Подарок на Рождество
Самый тяжелый для меня пост не Великий, хотя, по строгости таковым его считают многие, а Филиппов или Рождественский. Понятно, почему – столько соблазнов и искушений из-за Новогодних торжеств. Большую часть своей жизни я не отмечал этого Святого Праздника, и уж какой там пост! Во всю готовились к Новому году, а потом, главным было пережить его последствия, не приболеть от чревоугодия. Да и сейчас, чем ближе Рождество, тем, кажется, сильнее должно быть сосредоточение на молитве, глубокое погружение в ожидание беспримерного события, Великого Таинства – рождение Богомладенца Христа. Но ветхозаветный человек во мне, биологическая, животная память не даёт покоя, восстаёт, противится: Новый год, отмечай, гуляй, празднуй!
Но, мне здорово повезло, остались необыкновенные детские ощущения от главного зимнего праздника, не Нового года, нет, а от Рождества. Пять лет жизни в ГДР, – пять Рождественских праздников, которые отмечала не власть, а люди. До сих пор помню мамочкины Рождественские колядки, которые она тихо себе напевала, занимаясь какими-то домашними делишками. Они из украинского её детства:
«Вулицями в місті,
У стічках сріблястих,
В світлому намисті.
Іскорки веселі
На сніг розсипала,
Божий син родився!” –
Усіх сповіщала…»
От них становилось чище и светлее на душе даже в доме советского военного партийного работника. Колядки, какое замечательное слово… Или, вот эти, на русском, до сих пор без слёз не могу слышать:
«Эта ночь святая,
Эта ночь спасенья,
Возвестила всему миру,
Тайну Боговоплощенья
Ныне Бог родился,
Людям во-спасенье,
Вы пойдите, посмотрите,
На великое смиренье…»
У «социалистических» немцев – ах, какая недоработка! – в отличие от нас, советских, не было такой жестокой и последовательной борьбы с верой и церковью. Я не бывал тогда ни в католических, ни в протестантских церквях, но помню непередаваемое ощущение грядущего праздника Рождества Христова, которое европейцы отмечают 25 декабря. Загодя, немецкое телевидение – у восточных немцев меньше, у западных, больше, готовили народ к замечательному празднику. Какая музыка звучала!
С первых зимних дней вся страна преображалась: на каждой двери немецкого дома появлялись игрушечные хвойные веночки с изумрудными шишками, колокольчиками, свечками. Да и сами эти домики, аккуратненькие и чистенькие, под разноцветной черепицей, со ставенками и разными кованными штучками в интерьере были как игрушечные. В каждом дворике, а то и просто у входа, стояли маленькие (никем не охраняемые!) разряженные ёлочки, – а то, что было на них, – неведомо было в отечестве нашем.
Таких ёлочных украшений не видел никогда.
Административные здания, частные дома, даже проезжая часть дорог (чего у нас тогда не было) украшалась сияющими гирляндами, в том числе щедро мерцающими разноцветно-электрическими. И западно-немецкие и восточные города и веси прямо–таки пульсировали развесёлыми дискотечными огнями, хотя явление это было ещё неведомо ни этой стране, ни нашей. Это как-то не стыковалось с распространёнными идеологическими клише о буржуйской прижимистости, где «за копейку, удавятся». У нас, с самой дешёвой электроэнергией в мире и праздники отмечали в полутьме…
А витрины магазинов?
Не знаю, какие чувства испытывали взрослые от этих витрин, но у магазина детских игрушек, я впадал в столбняк. Ну, например, представьте себе витрину в десяток квадратных метров, смонтированную как пересечённая местность с соответствующим (в подробных деталях) ландшафтом: горами, тоннелями полями, лесами и перелесками, реками, мостами через них, игрушечными городками – через которые мчится на всех парах игрушечный же паровозик с целым составом, а в окошечках пассажиры.
И весь макет как живой!
Пасущаяся на тучных нивах живность поднимала и опускала головы.
В «дорфах» открывались окошки и в них игрушечные хозяюшки выставляли миниатюрные горшки с цветами.
В «штадтах» двигались маленькие машинки – останавливались, когда звенел колокол и опускался шлагбаум, пропуская локомотив с вагонами; автоматически переводились стрелки, один экспресс подходил к вокзалу, другой отправлялся…
И всё это вместе или частями продаётся!
Не дёшево.
Конечно родители не могли потратить на меня столько денег.
И каждый раз, когда меня потрясённого «отдирали» от витрины, это было «маленькой трагедией» И, поверьте, их у меня было не меньше чем у А.С. Пушкина.
В каждом немецком городке весь первый зимний месяц бойко торговала Рождественская ярмарка, с сопутствующим антуражем – музыкой, аттракционами и развлечениями. Чего же здесь только не было! Одни карусели чего стоили: каких только видов и типов я не испытал на себе. А тиры, с многочисленными и нешуточными призами? А фейерверки… Завершалось гуляние нашего семейства в демократичной уличной закусочной с совсем не уличной едой: нигде и никогда больше не ел такого вкусного Bockwurst(a) – длиннючей варёной или жареной сосиски с характерной кислой горчицей, аккуратно уложенной в хрустящую только что выпеченную булочку.
Как говорится: «Прошли годы. Смеркалось».
Нынешнее Рождество встречаю в крайне растрёпанных чувствах. Уже год, как нет мамы.
Послабление в Рождественском посте, которые выцыганил у батюшки, пусть и по–хворям, уже предполагают неполноценное восприятие грядущего праздника. Да и вообще, грехов набрался, как собака блох.
Душа скорбит.
Ну, что же, – ты такой, какой есть.
Смирись.
Поэтому, когда в комнате стариков, прямо на голову отца с потолка полилась вода, я не удивился.
Всё так и должно быть.
По грехам. Завтра Рождество, а тут…
Соседи сверху ещё молодые и амбициозные люди не первый раз топят нас.
И никогда не интересуются последствиями потопа.
И не заикаются о компенсации на ремонт.
Если и разговаривают, то сквозь зубы.
Но, вот первый раз, не было у меня к ним злобы, даже раздражения не было. Как-то вот решил: Бог с ними.
И это, несмотря на то, что когда поднялся к ним наверх и стал просить проверит трубы, – даже не открыли, – пробубнили что-то неразборчивое через броню двери и все.
Перекрыли с недовольным (в одиннадцать-то вечера!) слесарем воду.
Он же и нарисовал красочные перспективы на праздничный день: необходимо ломать короб и срочно менять трубы. А ведь сколько раз я предупреждал соседей и просил: давайте все вместе поменяем трубы, старые ведь! Так нет. Даже пришлось писать заявление в ТСЖ.
Бог с ними!
Это всё – твое…
Ночью плохо спал, свалившиеся заботы начисто выветрили и без того скорбные ощущения праздника. Кому ломать короб? Сам-то косорукий. Да и инструментов таких нет. Это ж сколько мусора будет. И трубы эти – во что обойдутся. Разбитый весь, как будто на мне камни возили, проснулся с тяжёлой головой и болящим сердцем. Начал обзванивать потенциальных помощников друзей-приятелей, но ведь праздников и выходных набралось на целых десять дней: кто – уже не может, кого, – ещё нет, не приехали с зимних каникул. Время идёт, результатов ноль! Скоро всенощная, с чем к Нему придём, что скажем?
Когда прозвенел поздний звонок, меня как плетью огрели.
Звонил слесарь: «Короб сломал? Не надо. Проблемы у соседей, у них и будем стену ломать, они платят. И подключаться, тоже у них будем».
Вот и запели в душе райские птицы.
Праздник.
Подарок на Рождество!