Исповедь железной кружки.
….Детство моё было экстремальным – судите сами - долгое время жила на полке в магазине среди походных котелков, термосов, складных ножей. В соседнем отделе – снаряжение для альпинистов и горнолыжников. Во сне и наяву грезила о мужественном красавце-альпинисте с бицепсами и рюкзаком за плечами, казалось, это вершина счастья – жить рядом с таким мужчиной, быть ему верной подружкой в походах.
Однако купила меня аж целая семья – мама, папа и двое детей. И началась моя кочевая жизнь. Каждое воскресенье мы ездили на природу, разжигали костёр, кипятили чай, пели песни под гитару. Поздней осенью и зимой в меня наливали глинтвейн - он так пах, что у меня кружилась голова. Брали в руки и грели ладони.
Однажды, в походе мама с папой стали ссориться, а дети плакать. Они быстро собрались и уехали, а я осталась висеть на еловой ветке.
Пыталась кричать, даже синица помогала мне и чирикала над их головами.
Долго висела и страдала по ушедшей семье. Поливал дождь, мои бока клевали птицы, а мне вспоминались наши поездки и вечера над рекой….Эх, не хотелось умереть в лесу, и я страстно мечтала, чтобы хоть кто-нибудь меня подобрал. В бреду, грезила о красавце – альпинисте, но в минуты просветления была бы рада любому прохожему.
Однажды зашуршали еловые ветки, на меня упали крупные холодные капли утреннего дождя.
Стальное сердце сжалось. Меня нашёл и аккуратно снял с ветки бывалого вида старик, с посохом, со старомодным рюкзаком. Он принёс меня домой и стал показывать внукам – смотрите, какую видавшую виды кружку я принёс!
Я стыдилась своих вмятин, зазубрин, облупившейся краски на ручке. Мне было очень неловко.
Долго не могла поверить, что я, такая помятая пригодилась, и даже – о чудо!– меня полюбили.
Я пахла дымком. Старик всегда говорит, что именно это ему нравится во мне.
А дети вырывают меня друг у друга из рук, они считают за честь пить из меня чай – даже дома. Это они так играют в капитанов дальнего плавания.
Уже давно я живу в семье у старика и его внуков, душой отдыхаю с ними. Раны - воспоминания о том, как меня бросили – совсем одну, такую беспомощную, в осеннем лесу - затягиваются, и совсем перестал сниться ночами красавец - альпинист.