(I)
Авторские модели масок
В главе восьмой романа «Евгений Онегин», подводя своего героя к финальному эпизоду, Пушкин наделяет его последней авторской характеристикой:
Всё тот же ль он, иль усмирился?
Иль корчит так же чудака?
Скажите, чем он возвратился?
Что нам представит он пока?
Чем ныне явится? Мельмотом,
Космополитом, патриотом,
Гарольдом, квакером, ханжой,
Иль маской щегольнет иной...
Пушкин описывает «онегинский маскарад»: его герой не изменился по сути – его натура скрытная и ее ничтожество требует маски. Пушкин перечисляет семь масок:
Мельмот
Космополит
Патриот
Гарольд
Квакер
Ханжа
Иной
Пушкин как автор полагал, что Онегин, прячась от социума и не имея личной сильной натуры, может и будет носить какую-то одну из масок. Эти маски автор не изобретал, как не изобрел Пушкин ничего оригинального своего, а заимствовал из чужих культурных традиций – преимущественно созданных западно-европейской литературой. Из них только две маски — Мельмот и Чайльд Гарольд — названы определенно. «Иные» могут быть восстановлены по предыдущему тексту романа, в частности по упоминанию в главе седьмой «двух-трех романов», «в которых отразился век». В черновиках Пушкин назвал некоторые маски этих литературных героев:
Мельмот, Рене, Адольф.
Маска №1а = Мельмот (герой поэмы Ме;льмот Скита;лец» — самого известного произведения ирландца Ч. Р. Метьюрина, 1820!) маска абсолютного, идеального, ничем не прикрытого Зла; носителя высот и низости человеческой души; неприкаянный богоборец, ищущий абсолютного знания;
(NB = «Мельмот» начинается со сцены возвращения студента Джона Мельмота из Дублина в поместье своего умирающего дяди, который должен оставить богатое наследство.
Пушкин читал Метьюрина во франц. Варианте (до его выхода в русском переводе в 1833), а начало «Онегина» — пародийная отсылка к истории Скитальца; поэтому Пушкин и ставит на первое место маску Джона, поэтому-то Онегин у него и скитается = это его родовая программа архетипа Скитальца! НО есть и дьявольская разница лит. прототип Джон Мельмот Странник был монахом доминиканцем и свое душевное нутро, несущее абсолютное готическое зло вынес из монастыря…. Тогда как Онегин – это пародийный Чацкий = выскочивший из бальной залы с воплем «Карету мне, карету!»
Прим. есть еще версия: Мельмот - одна из женщин, пришедших ко Гробу Господню и увидевших восставшего из мёртвых Сына Божьего. Но она отказалась признать, что видела воскресшего Христа. Эта Мельмот уверена, что видела Другого = может это и был Иной = последняя 7-я маска из онегинско-пушкинских реквизитов ?
Маска №1б = Рене (герой романа Ren; француза Fran;ois-Ren;, vicomte de Chateaubriand – виконт Франсуа Рене де Шатобриана) - маска одиночества, бегства от проблем цивилизации, неудовлетворенности и противоречивости желаний, спасения в смерти от пагубной страсти инцеста – первая модель французского романтизма в стиле психодрамы; Рене был бы превосходной парой для Тани Лариной в амуральной части романа Пушкина, но никак не стыковался тогда в одной конструкции с Вл. Ленским по схеме «вода и пламя»… «коса и камень»
Маска №1в – Адольф (герой романа « Адольф» Бенжамена Констана) маска Тангейзере в обертке раннего франц. романтизма = Адольф - чувствительная натура, мечтающая о романтической страсти, как о главном событии своей жизни и одновременно модель рефлектирующего, эгоцентричного по характеру самолюбивого, безнравственного героя и давления ханжеской общественной среды:
..В которых отразился век,
И современный человек
Изображен довольно верно
С его безнравственной душой
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданной безмерно,
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом.
Маска №2 = Космополит. Маска неожиданная в списке… Пытки ликбеза привели к ст. Дмитриевой Ек. «Об истоках идеи космополитизма - русский и европейский взгляд» (см. ж. ВЛ, 2020) и к пособию Вомперского В.П. Словари XVIII века. М., 1986
Вот конспект:
(а) иноисточники = Во Всеобщем словаре Антуана Фюретьера (1690) словарной статьи «Космополит» еще не имеется, однако косвенным образом роль космополита определена в статье «Отчизна» («Patrie»), где в традиции стоиков осмысляется философ, чувствующий себя «повсюду дома». В словаре Трево («Dictionnaire de Trevaux», 1720) космополит определяется как гражданин мира, человек, который нигде не чувствует себя иностранцем. Французский Академический словарь (1762 = https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k12803850#) дает космополиту отрицательную трактовку: тот, кто не мыслит для себя никакой родины, космополит — плохой гражданин. Позже одним из ярких проявлений космополитизма стал «Grand Tour» — образовательное путешествие, которое знакомило европейскую аристократию с другими странами, их нравами, обычаями и так далее, благодаря чему расширялся горизонт и молодые люди излечивались «от узкого национализма». Как утверждал П. Бейль, «мудрец должен быть космополитом, его родина там, где царят здравый смысл и разум, а его соплеменники — те, кто, как и он, постоянно пребывают в поисках Истины». Отголоски такого рода путешествий слышны еще и в «Рене» Шатобриана, и в «Паломничестве Чайльд-Гарольда» Байрона. Так постепенно, на протяжении XVIII века, а точнее, до революционных событий, космополитизм становится одной из самых модных (и, в сущности, благородных) тенденций.
(б) В Словаре русского языка XVIII в первое употребление слова «космополит» зафиксировано как относящееся к 1768 г. Появляется оно в тексте, являющемся переводом с французского, и определяет космополита как «гражданина всего света». Потом слово употреблено почти 20 лет спустя в разделе «Известия о ученых делах» «Ежемесячных сочинений к пользе и увеселению служащих», первого в России ежемесячного научно-поп. ж-ла, изд. Петербургской Академией Наук в 1755–1764 гг. В начале XIX века слово употребляется нечасто и довольно осторожно, даже если при этом разночтения между «родом человеческим» и отечеством присутствуют. В «Новом словотолкователе» Н. Яновского (1804) выбор любви к человечеству приписывается философу («Некоторой Философ Космополит говаривал: я предпочитаю <…> род человеческой моему отечеству» [= https://rusneb.ru/catalog/000202_000006_RuPRLIB12043029/). Суворов постарался объединить то и другое в сентенции: «Но как раб, умираю за отечество, как космополит за свет» [О родственных… 1819].
В написанной почти в те же годы «Херсониде» С. Боброва космополит все еще трактуется как «зритель мира». Некоторый скепсис в отношении космополитизма появляется у Н. Карамзина в предисловии к «Истории государства Российского: «Истинный космополит есть существо метафизическое…». Вяземский будет определять как «умственного космополита» А. Тургенева: «В нем встречались и немецкий педантизм, и французское любезное легкомыслие: все это на чисто русском грунте, с его блестящими свойствами и качествами и, может быть, частью и недостатками его. Он был умственный космополит; ни в каком участке человеческих познаний не был он, что называется, дома, но ни в каком участке не был он и совершенно лишним. В нем была и маленькая доля милого шарлатанства, которое было как-то к лицу ему <…>»
Толк пассажа в «Словаре языка Пушкина» (ст. «Космополит»): «Лицо, принимающее своим отечеством весь мир, не считающее себя принадлежащим к какой бы то ни было национальности» [1957].
В позднейшей литературной критике эта характеристика Онегина трактовалась диаметрально противоположным образом: и как пародирование Пушкиным героя, не имеющего собственного лица и потому являющегося под масками иных литературных персонажей, во всяком случае в окончательной редакции главы VII; и как метод «множественного освещения героя», который в европейском романе был создан Пушкиным: «…так не даны ни герои Байрона, ни Рене, ни Адольф, ни Мельмот» [Пумпянский 1940]. Главный вопрос, который решается всем романом,— «о лице героя, ядре его личности»: скрывается «за сменой профилей <…> то ли трагическая глубина, то ли роковая пустота» [Бочаров 1995], — оставался открытым. Косвенной реакцией на хар-ку русского человека как космополита является пушкинская «Заметка при чтении «Путевых картин» Г. Гейне», в которой тот писал: «Россия демократическое государство, и я даже назвал бы ее христианским государством, если бы я мог употребить это слово, которым столько злоупотребляли в его общечеловеческом значении, потому что русские, благодаря одной уже обширности государства, свободны от узости языческого национализма, они космополиты, или, по меньшей мере, на одну шестую космополиты, так как Россия занимает почти одну шестую часть населенной земли…»
• Писцы уверяют - первым русским космополитом был вологодский купеческий сын, московский подьячий и XI самозванец Тимофей Анкудинов (см. Ольшевская Л., Травников С. Анкудинов, Тимофей Демидович // Отеч.история: Энциклопедия 1994. Соловьев С. В. Тимошка Анкидинов (XI самозванец) // Финский вестник. Тт. 13, 14. 1847. Сквайрс Е. Р., Григорьева Е. В. Латинские и немецкие тексты самозванца лже-шуйского II (Тимофея Анкидинова): Лингвистические аспекты проблемы подлинности // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. — 2002 № 3. Но Тимофей Дементьевич Анкудинов (Акинди;нов, Демидович) - этот яркий деятельный носивший «полуимя» Тимо;шка Анкуди;нов международный авантюрист, поэт и самозванец, выдававший себя за царевича Ивана Шуйского — мифического сына царя Василия IV Шуйского – и казнённый через четвертование, никак не мог дать маску пушкинскому хандрящему Онегину.
Мое мнение: применительно к масштабам романа «Е.О.» космополитизм Онегина служит автору для моделирования его наибольшего отгораживания от среды и молвы, размежевания сред существования без сосуществования в стремлении полного разрыва с со-племенниками и со-пленниками. Но это пародированный космополит на русском навозном грунте. Его Пушкин нашел и потом взял в роман для красного словца, позаимствовав в салоне Карамзиных, имею а прототипах братьев. Тургеневых
Маска №3 – патриот: полный антипод космополита, хотя в спектре характеров от западника до славянофила; если среди западников есть истинные патриоты, то Онегин мог их маску изредка примерять, но не более того, он нем был русофобом, но и русофилом тоже
Маска №4 – Гарольд (ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬД ( Childe Harold, 1818) – маска героя поэмы Дж.Г. Байрона «Паломничество Чайлд-Гарольда»: маска первого романтического героя творчества лорда Б, абрис характера, воплощение смутного влечения души, романтического недовольства миром и самим собой, типичного для всех «сынов своего века» и «героев нашего времени».
Маска №5 – Квакер: это маска члена религиозного движения Друзей, трепещущих пере Господом ((от англ. слова quake — трепетать), направленного на решение различных задач по установлению социальной справедливости и равенства. Онегин такой же квавер, как и квака. Просто слово квакер хорошо легло в поэтический размер стиха…(см. Купер Уилмер А. Живая вера. Сравнительно-историческое исследование квакерского вероучения – 1990)
Маска №6 = Ханжа: это маска персоны с формой поведения, демонстрирующей благочестие, хотя исповедуемые идеи чужды человеку, живущей по двойным стандартам; это маска приспособленца и лицемера (каким был Молчалин в Горе от Ума), неспособного поступать в соответствии с собственными моральными идеалами; маска живущего по формуле Ларошфуко: «Лицемерие — это дань уважения, которую порок платит добродетели»; ханжа отличается от лицемера на один мизер – он обманывает и самого себя.
Маска № 7 = Иной … А кто ж даритель седьмой маски названной «Иной»?
Пушкин.
(II)
Модели масок толкователей
Белинский В.Г. «ключом» к пониманию характера Онегина считал именно то, что он «не Мельмот, не Чайльд Гарольд, не демон, не пародия, не модная причуда, не гений, не великий человек, а просто „добрый малый, как вы, да я, да целый свет».
Дружинин А.В. в работе о молодом Ф. М. Достоевском поставил Онегина в один ряд с героями европейских «бессмертных произведений» — хотя это не было опубликовано и стало известно много позже:
Гамлетом, Рене, Оберманом.
(III)
Модельер масок А.И. Герцен
Разбуженный лондонский звонарь А. И. Герцен в брошюре «О развитии революционных идей в России» (1850) изрек:
«On;guine, ce n’est ni Hamlet, ni Faust, ni Manfred, ni Obermann, ni Trenmor, ni Charles Moor; On;guine est un Russe, il n’est possible qu’en Russie, l; il est n;cessaire et on l’y rencontre ; chaque pas.»
Онегин «ни Гамлет, ни Фауст, ни Манфред, ни Оберман, ни Тренмор, ни Карл Моор».
Герцен посчитал, что эти маски не подходят Онегину, ибо он русский, возможен только в России и, более того, в ней он необходим и встречается там на каждом шагу… «Образ Онегина настолько национален, что встречается во всех романах и поэмах, которые получают какое-либо признание в России, и не потому, что хотели копировать его, а потому, что его постоянно находишь возле себя или в себе самом».
У пушкинского Онегина восемь характерных черт, которые присущи в разной степени каждому из названных персонажей:
1. Онегин — «человек праздный, потому что он никогда и ничем не был занят».
2. Онегин — «это лишний человек в той среде, где он находится, не обладая нужной силой характера, чтобы вырваться из нее».
3. Онегин — «это человек, который испытывает жизнь вплоть до самой смерти и который хотел бы отведать смерти, чтобы увидеть, не лучше ли она жизни».
4. Онегин «все начинал, но ничего не доводил до конца».
5. Онегин «тем больше размышлял, чем меньше делал».
6. Онегин — «старик в двадцать лет и молодеет благодаря любви, начиная стареть».
7. Онегин «постоянно ждал чего-то <...> Ничто не пришло, а жизнь уходила».
8. Онегин, «как и все мы <...> не так безумен, чтобы верить в длительность настоящего положения в России»
Особенности названных Герценом масок
1. ГАМЛЕТ: «маска» — символ «сомнений и раздумий», гамлетовский вопрос «быть или не быть» — «вечная песнь, завещаемая из века в век», символ страдающего человека, который «останавливается и думает, думает»; маска разрыва человека со своей средой, приводящая к тому, что он «потерял веру в добро» и «ему нет спасения». Гамлетизм Онегина - в вечных размышлениях пушкинского героя, в его отчуждении от окружающей среды — «лишний человек»
2. ФАУСТ: маска «страдания от мысли о сущем и смерти» с тем же гамлетовским жизненным вопросом «быть или не быть, он может глубоко падать, унывать, впадать в ошибки, искать всяких наслаждений и остановить миг и «выпить все по капле в минуту истинного восторга», готовый за него отдать жизнь. Фаустианство Онегина - в его стремлении испытывать жизнь вплоть до самой смерти
3. МАНФРЕД (герой драматической поэмы Байрона): маска продолжения Фауста, который готов отдать жизнь, чтобы получить загробное прощение погубленной им женщины…
4. ОБЕРМАН (герой одноименного романа Э.-П. Сенанкура, 1804г): маска «опустелого сердца» и «скуки бытия», «точного изъяснения» «голого сплина», тоски и скорби от сознания собственного бессилия и никчемности
5. ТРЕНМОР (роман Лелия Жорж Санд): маска жгучего страдания, мировой скорби, отрицания пошлости
6. МООР (герой Шиллера): символ «первого негодования», мстящий самому себе; маска страдания от того, что мир столь несовершенен, коварен и пошл.
Комбинация шести этих масок = двух философов (Гамлет, Фауст) и четырех бунтарей: демонических (Манфред), мстящих (Карл Моор), тихих (Оберман), социальных (Тренмор).
Источник: ДРЫЖАКОВА Е.Н. ШЕСТЬ ЕВРОПЕЙСКИХ «МАСОК» ОНЕГИНА В ВОСПРИЯТИИ А. И. ГЕРЦЕНА
***
Таким нашел Онегина А.И. Герцен на финальном пушкинском маскараде в сатирической поэме в жанре (стиле) романа в стихах «Е. Онегин». Не всем удастся приладить эти маски радикала Герцена к Онегину… Ибо не всех разбудили так не вовремя «декабристы» и не все способны записать Женю и его родителя в ряды радикальных декабристов даже пародийно …
Выводы:
1. Онегин не смесь лит. героев а оригинальный русский лит. герой и новый литературный архетип русской культуры в подливе «Хандра» и «Ну ее всё на фиг»
2. Лит. маски потребовались Пушкину для одного = понять кухню лепки такой пельмешки, каким у него вышел Женя.
3. Онегин никакая не смесь и никакая не маска ни чья. Это типовая пушкинская нас мистификация! Это маска маски. Этого ему исходно м.б. так хотелось, но вышло как всегда: явлен миру миру особый русский архетип = «ничегонеделатель». Носители всех тщательно отобранных Пушкиным масок что-то да делают = пестуют и несут зло, разрушают, соблазняют, развращают, уничтожают, имеют цель … делают деятельно. У хандрящего Онегина делание одно – ничего не делать = он только что и делает это «неделание». Дело Евгения (лучшего (ев) гения!) = тотальное беспробудное неделание. Казалось бы ну что м.б. проще – взять всю целую вероятно целомудренную девицу Таню как она и предложила (Письмом от Месалины):
То в вышнем суждено совете…
То воля неба: я твоя;
Ан нет, Женя долго размышлял, вышел убедительно на пушкинскую формулу жития = Любите самого себя! И …, оценив инфантильности Тани на уровне 13-летней девчушки аутиста, решительно отказался, надев при этом тогу добродетиля и рясу проповедника. Это был тот единственный случай, когда Женя был в маске!
4. Онегин – продукт русской лени и ее дочери – хандры = пародии на английский сплин. Всё остальное = и загадка Пушкина о 7 масках, разбавленная двумя-тремя лит. архетипами евро-романтизма, и модели масок от литературоведов и публицистов = это бред диссертантов и метателей бесплодной икры у кормушки мистификатора.
5. Онегин идеальный носитель неги (О! Нега!) и именно ее он идеально спрятал от посторонних (всех) под маской хандры «лишнего человека». Именно эту маску «нашла Татьяна и выплеснула на нас неожиданное подозрение прозрения: Уж не пародия ли он!?