Крымское наследство

               

                PONTOS EUKEINOS

    А пока что продажные европейские политики считают, что баррель российской нефти гораздо дороже, чем баррель украинской крови.               
                Воронов. Л.Г.




В СЕРЕДИНЕ апреля я взяла отпуск и отправилась в Крым, чтобы вступить в права наследс¬тва, оставленного мне тетей Клавой. В начале осени прошло¬го года она тихо ушла в мир безмолвия, и теперь я стала единственной наследницей ее небольшой двухкомнатной квар¬тиры в западной части Алушты. Я ездила к тете Клаве почти каждый год, иногда с Юрой, иногда одна, и, честно говоря, одной мне нравилось ездить больше, потому что при Юре тетя Клава чувствовала себя скованно, а я так любила разго¬варивать с ней. У нее был чуд¬ный, высокий, чуть дрожащий голос и странное построение фраз. В молодости она увлека¬лась живописью, и одна стена в спальне была увешана ее аква¬релями.
В Симферополе шел дождь, и было довольно холодно. На троллейбусе я отправилась в Алушту, с грустью думая о том, что больше никогда не увижу этой милой старушки. За пере-валом вдруг сверкнуло солнце, и грустные мысли меня покину¬ли. Я подумала, что через две недели можно будет купаться, а загорать можно хоть сейчас.
Наталья Николаевна, соседка и подруга тети Клавы, напоила меня чаем, мы поговорили с ней, немного поплакали, затем пошли в квартиру. Вопреки мо¬им ожиданиям, здесь было уб-рано, полы вымыты, и все нахо¬дилось на своих местах.
-Мы с Васильевной убирали здесь третьего дня: Клава любила порядок и чистоту.
Мы еще немного поговорили, потом соседка спохватилась:
-Валюша, Вам же нужно отдохнуть с дороги. А вечером заходите ко мне, я пирожков испеку.
Она ушла. Я прошлась по квартире, зашла в спальню по¬любовалась акварелями, они всегда мне очень нравились. Я знала их с детства, и в каждый приезд я как бы сравнивала те акварели, которые видела в де¬тстве, с этими, и было странное ощущение, что они как-то неуло-вимо меняются
Часть моего времени занима¬ли скучные юридические про¬блемы, и я мечтала, чтобы они быстрее закончилось, и все же свободного времени у меня было достаточно много. Я много гуляла по набережной, много читала, благо у тети Клавы была большая библиотека. Погода стояла чудесная, я стала ходить на пляж. Пансионатский пляж обслуживала Лидия Васильевна, хорошая подруга Натальи Нико¬лаевны, так что проход на этот пляж был для меня всегда от¬крыт. Вода была еще очень хо¬лодная, никто не купался, но солнце припекало так, что было даже жарко, и я покрылась уже легким загаром.
Мне нужно было выполнить заказы моих коллег, да и себе кое-что купить, и я решила пос¬вятить один день этому скучному занятию. В Ялте магазины были богаче, и я отправилась туда. Самой удачной покупкой оказа¬лись чудные босоножки. Я купи¬ла две пары разного цвета для себя и для сотрудницы. На ра¬достях я посидела немного в ресторане и даже выпила не¬много шампанского. В Алушту вернулась в восьмом часу вече¬ра.
Следующий день начался для меня весьма скверно, к тому же раньше на добрых пять ча-сов. Какой-то кретин в половине четвертого утра стал сигналить под окнами, пока его кто-то не урезонил. От возмущения я дол¬го не могла уснуть, а когда стала дремать, вдруг вспомнила, что забыла с вечера выключить утюг. Утюг оказался выключен¬ным. Раздражение вызвало не то, что пришлось встать, а то, что тревога оказалось ложной: утюг был мрачен и холоден, как гималайский ледник. «Еще бы он был не выключен, - с досадой подумала я, - он всегда бывает выключен, когда мне приходит в голову проверить это». Я посло¬нялась по квартире и снова легла, но сон не шел. А вскоре дом стал понемногу просыпать¬ся, и мне пришлось прослушать всю бытовую симфонию, сопро¬вождавшую этот процесс. Эта музыка, как и инструменты, из-дававшие ее, бодрости мне, отнюдь, не прибавили. Когда я намыливалась под душем, вдруг перегорела лампочка, и я оказа¬лась в кромешной темноте. Пытаясь на ощупь приткнуть куда-нибудь мыло, я задела по¬лочку, и все, что на ней стояло, с веселым грохотом посыпалось в ванну. Что- то разбилось. Бо¬ясь шевельнуться, чтобы не на¬ступить на стекло, я обращалась к злобным мистическим силам, которые сегодня так рьяно взялись донимать меня в такую рань: « Теперь Вам осталось перекрыть воду, пока я не успе¬ла смыть эту мыльную пену». Кое-как я закончила процедуру. Запасной лампочки, естествен¬но, не оказалось, и мне при¬шлось вывернуть лампочку в прихожей, чтобы оценить масш¬табы убытков в ванной комнате. Разбился мой любимый лосьон. Кроме прочих мелочей в ванне сиротливо лежала одна сережка. Ее подружка, вероятно, мирно покоилась на дне сливного от¬верстия. Лучшего места она найти не могла. Я нашла алюми¬ниевую чайную ложечку, согнула ее надлежащим образом, удлини¬ла ее вязальной спицей, и стала старательно выгребать мусор из недр сливного отверстия. В ре¬зультате моих долгих усилий, сопровождавшихся отборными комплиментами в собственный адрес, мне удалось выудить три осколка стекла. Тогда я решила посмотреть, как устроена труба под ванной. Весело подмигивая рубиновыми гранями, под ванной лежала, чрезвычайно довольная собой, вторая сережка. «Жаль, что мне так и не довелось разво¬ротить всю ванну», - разочаро¬ванно подумала я.
За окном ярко светило солнце, и этот контраст с моим настрое¬нием действовал на нервы. Кое-как приведя себя в порядок, я отправилась на почту. На лестни¬це я встретила соседа с пятого этажа. Похоже, бывший ловелас, а теперь горький пьяница, он, широко улыбаясь щербатым ртом, от¬пустил сомнительный компли¬мент по поводу моей фигуры на фоне окна. Я любезно посовето¬вала ему застегнуть молнию на брюках и закрыть рот, поскольку ни зубы, ни другие органы ему уже не понадобятся вследствие их полной непригодности.
На троллейбусной остановке жирная потная личность с плоским лицом и крысиными глазками визгливым громким голосом сообщала по секрету городские и мировые сплетни своей собеседнице с лошадиным лицом и рыбьими глазами. Остальной народец жадно впитывал каждое секретное слово. Сейчас мне пригодились бы розги.
В троллейбусе я имела удовольс¬твие наблюдать толстые дрожащие складки на загривке впереди сидящего необъятного борова. Мне очень хотелось написать фломастером какое-нибудь слово на его розо¬вой лысине.
На почте, несмотря на ранний час, обреченно стояла мрачная толпа, как на похоронах. А за стеклом про¬зрачная особа, вся в фальшивых драгоценностях и гриме, мед¬ленно и сонно выписывала кви¬танции. Ее глаза похотливо затуманивались всякий раз, когда в окошке появлялось мужское лицо. Сейчас мне пригодилась бы плеть.
Я не знаю, что выражал мой взгляд, но строй шумных, пестрых, нахальных цыганок дрогнул под моим взором, и все обош¬лось без воображаемого хлыста. Я оказалась на рынке среди наглых порочных кавказцев, со¬дрогаясь от их раздевающих грязных взглядов и циничных шуточек. Мне захотелось иметь коня и нагайку.
-О, роза души моей, прекрасный цветок моего сердца, посмотри, какой товар! - залопота¬ла какая-то тюбетейка.
Я покосилась на его прила¬вок.
-Я вижю, обув тебе нужен, несравненная отрада глаз моих. Пасматри, какой босоножк!
Я невольно взглянула на собс¬твенные босоножки, купленные накануне, и ахнула: левый был розовый, а правый голубой! С трудом, сдерживая смех, я уст¬ремилась к выходу.
-Куда же ты, прекрасная сказка моей жизни?- вопила вслед тюбетейка.
Я боялась встретить чей-ни¬будь взгляд - тогда уж я не удержусь, и буду смеяться до слез и очень долго. Мне при¬шлось бороться с приступами смеха до самого дома, а в мо¬ей темной прихожей мне уда¬лось снять только один босоно¬жек - я устала сдерживать свой смех и каждая деталь этого утра вызывала новый приступ. От моей злости не осталось и следа. Я перекусила, взяла пляжные принадлежности и прогулочным шагом, уже в оди¬наковых босоножках отправилась на пляж.
Я немного посудачила с Лидией Васильевной, затем взяла лежак и устроилась поб¬лиже к воде. Сезон еще не на¬чался, и на пляже было человек десять. Некоторых из них я уже видела раньше, но ни с кем из них я не знакомилась. На волно¬ломе сидел мужчина. Я мельком взглянула на него и взяла книгу. Это был Натаниэль Готорн - жут¬кие новеллы. По вечерам мне было страшновато ее читать, другое дело - при ярком солнце. Стала читать, но тут поймала себя на мысли, что сидящий на волноломе мужчина достоин более внимательного взгляда. Лет ему было около сорока, стройный, как юноша, хотя в фигуре чувствовалась мужская основательность. Не атлет, но крепкий, то, что называется жи¬листый.
Он уже немного загорел, на смуглом животе было много жестких складок, и я невольно сравнила этот живот с рыхлым животом моего Юры.
Но не его фигура меня заинтересовала. Что-то было в его лице. В серых глазах была легкая грусть, лицо обветренное, волевое, но не жесткое. На лбу и вокруг губ наметились морщинки, а в общем, лицо обыкновенное, но чем-то оно привлекало мой взгляд. Ну да, интеллект явно просматривается, что еще? Самоконтроль, следы сильных страстей, интересно, он пьет? Вроде непохоже. И явно не наркоман: яркие, чистые глаза. Подстрижен совсем коротко – может быть он зек, беглый каторжник? На убийцу не похож, на мелкого воришку, тем более. Может он игрок?
Тут он спрыгнул на песок, и я вздрогнула. Спокойно и не торопясь, он вошел в холоднющую воду, и поплыл в сторону буйка. По его поведению не было похоже, что его волнует температура воды. Он плавал минут двадцать, иногда висел на буйке, и видно было, что купание доставляет ему удовольствие. Плавал он хорошо, но этим меня не удивишь, я наверняка плавала лучше, и была уверена, что могла бы обогнать его. И мне этого хотелось, черт возьми! Но как войти в воду? Я порывалась последовать его примеру, но вдруг я не смогу себя заставить войти в этот жидкий азот? Я представила, как вода доходит до моей талии, как я визжу от ужаса, а этот гад хохочет, и отказалась от этой затеи. Вот когда этот мерзавец уйдет, я попробую. Остальная публика меня не волновала.
С агрессивной враждебностью я наблюдала за его неуклюжими движениями - хватит рисоваться, не¬годяй, вылезай на берег, и сделай пробежку в тридцать километров, чтобы не дрожать своей мерзкой, синей, гуси¬ной кожей! Наконец он вышел на берег. К сожалению, его кожа была не синей, а ровно¬го розового цвета, и к моему большому неудовольствию, он не дрожал, и было незаметно, что он собирается делать пробежку, он даже не стал растираться полотенцем, лишь вытер лицо и нахально улегся на живот в трех метрах от меня.
Я отложила книгу - почитать не удалось и расхотелось. Настроение опять испорти¬лось, к тому же по груди по¬текла струйка пота, спина то¬же стала влажная, а войти в воду, чтобы охладить ноги, как я обычно делала, мне уже не хотелось. Я поднялась на вол¬нолом, прошла до его конца.
Здесь был легкий ветерок. Я немного постояла, затем села на край. Небольшие вол¬ны доставали до ног, и это было приятно. Еще я распус¬тила волосы. О! Волосы - мое главное достояние. Я не кра¬савица, у меня крупноватые черты лица, глаза широко расставлены, правда, доста¬точно большие, карие. Грудь, не ахти какая, но хоть не ви¬сит. А ноги, пожалуй, хороши. Когда я надеваю короткую юбку, Юра вечно шипит, что на меня «пялят глаза». А мои волосы он обожает. Мне они тоже нравятся. Они очень густые, волнистые от приро¬ды, темно-русые. Правда, они отнимают много времени, но я привыкла, и укорачивать их я даже не помышляю.
А ведь этот нахал даже не взглянул на это богатство. «Стоп, девочка, а не это ли обстоятельство тебя так воз¬мутило? Тебя он явно заинте¬ресовал, а то, что он не «пя¬лил» на тебя глаза, еще вовсе не значит, что он негодяй». Я посмотрела в его сторону. Он лежал в той же позе и, воз¬можно, дремал. Я вернулась к своему лежаку, села. Мысли все вертелись вокруг этого субъ¬екта. Я попыталась честно разобраться в себе. Юра был первым и единственным муж¬чиной в моей жизни, но мы прожили 12 лет, и я считала, что мой практический опыт дает мне основания думать, что о взаимоотношении полов я знаю достаточно много. Мои теоретические познания о сексе из разных случайных источников были значительно шире, чем-то, что происходило у нас в реальной жизни, но никакого противоречия я здесь не ви¬дела. Изменять мужу я никог¬да не собиралась. Мне даже не приходило в голову прове¬рять на прочность ту стену, которая отделяла нас с Юрой от остальных мужчин. Я знала, что нравлюсь мужчинам, и это тайное знание давало мне приятное ощущение уверенности в том, что чувства и поступки полностью под моим контролем. И вот впервые моя уверенность слегка покачнулась. Что же такого особенного сумел разглядеть мой дисциплинированный женский взгляд в этом человеке? Сейчас я могла встать и уйти, и быть в безопасности, но я чувствовала, я знала, что это бегство каким-то неизбежным образом наложит мрачную тень на  всю мою дальнейшую жизнь.
Тут краем глаза я заметила, что он пошевелился, лениво перевернулся на спину, сел. Пошарил рукой под одеждой, достал бутылку, и сделал из нее несколько глотков. Немного посидел,  снова пошарил под одеждой и защелкал зажигалкой. Однако зажигалка не сработала. Мне почему-то стало смешно. Сдерживая смех, я посмотрела на него, он виновато развел руками. Я глупо прыснула и полезла в сумку. Показала ему зажигалку. Он подошел, встал на одно колено, слегка поклонился, поздоровался, взял зажигалку:
-Благодарю вас. На всякий случай меня зовут Евгений. Если вы отдыхаете в пансионате, нам предстоит часто встречаться.
-Нет, Евгений, я не отдыхаю в пансионате, я сама по себе.
-Как же вы попали на этот пляж?
-По знакомству. А вы, значит, отдыхаете в пансионате?
-Нет, я тоже сам по себе, я купил себе право посещать этот пляж.
- У кого?
- У Лидии Васильевны. Но Вы так и не назвали свое имя.
- Вы и не спрашивали. Меня  зовут Валентина.
У него был приятный голос, чуть ниже, чем можно было предположить и четкое произ¬ношение, слов. «Значит он не москвич», - подумала я. Мы беседовали ни о чем, а что-то в нем, а может быть, во мне - меня тревожило, я чувство¬вала внутреннее напряжение. Чисто механически я фикси¬ровала мелкие детали: его странную манеру сдержанно жестикулировать одними пальцами, - получалось у него довольно изящно, умение легко и точно подбирать сло¬ва, и еще он умел не дать повиснуть паузе. Его взгляд был похож на прикосновение и слегка меня будоражил. На минуту он замолчал, потом, нисколько не смущаясь, ос¬мотрел меня задумчивым взглядом и сказал:
-Валя, я думаю, вы также проголодались, как и я. Тут рядом есть ресторанчик. Давайте сходим, перекусим.
От его взгляда я невольно затаила дыхание, а заметила это лишь тогда, когда мне потребовалось ответить на вопрос.
В ресторане Евгений зака¬зал красное сухое вино, мы плотно пообедали, и он спро¬сил, курю ли я. Я ответила, что выкуриваю в день 2-3 си¬гареты и сейчас самое время закурить. На этот раз зажигал¬ка зажглась с первого раза.
- Она же у вас была слома¬на на пляже.
- Так я газ перекрыл.
- Зачем?
-Чтобы познакомиться с вами.
-Мне казалось, что вы меня даже не заметили.
                -Ошибаетесь, я заметил вас еще вчера, когда прогули¬вался по набережной. Поэто¬му и оказался на этом пляже.
- И заранее разработали весь сценарий, а я играла в вашем спектакле, даже не догадываясь об этом. Считае¬те, что ваше признание долж¬но привести меня в восторг? - насмешливо спросила я.
- Валя, не сердитесь, для этого нет никаких оснований. Я не дельфийский оракул, чтобы предугадывать собы¬тия. Мне понравилась женщи¬на, и чтобы познакомиться с ней, я должен был что-то предпринять. Так я оказался на пляже. Остальное - дело случая, подтолкнуть который удалось именно вам. Впро¬чем, если вы настаиваете, что знакомство - ваша инициати¬ва, я не стану оспаривать ваш приоритет, - тонко улыбаясь, добавил он.
Я набрала воздуха, чтобы дать достойный отпор такому нахальству, однако, он прими-рительно поднял руки и пред¬ложил совершить морскую прогулку.
Весь день мы провели вмес¬те. Мне было интересно с ним. Евгений много читал, умел де¬лать неожиданные выводы, держался раскованно, но дели¬катно, был вежлив и хорошо воспитан. О себе он ничего не рассказывал, я тоже помалки¬вала, беседовали на отвлечен¬ные темы.
Вечером в каком-то сквере он дал понять, что хочет поце¬ловать меня. Я отклонила по¬пытку:
- Евгений, давайте не будем торопить события, я не ханжа, но для меня поцелуй значит нечто иное, чем для вас. Про¬водите-ка лучше меня домой.

Мы договорились встре¬титься завтра на пляже, но на всякий случай он попросил мой телефон. На прощание он по¬целовал мне руку. Такое не¬сколько раз случалось в моей жизни, однако, это всегда на¬поминало мне сцену из спек¬такля. У Евгения это получи¬лось легко и непринужденно.
Я долго не могла уснуть, перебирая события этого длин¬ного дня. Евгений мне нравил¬ся, и я понимала, что в таком виде наши отношения долго не продлятся. Мне хотелось при¬нять решение, но было страш¬но и стыдно, а главное, я уже чувствовала себя бесконечно виноватой перед мужем.
Мне приснился сон, как буд¬то я на берегу, а вокруг совсем безлюдно. Я вхожу в воду, она совсем не холодная. Я плыву, затем ныряю и плыву под во¬дой. Вода настолько чистая, что я вижу все далеко вокруг. На ногах у меня, оказывается, ласты и мне так легко и прият¬но скользить недалеко от дна. Я рассматриваю какие-то водо¬росли на дне, камни, раковины, иногда мелькают яркие рыбки. Дно становится все богаче, ярче, интересней. Я уже не то плыву, не то лечу. Потом я за¬мечаю, что у меня на ногах вовсе не ласты, ноги преврати¬лись в красивый, гибкий хвост, как у дельфина. Я хохочу, де¬лаю какие-то пируэты, мои волосы развеваются в воде, щекочут лицо. Мне совсем не хочется на поверхность. Мягкие струи воды ласкают мою кожу. Эти ласки становятся все сме¬лее, и вдруг я чувствую, что это не струи, это чьи-то руки. Кто же это рядом со мной? Где же вода?
Я с трудом открываю глаза. Справа окно, за окном раннее утро. Сердце громко стучит. Я перебираю подробности сна, постепенно успокаиваюсь. Опять всплывает в памяти лицо Евгения, его приятный голос. А если бы он лежал рядом? Я вспоминаю его поджарую фигу¬ру, его жесткий живот и пони¬маю, что хочу этого. А может у меня родится ребенок? Ведь я ни разу не беременела. Первое время мы с Юрой тщательно предохранялись, потом пере¬стали. Как-то особенно нас не беспокоило наше бесплодие. Но вот уже два года я постоян¬но возвращаюсь к этой мысли. Врач мне сказал, что у меня нет никакой патологии. А заставить Юру обследоваться я так и не смогла. Что же мне делать? А если бы Юра мне изменил? Это трудно представить. Не в его духе и большой грех. Он весь положительный, домашний, а в последнее время еще и религи¬озный. Кроме меня, других женщин для него и не сущест¬вует. Он пуританин, и иногда меня это злит. Как-то я вышла из душа, всего лишь завернув¬шись в полотенце. Он был шо¬кирован, и так укоризненно на меня посмотрел. Я вспомнила, как мне было обидно и стыдно тогда. Больше я себе такого никогда не позволяла... «Надо же, даже поцелуй руки может быть таким приятным», - поду¬мала я уже сквозь сон.
Проснулась я бодрой и от¬дохнувшей, и мне было почему-то радостно. Я сварила кофе, протерла пыль в квартире. «Пусть все идет своим чередом, а я пойду на пляж», - сказала я себе.
Евгений прогуливался по набережной, я издалека заме¬тила его белые джинсы. Он тоже заметил меня и устремил¬ся навстречу. И в руках у него был маленький букетик, кото¬рый меня очень тронул.
-Евгений, я видела чудесный сон. Я была русалкой, а вам как спалось?
- Неужели вы думаете, что после вчерашнего вечера я смог бы уснуть?
- По вашему цветущему виду не скажешь, что вы страдаете бессонницей.
- С одной стороны похоже на упрек, с другой - на компли¬мент, уж не знаю, благодарить мне вас, или обижаться, - от¬вечал он со смехом, - зато вчера я долго думал о вас и понял, кого вы мне напомина-ете.
- Утопленницу из «Майской ночи»?
- Типичный случай занижен¬ной самооценки. Будем лечить. Вы - русский вариант Софи Лорен.
- Издеваетесь, да?
- У вас высокие скулы, боль¬шие глаза...
- Большой рот, - подсказала я, кстати, доктор, это тоже лечится?
- А кто сказал, что это недо¬статок? Я бы сказал иначе: широкая, искренняя улыбка. А за ваши волосы Софи отдала бы всю свою славу.
-Евгений, если вы хотите попросить у меня взаймы, то не нужно начинать так издалека.
Нам было весело, мы удачно шутили, и я с удовольствием отметила его эрудицию и тон¬кое чувство юмора. Незаметно наш разговор стал принимать нежелательное для меня на¬правление: мне пока не хоте-лось говорить, что я замужем. Я решила сменить тему разго¬вора.
- А почему вы сегодня не купаетесь?
- А давайте-ка, русалка, ис¬купаемся вместе.
- Но для меня вода сейчас очень холодная, да и не только для меня. Во всей Алуште, ка¬жется,  вы единственный, для кого она в самый раз.
- Уверен, что это чисто пси¬хологический барьер. Просто вам нужно настроиться и спо¬койно войти в воду. Вы любите купаться?
- Обожаю. Я попытаюсь, если вы обещаете не поднимать меня на смех, в случае моей неудачи.
- Валя, я буду только немно¬го огорчен, и мне там будет одиноко.
Я смогла войти в воду почти по пояс, но преодолеть еще хоть сантиметр была не в си-лах. Евгению пришлось плавать одному.
Минут через десять он вы¬шел из воды и сел рядом. Я непроизвольно провела рукой по его спине.
-Какой ты холодный!
Мышцы его спины напряглись, он повернул ко мне лицо, хотел что-то сказать, но не сказал. Впервые повисла пауза. Но эта пауза была заполнена больше, чем иной разговор. Я не ожи¬дала, что мое мимолетное прикосновение окажется таким значимым для нас обоих. Во время этой паузы и он, и я поняли, что уровень нашего интереса и взаимной симпатии примерно равен и очень вы¬сок.
В этот день мы ездили в Ялту, катались на подвесной дороге по моей инициативе. Когда под нами проплывала церковь, я спросила, не без умысла, не хочет ли он в нее заглянуть.
- Во времена прежнего режи¬ма я иногда заходил в церкви в разных городах, а теперь перестал.
- И в чем причина?
- Раньше церковь существо¬вала вопреки властям. Матери¬альных благ она практически не приносила, и быть служителем церкви мог только человек ве¬рующий и убежденный. А убеж-дения, даже ошибочные, на мой взгляд, я уважаю. А сейчас церковь превратилась в мощ¬ную финансовую организацию, которая не гнушается ни тор¬говлей, ни политикой, ни агрес¬сией. Уж слишком активно она внедряет свои идеи в нашу жизнь. Роскошные офисы, ко¬торые они называют церквями, растут сейчас, как грибы после дождя. И эта очень доходная фирма стыдливо прячет свое лицо за иконой. Вера – это нравственность, основанная на страхе, в то время как истинная нравственность – категория разума, и основана на чувстве справедливости. Поэтому вера ведет к фанатизму и деградации.
- Так вы не верите в бога?
- В этих мужчин с разными именами и разными биографи¬ями: Аллах, Саваоф, Иисус, Кришну, Зевс, и которым убеж¬дали и убеждают поклоняться, я не верю. Да и сама идея спасения выглядит как-то эго¬истично. Вымаливать для своей жалкой, подлой и мелкой ду¬шонки вечный рай, к тому же незаслуженно, поскольку не¬возможно прожить без греха; жалко, низко и эгоистично. Есть ряд понятий, которые всеми людьми воспринимаются однозначно: отвага и страх, страдание и радость, зло и добро. И что же проповедует христианская церковь? Страдание и страх, угроза ада. А это как раз и есть зло. Более того, даже своим символом церковь избрала символ страдания – крест, распятие. Не радость, а страдание. И тупую веру вопреки разуму. И вот, чем ниже интел¬лект, тем больше веры. Вот скажите, - воодушевился Евге¬ний, - что существует такое, чем вы не устаете восторгать¬ся, любить всей душой, чья красота приводит в экстаз, чье могущество приводит в трепет одинаково и дикаря, и монарха, перед чем человек совершенно беспомощен и бесконечно мал?
- Природа.
- Да, все просто, Космос, природа. В природе не существует понятия: добра и зла, и поэтому ругать ее или поклоняться ей - одинаково глупо. Она бесстрастна. Но мы ее любим и поклоняемся ей, выражая свой восторг. Однако это не приносит дохо¬да в отличие от выдуманных богов. Поэтому они так живу¬чи. Космос бесконечен, а слово «ВЕЧНОСТЬ» отвергает саму возможность создания мира, поэтому все религии не более чем удачная выдумка.
Я тоже не верила в бога, но такие мысли никогда не прихо¬дили мне в голову и ни от кого ничего подобного я не слыша¬ла. Наверно, с ним можно было поспорить, но то, что у него есть собственные нестандарт¬ные убеждения, вызывало уважение к нему.
«Кто же он такой, чем зани¬мается?», - думала я. Спро¬сить прямо, я не решалась, тогда и мне пришлось бы все рассказать о себе, а в этом случае наше знакомство пре¬вратится в банальную любов¬ную интрижку. Кажется, и Ев¬гений, как-то незаметно, об¬ходил эту тему. Мне казалось, что он щадил меня, и решил не касаться ее, пока я сама эту тему не затрону. И я была благодарна ему за это. Мы немного посидели в рестора¬не и даже танцевали немного. Вернулись в Алушту уже после одиннадцати, и я подумала, что если он сделает попытку меня поцеловать, я не смогу ему отказать. Но попытки, увы, не было. У подъезда мы снова договорились встре¬титься завтра на пляже в два часа. Я чувствовала, что если вот так сейчас уйду, у нас останется на сердце какой-то неприятный осадок. И тогда я обняла его за шею и подста¬вила свои губы. Его поцелуй был неторопливый, долгий и приятный.

В десять часов утра впервые в этой квартире зазвонил теле¬фон. С удивлением я взяла трубку. Звонил Евгений. Он приглашал меня на пикник:
- В Ялте у меня есть один очень хороший знакомый, у него машина. Мы могли бы, например, подняться на Ай-Петри или еще куда-нибудь съездить.
- Так нам придется ехать в Ялту?
- Да нет же. Приятель, его зовут Миша, сидит у меня, а я звоню из автомата. Скажите, когда нам подъехать, я так по¬нял, что вы согласны.
- А что с собой брать?
- Ну, я думаю, немного не¬жности и побольше хорошего настроения, а ваше обаяние всегда с вами.
- А ваши комплименты очень милы, - в тон ему ответила я, - я буду готова через полча¬са.
                Миша оказался мужчиной лет пятидесяти, невысокого роста, коренастым, с добродушным лицом. Он осторожно пожал мою руку, которая утонула в его широкой ладони, и сооб¬щил, что сегодняшняя про¬грамма включает в себя, кроме прогулки, еще шашлыки и рас¬питие спиртных напитков. У Евгения в глазах прыгали ве¬селые искорки, по всему было видно, что свою долю хороше¬го настроения он взять не за¬был. Сидеть ему пришлось на заднем сиденье одному, так Миша распорядился. Его ви¬давшая виды «Лада», резво бежала по серпантину, а Миша что-то гудел своим трубным голосом по поводу Крымских красот. Мы остановились возле отделанного мрамором красивого колодца. Кристально-чистая родниковая вода вытекала из отверстия. Такого мне нигде не приходи¬лось видеть. Не знаю, что больше понравилось мужчи¬нам: вкус воды или мой вос¬торг. Потом мы бродили возле известняковых скал, ехали дальше. Наконец, мы оказа¬лись на плоской каменистой местности.
Здесь почти не было расти¬тельности. Поверхность извес¬тняка была отполирована вет¬рами. Все дышало глубокой древностью, казалось, что со времен Эллинов здесь не сту¬пала нога человека. Мы молча шли по неровной, скользкой поверхности против сильного ветра. И вдруг я увидела море! Оно было далеко внизу, отсюда волны казались мелкими па¬раллельными складками на сверкающей ярко-синей повер¬хности, которые очень медлен¬но двигались к берегу. Панора¬ма была так торжественна и грандиозна! Я подумала, что Евгений был, безусловно, прав, когда говорил о красоте и мо¬гуществе природы. Все, что мне довелось увидеть сегодня, было яркой иллюстрацией к его словам.
-Понтос  Эукейнос! – торжественно произнес Евгений.
-Так древние греки называли Черное море – море гостеприимное, - пояснил Миша.
-Как красиво звучит, как будто аккорд на арфе, - прошептала я.
Я опустила глаза. Под нами раскинулся город, он был такой маленький, как будто игрушеч¬ный. Горизонт был едва разли¬чим. Казалось, что отсюда можно увидеть Турцию, Гре¬цию, Италию. От избытка чувств я повернулась к Мише и поцеловала его в щеку. Он смущенно прогудел:
-Я понимаю ваши чувства.
Наверно, мы долго простоя¬ли над обрывом. Здесь был сильный ветер, и я продрогла. Миша предложил подыскать место для костра, а сам ушел за дровами, которые предус¬мотрительно привез с собой.
Мы сидели у костра, ели шашлык, пили водку. После таких впечатлений я предпочла именно этот напиток, хотя поч¬ти не пью его. Евгений готов был отказаться от спиртного, чтобы вести машину, но Миша не согласился, хотя, выпить, видно, был не прочь.
- А на Камчатке море другое, - задумчиво сказал Евгений.
- Да уж, на вашей Камчатке есть, наверно, еще более жи¬вописные места. Непуганый край, - согласился Миша, - жаль, не довелось побывать там.
- Миша - тоже моряк, - за¬метил Евгений.
- «Так вот кто он», - подума¬ла я. Мне не хотелось, чтобы Миша понял, что мы с Евгени¬ем ничего не знаем друг о друге, и я спросила:
- А как вы познакомились?
- В Ялте есть маленький  пляж для моряков. Я как-то забрел туда. Вход по удостоверениям, я показал свое.
- А я в резерве был и подра¬батывал на воротах, - пояснил Миша, - Смотрю - «Камчатское морское пароходство», заинте¬ресовался, конечно.
- А потом мы часто встреча¬лись и выпивали не раз, - под¬мигнул Евгений.
- А то как же, - солидно от¬ветил Миша, - было о чем по¬говорить, а всухую разговор все же не тот. Мы уж лет пять, как знакомы.
Мне было с ними хорошо, но солнце уже садилось, пора было собираться домой. В ма¬шине Евгений сказал:
- А теперь едем ко мне. Я требую продолжения банкета.
- Что же мы сегодня празд¬нуем, в конце концов? - спро¬сила я.
- О, сегодня, например, ро¬дился Кулибин, очень достой¬ный человек.
- Да, «Кулибиных» на флоте уважают, - заметил Миша.
- Почему же мы не подняли за него ни одного тоста?
- Потому, что самое главное я приготовил на потом, - отве¬тил Евгений, - и почему столь¬ко вопросов? Вы что, Кулибина не уважаете?
- Конечно, уважаю, но не уве¬рена, что он родился именно сегодня.
- Валя, если это не так, я съем эти башмаки.
- Не думаю, что вы бы про¬делали это артистичнее Чарли Чаплина. Так что придется вам поверить на слово.
- Женя, ведь мы не помес¬тимся в твоей конуре, пардон, то есть я хотел сказать в твоих апартаментах,- усомнился Ми¬ша.
- Что, у него так тесно?
- Как сказал бы Аркадий Стругацкий, для вашей улыбки там места хватит, - успокоил меня Евгений.
- Я бы с удовольствием, но у меня завтра с утра дела и не¬льзя мне пить. Лучше я заеду за вами в субботу и поедем ко мне. А вы, Валюша, не отказы¬вайтесь, последние пять лет, он производит на меня впечатле¬ние не самого скучного челове¬ка и, пожалуй, даже порядочно¬го.
- Да, - он порядочный чело¬век. И к тому же, у него во дворе растет платан, на кото¬ром когда-то висело золотое руно, - заявил Евгений.
- Женя, насколько я помню, тот платан рос в Колхиде, а не в Тавриде и на вашем месте я бы уже покраснела за свое невежество или за столь оче¬видный обман.
- Наполеон сказал, что в любви и на войне все средства хороши,- изрек Евгений, - и маленькая ложь во благо - даже полезна.
-Маленькая ложь рождает большое недоверие. Поэтому на вашем месте я бы         поостереглась в ближайшее время блистать своими довольно спорными, хотя и небезынтересными познаниями истории, - заявила я.
В это время мы подъехали к громадному платану, и я поня¬ла, что славный Миша решил все за нас. Евгений уже галан¬тно открывал мне дверцу. Мы тепло простились с Мишей, и он уехал.
Обстановка комнаты, кото¬рую он снимал, была чисто спартанской: журнальный сто¬лик, тумбочка с электроплит¬кой, кровать, два стула, раковина с краном.
-Валюша, у меня есть коллекционное вино двенадцатилетней выдержки, и если мы его
сегодня не откроем, я буду безутешен.
Вино в красивой черной упа¬ковке называлось «Бастардо». Бутылка была упакована в цел¬лофан, а внутри целлофана была горсть земли.
-Да это впечатляет.
Он достал бокалы, открыл вино.
- Женя, вам удалось добыть благородное вино, но даму шокирует одно обстоятельс¬тво.
- Что такое? - переполошил¬ся он.
- Я бы не рискнула наливать этот напиток, пока бокалы в таком состоянии.
Он в панике посмотрел их на свет, и… поставил обратно.
- Это Мишка, гад, в среду их залапал, - обреченно сообщил он, собираясь налить вино.
- Так это уже необратимо? - сдерживая смех, я накрыла рукой бокалы.
- Ну почему же, в принципе, я мог бы их помыть.
- Теоретически, - я уже едва сдерживалась.
-Ну, наконец-то мне удалось вас рассмешить: дегустация этого напитка требует именно такого, я бы сказал, несколько легкомысленного, настроя. «Бастардо» - значит незаконнорожденный, а такие объекты появляются именно от легкомыслия.
Пока он мыл бокалы, я заме¬тила гитару. Похоже, инструмент был дорогим, хотя и старым.
- Вы привезли ее с Камчатки?
- Нет, это Миша привез. Она принадлежала его отцу, кото¬рый виртуозно на ней играл. А у Миши вы же видели, какие руки, этими руками можно рельсы выпрямлять, для этого инструмента они не подходят.
- Зачем же он ее привез?
- А он очень любит слушать. Может, мы и подружились пото¬му, что моя игра ему понрави¬лась.
- Очень хочу, чтобы вы сыг¬рали.
- Сначала по бокалу вина.
Потом он взял гитару. Я ожи¬дала услышать бардовскую песню, а он стал играть какую-то латиноамериканскую мело¬дию. Я чувствовала, что вещь технически очень сложная. Иг¬рал он замечательно, мне каза¬лось, что звучит целый оркестр. Потом он негромко пел роман¬сы, большинство из которых я не слышала:
                «У берега синего моря
                С тобою вчера я гулял
                И сердце, бедное сердце,
                Гуляя, с тобой, потерял...»
 Слушая его негромкий бари¬тон, в котором чувствовалась скрытая мощь, глядя в его гла¬за, которые сверкали в полу¬мраке, я почти теряла созна¬ние. А он снова пел:
                «Целую ночь соловей нам насвистывал...»
Он отложил гитару, поцело¬вал меня долгим поцелуем, а я шептала, что я вся в его влас-ти, просила петь еще. И у меня текли слезы.
                «Ночи безумные, ночи бессонные,
                Речи несвязные, взоры усталые...»
 Мы целовались, пили вино, постепенно куда-то исчезала моя одежда... А потом я утону-ла в море нежности. Его ласки были неспешны, деликатны, изысканны. Я и помыслить не могла, что мужчина может так относиться к женщине. Его жесткие руки знали какой-то секрет легких прикосновений. Всю ночь мы не уснули ни ми¬нуты. Я чувствовала, что уста¬ла, но мне не хотелось упустить ни одного мгновения этой вол¬шебной ночи. Каким-то непос¬тижимым образом Евгению удалось заставить меня пре¬одолеть свою стыдливость и это преодоление явилось еще одним, неведомым мне, источ¬ником наслаждения. И он был ненасытен. «Так вот что такое мужчина», - думала я. И я по¬чувствовала себя обманутой, я поняла, что у меня украли две¬надцать лет, мне стало так себя жалко, что я расплакалась, как ребенок. Женя, конечно, не мог понять причину моих слез, спрашивал и целовал мое мокрое лицо, выглядел растерянным, и был в этот момент таким родным для меня.

Мне нужно было время, чтобы все осмыслить. Я была не в силах сосредоточить свое вни¬мание ни на чем, кроме нашего знакомства и того, что за ним последовало. Я вновь и вновь переживала все случившееся. Никогда в своей жизни я не переживала такого потрясения. И мне стало страшно. Как же я буду жить после всего этого? Ведь я не смогу вычеркнуть все это из своей жизни и продол¬жать свое существование, как будто, ничего не случилось. Оказывается, жизнь способна на такие зигзаги! Что же теперь делать? Уходить от мужа? Но куда я пойду? Мне ведь даже уйти некуда, ведь квартира его. Стоп. Как это некуда? Я же сижу на своей постели, в своей квар¬тире. С невероятной ясностью я вдруг осознала, что мир вокруг меня чудесным образом изменился: я нахожусь в другой стране, в другом городе, по иному мыслю и чувствую, у меня другие желания, иной образ жизни, и метаморфозы продолжаются. У меня впервые в жизни есть все свое, и даже деньги. Тетя Клава оставила мне до¬вольно значительную сумму. Таким образом, моя судьба полностью в моих руках. Вот уж действительно время потрясе¬ний!
А что же Юра, как он будет жить, что он обо мне подумает? Я представила его полное, вы¬сокомерно поднятое лицо. Да, он был доволен собой, а меня это раз¬дражало. Любил ли он меня? Вероятно, по-своему любил, но скорее, как вещь, которую сам создал. Да, он любил подчерк¬нуть, что без него я бы пропала. Способен ли он на любовь? Скорее он любит свои привычки, и я одна из них. Теперь я думаю о нем с неприязнью, а раньше мне нравилась спокойная, раз¬меренная жизнь. Страсти в ли¬тературе и в кино раньше мне казались красивой выдумкой талантливых людей. И не то, чтобы я не верила в роковую лю¬бовь, это мне казалось каким-то исключением, как игра в лоте¬рею, в которой всегда выигры¬вает кто-то другой.
   Но люблю ли я? Или это просто страсть жен¬щины, впервые познавшей упоительный секс? Но такой секс возможен только с любимым мужчиной.
А Евгений, кто я для него? Он опытный любовник и наверно ведет себя так со всеми женщи¬нами - очень неприятная мысль - я поежилась. А если он боль¬ше не появится? Нет, только не это. Вряд ли он имеет серьез¬ные намерения, но пусть это продлится как можно дольше. И я хочу от него ребенка. Я пред¬ставила младенца, мальчика, своего сынишку. Я скажу Евге¬нию, что мне нужно стать мате¬рью, что я очень хочу этого. И чтобы ребенок был от него. Он выполнит мою просьбу. А когда я буду уверена, что у меня бу¬дет ребенок, он может делать, что захочет. Если посчитает нужным уйти, пусть уходит. Или нет. Ведь своей просьбой я могу его просто спугнуть, муж¬чины стараются избегать таких ситуаций, когда их свободу пытаются ограничить. Я сделаю по-другому: как только узнаю, что беременна, я скажу, что я замужем, и мы должны рас¬статься. Я посмотрю на его реакцию. И если она будет не такой, как мне бы хотелось, пусть уходит. Я проживу и одна.
Мысли опять вернулись к мужу. Нет, теперь он мне неприятен, Я не хочу к нему возвращаться. Уж лучше жить одной. Жаль его, но, в конце концов, он мужчина, как-нибудь переживет.
Интересно, что сейчас дела¬ет Евгений? О чем он думает? Может он тоже сейчас думает  обо мне, строит планы на буду¬щее. Черта с два, если и стро¬ит, то только на сегодняшнюю ночь. А может, подыскивает очередную жертву? Нет, едва ли. У такого мужчины не долж¬но быть коротких случайных встреч. Это ему не к лицу. У него должны быть красивые, длинные романы, безутешные женщины, которых он оставил. И я буду одной из них. Вспом¬нилась фраза: «Женщина скры¬вает от мужчины свое прошлое, мужчина скрывает от нее ее буду¬щее». Я немного поплакала от жалости к себе.
Прошло две недели, две са¬мые счастливые недели в моей жизни. Я совершенно точно знала, что если существует любовь на свете, то это именно тот случай. Ради Евгения я была готова на все. Никаких слов сказано не было, да и к чему слова. Свои или чужие, слова всегда накладывают ка¬кие-то обязательства, хоть и в ничтожной степени, но все же ограничивают свободу.
Евгений тоже молчал, но я видела, я знала, что я ему не¬безразлична.
Накануне мы договорились встретиться утром и съездить в Ялту. Идея была моя. Я испы¬тывала детский восторг перед канатной дорогой, и мы всегда катались на ней по несколько раз. И еще мне хотелось прой¬тись по магазинам. Утро пока¬залось прохладным и я надела теплый белый свитер. На ял¬тинскую автостанцию мы при¬ехали часам к десяти и отпра¬вились в центр пешком.
-А хочешь увидеть пляж, где мы с Мишей познакомились?
Я хотела. Пляж оказался ря¬дом с морским вокзалом. Местечко оказалось очень уютное, и мы решили вернуться сюда позже. Когда мы шли обратно, я увидела через рас¬пахнутые ворота белоснежный лайнер.
-Давай зайдем, я хочу пос¬мотреть на него поближе.
Мы беспрепятственно про¬шли на территорию. Теплоход назывался «Молдавия». У трапа стояли два «Икаруса» и толпил¬ся народ. Евгений вдруг резко затормозил. Я удивленно пос¬мотрела на него. В его глазах прыгали веселые огоньки.
-А хочешь на борт?
-Конечно хочу, но нас ведь не пустят.
-Есть два варианта: я могу показать удостоверение и поп¬росить вахтенного пустить нас на экскурсию, А можно разыг¬рать рассеянных пассажиров, которые что-то забыли. Мне больше нравится второй вари¬ант.
Это было чертовски заманчи¬во, и мы быстренько разработа¬ли сценарий. Под прикрытием автобусов мы подошли к судну и смешались с толпой. В этот момент подошли гиды, и пасса¬жиры стали занимать места в автобусах. Тут Женя схватил меня за руку, и мы побежали по трапу. Вахтенный матрос удив¬ленно посмотрел на нас, Женя виновато улыбнулся ему и ска¬зал:
- Представляете, забыли деньги взять с собой!
Матрос равнодушно улыб¬нулся, и мы прошли мимо него в дверь, Теперь на нас никто не обращал внимания.
-Куда мы идем, Женя? Мы ведь заблудимся!
-Главное, идти спокойно и уверенно. Мы направляемся в бар. Это судно я знаю не хуже боцмана. Я работал точно на таком же, оно называлось «Петропавловск».
В баре Женя заказал сок, шоколад, армянский коньяк. Играла негромкая музыка, сто¬яло несколько человек у стой¬ки. Мы сели за треугольный столик у иллюминатора. Только теперь я заметила, как стучит у меня сердце. Мы выпили по крошечной рюмке коньяку, и я немного успокоилась. Мне бы¬ло чуточку тревожно, но весе¬ло.
-Валюша, ты приносишь нам удачу. Давай, используем твой потенциал полностью, - его глаза сверкали.
- Судя по твоему виду, сле¬дующий наш шаг - захват судна. Как ты думаешь, полу¬чится из моей юбки пиратский «Веселый Роджер»?
- Стать флибустьером мне не позволит моя высокая нравс¬твенность. Речь о другом. Ви¬дишь ли, я случайно захватил с собой денег гораздо больше, чем нам могло бы понадобить¬ся в Ялте. Судно идет в Батуми. По моим расчетам нам их должно хватить, чтобы вернуть¬ся обратно. Давай попробуем сходить «зайцами» на этой «Молдавии» в Грузию.
- Женя, ты - сумасшедший, как ты себе это представля¬ешь? А твоя нравственность? И где мы будем спать, в бочке из-под яблок?
- В «люксе». Я конечно не уверен, но, скорее всего, каюта «люкс» не занята. Она здесь единственная, а судно совер¬шает круиз. Путешествие в «люксе» слишком дорого, поэто¬му, я думаю, он свободный.
- Как мы туда попадем?
- Валюша, на судне имеется ключ, который подходит почти ко всем помещениям. Из всех судовых ключей он самый простой, и я помню его фор¬му.
- И где он находится?
- У старпома, у пассажирско¬го помощника, но главное, его нетрудно сделать.
- Гениально, а если нас пой¬мают?
- Пустяки: два раза протянут под килем, и высадят на остро¬ве.
Я возражала, но скорее по инерции, я уже была согласна рискнуть и хотела рискнуть.
Мы поднялись на шлюпочную палубу. Здесь был бассейн, а над ним, в надстройке, иллюми¬наторы каюты «люкс». Зеленые шторы на них были задернуты. Мы разделись и с удовольстви¬ем искупались в бассейне. Хо¬рошо, что на мне был купальник под платьем. Потом мы нахаль¬но улеглись загорать.
- Женя, у нас нет ни полотен¬ца, ни мыла, ни зубных щеток.
- Там все есть.
- И еда?
-В ресторан нам идти не следует, там накрывают по количеству пассажиров. Будем питаться в баре. А теперь мне нужно идти в машину. Постараюсь управиться за полчаса. Если не вернусь через сорок минут, сойди на берег, на всякий случай.
Я не особо беспокоилась, мы ведь пока в Ялте. Евгений вер¬нулся через двадцать минут и показал вполне симпатичную отмычку.
-Я вспомнил про аварийный люк, он ведет прямо к ГРЩ, а под ГРЩ мастерская электриков. В мастерской никого не оказалось, а там у них и наждак, и тиски, и полно инстру-ментов.
-Миша это имел в виду, когда сказал, что на флоте, «Кулибиных» уважают? - ядовито спросила я.
Евгений подошел к двери по левому борту, вставил ключ, повернул, дверь открылась. Он заглянул в щель, потом скрыл¬ся за дверью. Через минуту дверь открылась, показался его настороженный нос. Я кивнула. Он вышел и запер дверь.
- Валя, каюта свободна, мо¬жем вселяться хоть сейчас.
- А вдруг в Ялте кто-нибудь вселится?
- Маловероятно. Там давно не убирали, значит, никого не ждут
- Тоже мне, сервис, могли бы и убрать, - я стала входить, в роль.
- Нам нужно купить еды и коньяк. Или вино? Я схожу в бар. - Сказал Евгений.
- А давай я схожу, для конс¬пирации.
Он полез в карман за деньга¬ми.
-Слушай, я не знаю, сколько их там у тебя, но у меня, наверняка, не меньше. Я собиралась таскать тебя по магазинам. Так что, отдыхай.
В баре я взяла курицу-гриль, батон колбасы, хлеб, коньяк и еще много чего. Барменша удивленно на меня посмотре¬ла.
- Что-нибудь не так? - невин¬но спросила я
- Извините, все в порядке.
-Вы видели моего мужа? Весь наш бюджет уходит в его тощий живот. Барменша заулыбалась:
- Дешевле мужа поменять.
- Вот поэтому я здесь. Ваш старпом женат?
Расстались мы друзьями. Евгений ахнул, увидев мой пакет:
- Ты ограбила судовой про¬довольственный склад?
- Гулять, так гулять!
- Теперь нам нужно немед¬ленно поселяться, пока не за¬секли твою суму.
Я любовно погладила пакет.
-Я готова.
Он улыбнулся, и пошел открывать. Все прошло благо¬получно. В каюте был приятный зеленый полумрак. Она состо¬яла из двух помещений и ван¬ной комнаты. И здесь действи¬тельно было все необходимое. Перед полукруглым зеленым диваном изящных очертаний стоял овальный столик на точе¬ной ножке и два кресла в тон. В баре стояли напитки. Я была довольна. С лица Евгения не сходила улыбка.
- Валентина Дмитриевна! С прискорбием должен заметить, сударыня, что ваш преданный поклонник уже бесконечных три часа не имел чести целовать вашу прелестную ручку-с.
- Ах, сударь, эти хлопоты с новоселием так утомительны. Боюсь, у меня разыграется мигрень.
Я грациозно опустилась в кресло и милостиво подала ему руку. Он важно встал на колено и припал к ней губами.
-О! Сударыня! Ваш образ преследует меня во сне и наяву. Позвольте мне побыть у ваших ног, моя душа полна восторга. Как нежны эти пальчики,  как изящны эти руки! Но ваша мигрень приводит меня в отчаяние. Позвольте предложить вам одно верное средство¬, а впрочем, даже два средства, душа моя!
- О, сударь, Евгений Матве¬евич! Вы так заботливы, пожа¬луй, я попробую вашего средс-тва, однако, окажите любез¬ность, проверьте бокалы на случай, если до нас здесь по¬бывал  приятель ваш, Михаил Иванович.
- Ваш тонкий намек относи¬тельно моего верного друга я вполне понял, жаль, что вы, моя драгоценная, предпочли второе средство излечения мигрени. Уверяю вас, первое - гораздо более надежный способ. Хотя, если вы настаиваете, мы начнем со второго.
   Мы дружно расхохотались.
- Тише, в этот священный час сиесты мы разбудим всю «Молдавию»
- Моя ласточка, должен тебе сказать, что исключительно в целях конспирации нам следу¬ет выпить по изрядной порции коньяка.
- О, господи, ты опять что-то задумал!
-Я ничего не задумал, а следую логике: если нас застукают выпившими, то, скорее всего, посмеются, и отпустят, а если трезвыми, то расстреляют.
-Наверно, таким вещам учат в шпионских школах. Наливай!
Мы выпили почти полбутылки коньяку, при этом нас смешил каждый пустяк. Я давно уже столько не смеялась. Потом Женя увлек меня в спальню, но и здесь смешливое настроение нас не покинуло. Я рассказала ему про то, как гордо и незави¬симо прошла через весь город в разных босоножках, с высокомерием и презрением глядя на все вокруг. Мы смаковали каждую подробность того дня, буквально катаясь от смеха, благо широкая постель позволяла нам это делать со¬вершенно свободно.
После шести вечера мы оп¬ределили по шумам, долетав¬шим до нас, что жизнь на судне оживилась. По-видимому, вер¬нулись с экскурсии.
- У пассажиров ужин в семь, а в девять будут, наверно, ка¬кие-нибудь культурные мероп-риятия и мы можем в них поу¬частвовать, если хочешь.
- Но это не опасно? - спро¬сила я.
- Если мы сумеем незаметно выскользнуть, то опасности нет.
Прозвучал мелодичный звон, и приятный женский голос со¬общил:
«Судовое время девятнад¬цать часов. Пассажиры первой смены приглашаются на ужин».
Евгений внимательно осмот¬рел квадратные иллюминато¬ры.
-На палубе никого нет, я попробую открыть, может нам лучше выйти через него.
Кормовой иллюминатор с трудом поддался его усилиям. Прямо под ним стояла скамей-ка.
- Выйти будет легко, а как его закрыть снаружи?
- У тебя шпилька есть?
Шпилек у меня было доста¬точно. Евгений подошел к ди¬намику, пощелкал ручкой. За¬звучала музыка.
-Имею честь ангажировать вас на танго, мадам!
-Благодарю вас, сударь. Слушай, а ты умеешь танцевать танго по-настоящему?
- Буду учиться. - Однако я сразу почувствовала, что тан¬цует он прекрасно, но давно не танцевал. Танго закончилось, и я попросила выключить дина¬мик, чтобы не сбивал с ритма. Евгений негромко изображал голосом «компарситу» и мы тренировались минут двадцать. Места было маловато, но нам удалось попробовать также и вальс. И опять я была от него в восторге. Впрочем, Евгений был тоже мною доволен.
                -Ты пластична, как сама Грация!
Его комплимент был уравно¬вешен моим поцелуем. Я заня¬лась своей косметичкой, судно вздрогнуло, послышался рит¬мичный шум. Евгений поднес мне рюмку:
-Счастливого плавания, Валюша!
Вскоре судовой динамик сообщил, что в салоне первого класса начинается вечер отды-ха.
- Как я выгляжу?
- Тебе позавидовала бы сама Афродита.
- Что мне делать, если попа¬демся?
- Встряхни волосами и улыб¬нись.
Он подвинул кресло поближе к иллюминатору.
- Путь свободен. Валя, сна¬чала в иллюминатор ногу, по¬том голову и корпус, затем - вторую ногу.
              Сам он так де¬лать не стал, он ухватился за верхнюю кромку и ловко улетел ногами вперед. Подстраховал меня и захлопнул иллюминатор крючком из моей шпильки. Мы немного погуляли по палубе и отправились в салон. Играл небольшой оркестр, работал бар. Мы заказали коктейль, кофе, мороженое. Потом сме¬шались с танцующими парами. Во время танца Евгений пред¬ложил, на всякий случай, взять псевдонимы
- Я буду Анисьей - успешно свершающей.
- Прелесть! А я Валерий и мы супруги Зайцевы.
Были какие-то конкурсы, иг¬ры, викторины, мы в них не участвовали. Потом объявили танцевальный конкурс. Он со¬стоял из двух туров: вальс и танго.
- Как я и предполагал.
              -Ты случайно не медиум?
 Во второй тур про¬шли три пары, в том числе и мы. Эйфория, которая завладе¬ла нами с самого утра, наибо¬лее полно проявилась в этом танго. Все эти четкие движе¬ния, резкие повороты и оста-новки получались сейчас у нас совершенно синхронно, даже лучше, чем во время недавней репетиции. Нас единодушно признали победителями кон¬курса и вручили мне цветы и коробку конфет, Евгению - ко-ньяк. После этого все потребо¬вали показательный танец. Оркестр играл нам «Осенний сон», мы кружились по салону, и у меня было ощущение поле¬та. Я чувствовала, какие сильные руки у Евгения и умирала от любви к нему.
После танца мы подошли к бару, чтобы выпить сока. Я почувствовала чей-то упорный взгляд. Евгений тоже заметил и нахмурился.
- Милый не хмурься, на ты¬сячу миль вокруг, кроме тебя, нет никого, кто мог бы хотя бы при¬влечь мое внимание.
- Я думаю, это старпом и его внимание таит в себе некото¬рую опасность для нас.
Я прижалась к нему, глядя влюбленными глазами - мне не нужно было имитировать такой взгляд, и этот субъект, кто бы он ни был, должен был понять, что у него нет ни малейших шансов               
-Черт возьми, Валя, ты редкая женщина и безумно мне нравишься, в голосе Евгения чувствовалось какое-то волну¬ющее напряжение.
Я сжала его руку:
-Кажется , я чувствую то же, что и ты.
И мы торопливо направились в свое тайное убежище, сгорая от нетерпения и страсти.

Проснулись мы в Ново¬российске. В других обстоя¬тельствах мы бы, наверно, прогулялись по городу, а сей¬час я была даже рада, что на¬ша свобода ограничена. Нам не было скучно. Мы дважды купались в бассейне, немного загорали, но, в основном, день провели в постели. В Батуми мы решили не идти: растяги¬вать приключение не имело смысла, и было не вполне бе¬зопасно. Мы решили сойти на берег в Сочи.
Во второй половине дня Ев¬гений был особенно щедрым на ласки, но мало улыбался, был задумчив. Я тесно прижа¬лась к нему, уютно устроилась на его плече и попросила что-нибудь рассказать о флотской жизни. Он помолчал, собираясь с мыслями.
-Ну что ж, пожалуй, я рас¬скажу тебе одну историю, кото¬рая начиналась, в общем-то, довольно весело:
                Продолжение следует.