24 марта
Вчера я не мог побороть себя. Зверь внутри победил. Я сказал старшей, чтоб меня не беспокоили, вызвал Татьяну в кабинет и запер дверь. Затем я надел на ее шею ошейник с цепью, а руки сковал наручниками. Странное дело женщина не сопротивлялась. Я знал, что она разведенка и воспитывает двоих детей. Следовательно, как огня боится увольнения.
Татьяна была на коленях. И Зверь, торжествуя, сказал:
- А теперь походи с этой дрянью, как с собачкой.
Эта идея мне понравилась. Обмотав цепь вокруг руки, я несколько раз прошел с ней так по кабинету. Женщина покорно ползла за мной на коленях, и я чувствовал, что ей это тоже нравилось. Только не было подходящего Господина, который бы указал этой дряни ее место и заставил бы повиноваться. И вот теперь я ее Господин, а она послушная раба, чей долг повиноваться моим желаниям и прихотям.
Потом я, сдвинув бумаги и папки на своем рабочем столе, грубо овладел этой дрянью прямо в кабинете, ибо Зверь хотел здесь и сейчас. Но женщина не была окончательно раздавлена, я видел, что в ней еще оставалось что-то человеческое. Вероятно, это была любовь к детям, которая заставляла терпеть мои издевательства и унижения. И тут в моем мозгу что-то резко щелкнуло, как ручка переключателя. Увидев на коленях стоящую передо мной женщину, мое лицо перекосилось. Я снял с ее шеи ошейник и освободил руки. Затем открыл дверь и вытолкал Татьяну из кабинета.
Меня мучили угрызения совести и чувство вины. Достав коньяк, я налил в стакан половину и залпом выпил. Но алкоголь не принес освобождения, внутренние муки только усилились. В каком-то неистовом безумии я прокручивал случившееся и сравнивал грубый животный секс с Татьяной, где я получил чисто звериное удовольствие, и романтический секс с Анжеликой, который вдобавок украшала муза Овидия.
В первом случае женщина отдавалась по принуждению, боясь потерять работу. Возможно, ей нравились и ролевые игры, в которых она видела себя в роли рабыни. Так отдаются проститутки за деньги, покорные и бесстрастные, меняя клиентов, как перчатки.
Моим преимуществом была моя власть, но разве она давала мне право так обходиться с моей, пусть даже провинившейся, подчиненной. Да и ее тело не было так желанно, как тело Анжелики. Татьяна так не извивалась от страсти, как извивалась она. В глазах женщины была тупая покорность своей судьбе, а не зовущий и влекущий взгляд Анжелики. Я снова вспомнил, как тонул в омуте ее глаз, стройное и ухоженное тело, ее ноги, которым бы позавидовали античные богини.
И я снова захотел ее, а так же секса без унижений и боли.
В тот миг, казалось, что моя душа мечется между небом и адом, Анжеликой и Татьяной. Голос рассудка и чувство самосохранения тянули меня к первой, как будто Анжелика была ангелом, который мог даровать мне заветное спасение. Покорная же Татьяна влекла за собой в бездну. И ад следовал за ней.