долго соображала, что к чему (ох уж эти венгры с их вермутом!), прежде чем собралась и поехала в редакцию. У входа ее встретил бледный Папаев и без слов сунул в руки свежий номер «Ахинейского времени», где на самом видном месте красовалась перепечатанная статья про «город-сад», но с бросающимся в глаза новым заголовком: «Здесь будет город-ад».
После этого мэра и двух его заместителей поснимали, а в дом из красного кирпича оперативно въехали их сменщики, на вид мало чем отличающиеся от прежних. И вскоре по-тихому прикрыли «лавочку», то есть редакцию «АВ», навсегда.
Ментальная погоревала-поплакала, да и села писать продолжение своей повести-эссе – «Воздухоплавание целлофанового пакета-2, или Превратности судьбы».
(Продолжение следует)