По произведениям Валентина Саввича Пикуля.
Париж и Вену глодала зависть к успехам русских. Союзники договорились измотать русскую мощь в генеральных сражениях. А армия России маневрировала в землях Европы, оторванная от баз снабжения. Но ещё большей проблемой для неё было отсутствие единого командования.
Фермора солдаты ненавидели, офицеры – презирали. Армия жила в полной уверенности, что он «заодно с королём прусским». Конференция подозревала его в измене, в том, что он брал деньги от Фридриха…
-Иноземцев боле не надобно!-
заявила Елизавета:
-Пущай уж те, что в войско ранее затесались, своё дослужат. А новых в службу не принимать.
Но кого выбрать в командующие? Чернышёв – в плену; Румянцев – молод; Бутурлин – пьяница… Так и перебирали генералов, пока не вспомнили о Петре Семёновиче Салтыкове.
Тихий был старичок. Вперёд никогда не лез. Около престола и сильных мира сего не отирался. Салтыкова держали подальше от шума и блеска. Он привык к глухоманям провинции, к инвалидным гарнизонам в лесах и степях. Был он всего лишь командир ланд-милиции, когда его извлекли из оренбургской глуши и явили перед Елизаветой Петровной.
Вице-канцлер Воронцов предупредительно шепнул на ушко императрице:
-Матушка, ты уж с ним попроще… недалёк он!
-Михайла Ларионыч, я и сама-то в стратегиях не сильна…
Предстал перед ней старичок в белом ландмилицейском кафтане. В руке - тросточка. Паричок выцвел на солнце, едва припудрен, и косица, как хвостик мышиный, на затылке трясётся…
-Пётр Семёныч, чего любишь-то? Расскажи нам.
-Россию, матушка, люблю… солдата русского почитаю.
-А меня любишь ли?-
спросила Елизавета игриво.
-Ты всем, матушка, у нас хороша. Но вот старуха моя, Параскева Юрьевна, уж не взыщи, она тебя лучше…
Елизавета потом призналась Воронцову:
-Ой, Мишель, что-то уж больно прост Салтыков… Боюсь я – где этому теляти волка-Фридриха за хвост поймати!
В тот же день новый командующий отбыл к армии. Никто не заметил, как генерал-аншеф въехал в Кёнигсберг. Армия ещё не забыла пышные выезды Апраксина,- при распущенных знамёнах и пушечной пальбе. Помнили и лукулловы обеды Фермора – с музыкой до утра, в огнях фейерверков. Салтыков же пешочком, в одиночку, исходил все улицы Кёнигсберга, и никто из прохожих, раскланиваясь с седеньким, скромно одетым старичком, не догадывался, что сейчас ему поклонился в ответ сам командующий русской армией.
Фермору, который сдавал командование, он сказал такие слова:
-Дай мне ключи от секретных казематов Кёнигсберга…
-Какие ключи?
-Те самые, коими ты затворял в узилище офицеров российских, чтобы они тебе, прохвосту, не мешали карьер делать! Знаю, что и Пётр Румянцев туда бы угодил, будь только воля твоя…
Через два дня – без пышности и литавр – Салтыков покинул Кёнигсберг, ни с кем не попрощавшись; он выехал к армии на Познань. Но бывают же такие несуразности в истории: армия встретила его недовольством и подозрениями.
-Курица мокрая… коса прусская!-
слышал он за спиной.
Салтыков и без того гнутый годами и невзгодами жизни, согнулся ещё больше от недоверия солдат, которых он горячо любил и почитал. Но командование над армией принял смело.
-Не прими я,-
говорил:
-Так опять Фермишка вылезет. А мне Фридриха побить охота… Он у меня недолго побегает. Я его в Берлине, сукина сына, без штанов заставлю капитуляцию писать!
Впервые за эти годы появился настоящий командующий. Человек упрямый, самоуправный, умный, с твёрдой и властной рукой полководца. Немцы при нём в штабах попритихли – он им ходу не давал. Командующий размышлял так:
-Может, иные из них и честно служат России. Но уж сколько изменщиков из их числа было? Проверять же каждого некогда – война идёт, а посему за лучшее сочту всех иноземцев держать от секретов своих подалее…
Салтыков при дворе милостей не искал. Интересы государства и армии он ставил превыше всего. Приказов же от Конференции не любил и отметал их в сторону.
-Коли доверили, так и доверяйте до конца. Стоит мне ложку ко рту поднести, как из Петербурга меня под локоть советники пихают – не так мол ем! Проглочу и без ваших подсказок…
Бедный Пётр Семёнович, - ему этой самостоятельности не простят. Ни в Петербурге, ни в Вене! А год был уже 1759-й.
Скоро королю Пруссии доложили о назначении Салтыкова командующим.
-Я такого не знаю,-
ответил Фридрих, напрягая память:
-Но я знаю русских солдат – это прекрасные командующие сами над собой… Что делать? Кажется, год будет очень тяжёлым…
Летом Салтыков двинул свою армию в поход из Познани, имея три задачи: соединиться с австрийцами, испортить немцам канал у Франкфурта и попытаться совершить набег на Берлин. Конференция связала крылья генерал-аншефу, приказом строжайшим, чтобы он следовал советам венского маршала Дауна (того самого, который пропустил пруссаков через свои позиции перед битвой при Цорндорфе). Пётр Семёнович имел свои взгляды на компанию, желая – как он сам говорил – «баталю дать». Эта «баталя» предназначалась им лично королю прусскому!
Против армии Салтыкова король поначалу выставил армию графа Дона, очень опытного полководца, сообщив ему:
-Я здесь в Богемии сторожу Дауна. Увы, счастье разбить русские колонны передаю вам, Дона! Постарайтесь излупить их на марше…
Салтыков сразу оказался в трудном положении:
-Даун-то не идём к нам.
Штабные люди предложили ему самому выйти навстречу Дауну.
-Не могу,-
отвечал Салтыков:
-Тогда мы откроем для Фридриха земли Восточной Пруссии, нами завоёванной. Хуже того: король тут же отсечёт нас от Познани и магазинов…
Скорым маршем русская армия настигла эшелоны Дона. Кавалерия Салтыкова рассекала дороги, наскоком врывалась в прусские города. Это был ряд мелких, частых, болезненных ударов. Армия Дона была растеряна. Салтыков, как опытный фехтовальщик, окружил её сеткой уколов. Не выдержав, армия Дона побежала.
Фридрих в отчаянии заламывал руки:
-Эти напудренные чурбаны бегут? Дона, Дона… и он бежит? Бездарность! Кретин!.. Зовите Веделя!
Ведель, мальчишка среди седых ветеранов Пруссии, был любимцем короля. Ведель никогда не думал. Ведель лишь точно исполнял приказы. Ведель был непобедим. Веделю король всегда верил.
Ведель шёл всё время на рысях. Русский авангард под командованием Тотельбена ( это из тех, про кого Елизавета сказала: Пущай уж те, что в войско ранее затесались, своё дослужат) не задержал его. Ведель одним ударом выбил Тотельбена из города Цюлихау. Салтыков в ярости вскочил на коня – помчался впереди казаков на разведку. Старый генерал-аншеф, в ответ на уговоры поберечься, только отмахивался.
Австрийский маршал Даун на соединение с русской армией не спешил. И Салтыков решил не дожидаться подкреплений. 12 июля он дал Веделю бой. Возле деревушки Пальциг состоялось единоборство в силах. Пруссаки первыми открыли огонь из пушек. Русские несли большие потери, но с позиций не отошли. Когда канонада стихла, Салтыков приказал:
-Всех убитых быстро заменить из резерва!
И полки опять встали, сверкая оружием.
Через узкие дефиле Ведель бросил свои войска в атаку – их отбили. Легко отбили, словно играючись. Ведель послал войска снова вперёд – опять дали по зубам. Далее Ведель осатанел от упорства русских и стал швырять свои батальоны, как в мясорубку: туда они уходили, но обратно уже не возвращались.
Салтыков резко опустил подзорную трубу:
-Я думал он умный, а он дураком оказался.Таких сопляков бить – даже удовольствие не испытывать!
-Не грозитесь,-
возразил ему представитель Вены при русской ставке барон Сент-Андре:
-Ведель имеет на руках ещё одну карту: прекрасную прусскую конницу.
-Ваш тезис:
ответил генерал-аншеф:
-Я не утверждаю… Чугуевцев славных пустить в дело!
Чугуевский казачий полк (половина его – калмыки) ударили во фронт пруссаков. А следом пошла в атаку регулярная кавалерия. Салтыков напутствовал их в бой такими словами:
-Робяты! Карабины за плечом держи. Не надо стрельбой отвлекаться… Ты до злыдня доскаки и руби в мах!
Сражение под Пальцигом стало кровавым праздником русского холодного оружия, именно здесь зародилась бесшабашная удаль русского гусарства.
Ни единого выстрела.
Только ржание коней.
Только свист сабель.
-Руби их в песи! Круши в хузары!
Ведель потерял мужество: у него погибли уже два генерала. К восьми часам вечера всё было закончено вчистую, и Салтыкова стали поздравлять со славной викторией.
-Бросьте!-
отвечал старик сердито:
-Ежели по дружбе хвалите меня – глупо, ежели по лести – негоже… Что мне Ведель этот? Мне прусский король надобен…
Воздев на нос очки, старик (в нижней сорочке, держа в тазу с водой воспалённые за день ноги) писал донесение в Конференцию. Впервые за эти годы она получала такой отчёт. В нём Салтыков особливо подчёркивал человечность русского рядового воина. Если под Цорндорфом пруссаки раненых пленных живьём закапывали в землю вместе с убитыми, то здесь под Пальцигом «многие наши раненые прусских раненых на себе из опасности боя выносили; солдаты наши своим хлебом и водою, в коей сами великую нужду тогда имели, их снабжали…»
Пальциг – первая в Семилетней войне битва русских с пруссаками, когда баталию выиграли не только силой и упорством солдат, - нет, теперь у армии был командующий! И войска постоянно ощущали его железную волю, на себе чуяли биение его мысли.
Фридрих ждал от Веделя курьера с известием, что «куски брошены в Одер». Спокойно он взломал печати на пакете… И разом мир потемнел в его глазах. Началось бешенство:
-Найдите мне самую грязную и зловонную лужу в Европе, чтобы я мог выполоскать в ней этого Веделя…
Армия Салтыкова уже открыла дорогу на Берлин.
«Жалкий циплёнок», как звали за глаза Салтыкова, был рождён для войны. Армия раньше его совсем не знала, зато он всегда знал и любил армию. Пётр Семёнович понимал солдата (хотя солдат не всегда понимал его). Генерал-аншеф не гнушался есть кашу из общего котла, среди ночи вставал, чтобы проверить аванпосты. Был не суетлив и хладнокровен. Он не боялся на ходу перестраивать свои планы. Он быстро подчинялся обстановке, чтобы затем подчинить обстановку своей воле.
Желая сразу же закрепить победу под Пальцигом, пока Ведель не очухался от поражения, Салтыков приказал быстро захватить Франкфурт-на-Одере, и тут к нему прибыл, в окружении блестящей свиты, австрийский маршал Евгений Лаудон.
-Каковы ваши цели в эту компанию?-
спросил он Салтыкова.
-Берлин!-
коротко отвечал генерал-аншеф.
-Сначала вы должны помочь нашей армии.
-Нет,-
отрезал Салтыков:
-Вы бы лучше нам помогли.
Лаудон поднял палец с огромным сапфиром в перстне:
-Вы забыли, что против Дауна стоит сам король!
-Вот именно, что стоит… Король стоит и смотрит на Дауна, а Даун стоит и смотрит на короля. В гляделки, что ли играют – кто смигнёт первым!
Лаудон категорически потребовал для своих нужд корпус в 30 тысяч солдат.
-Вы ещё очень скромны, маршал,-
съязвил Салтыков:
-Хорошо, что хоть кобылу из под меня не выдёргиваете. А зачем вам столько людей?
-Мы возьмём Франкфурт,-
гордо посулил Лаудон.
-И для этого просите от меня тридцать тысяч солдат?
-Да!
-Франкфурт уже взяли мои пятьсот человек.
-Я вам не верю!-
вспыхнул Лаудон.
Пётр Семёнович заложил два пальца в беззубый рот – свистнул. Моментально явился юный адъютант, что-то дожёвывая:
-Звали, батюшка?
-Ключи сюда!-
велел генерал-аншеф.
Лаудону были предъявлены ключи от Вранкфурта-на-Одере.
-Отправляйте их в Петербург,-
наказал Пётр Семёнович, захлопывая ящик:
-А вас, маршал, прошу отобедать со мной…
После обеда Лаудон мечтательно сказал:
-Теперь же, генерал, когда Франктфурт взят вами, позвольте мне получить с вас миллион талеров.
-А это ещё за что?
-За Франкфурт, конечно! Вена уже рассчитала, что с этого города можно содрать два миллиона; вот и получается, что один миллион – вам, а другой – нам.
-Контрибуций не брали, сударь!
-А также,-
клянчил Лаудон:
-Нам нужно продовольствие.
-Не дам!-
отрезал Салтыков:
-Ныне спешно форсируйте Одер и соединяйтесь своими войсками с моими.
-Не имею на то приказа от Дауна.
-Простите, но… какой же приказ вы имеете от Дауна?
Лаудон отчеканил:
-Чтобы ваша армия соединилась с моим корпусом и шла на подмогу Дауну; тогда Вена берёт на себя и снабжение ваших войск.
Оба замолчали. Лаудон с интересом смотрел на Салтыкова; директивами Петербургской Конференции генерал-аншеф был подчинён маршалу Дауну (австрийская армия значительно превосходила по численности), и Лаудону было любопытно, как сейчас поведёт себя Салтыков. Исполнит он приказ Петербурга или нет?
Салтыков пальцами снял нагар со свечек, заявил твёрдо:
-Ради соединения с Дауном отступать не стану. Ежели я Дауну нужен, пусть бросает Силезию и спешит сюда, в центр земель германских, где и решается кровопролитная тяжба народов.
-Вена,-
Заметил на это Лаудон:
-Отлично знакома с указаниями вашей Конференции… Вы разве не собираетесь их исполнять?
-Но я здесь, на месте, лучше Конференции всё знаю!
Лаудон в смущении потоптался на месте:
-Кому нам жаловаться… на вас?
-Вот Конференции и жалуйтесь.
Узнав, что Франкфурт взят, австрийцы валом повалили туда, в надежде разграбить богатый коммерческий город. Но на форштадтах упёрлись в русские штыки – дальше ворот их не пускали.
-Назад! Зарублю любого… Город грабить не дадим!-
размахивая шпагой, кричал русский офицер.
Даун в отместку Салтыкову нарушил венские директивы: он не поднял свою армию по тревоге и не пошёл к русским навстречу, чтобы совместными усилиями разбить Фридриха, одним согласным ударом. Русские остались под стенами Франкфурта, вдали от баз и магазинов, один на один со всей прусской армией.
Даун рассудил – трезво и подло:
-Если сейчас Фридрих победит, мы окажемся в большой выгоде. Русские бьются беспощадно, и даже в поражении своём они сумеют нанести Фридриху неслыханные потери… Эти потери для Пруссии будут невосполнимы, Фридрих сразу же ослабеет. А тогда мы, умные австрийцы, полностью сохранив свои силы, сокрушим Фридриха до конца. И после войны, как непобеждённые, мы сможем смело предъявить миру свои претензии… Русским же, как побеждённым, будет не до претензий… Итак, всё ясно… Моя армия с места не стронется более, пока поединок Фридриха с Салтыковым не разрешится ударами мечей.
…Когда жена Дауна появилась в театре, в ложу к ней (прямо на колени) кто-то из партера бросил дохлую кошку. Кошка была дохлая, тощая, ободранная, и маршальша закатила истерику. Представление театральное сорвалось!
Под Франкфуртом создалось весьма странное положение. Совсем невдалеке от лагеря Салтыкова собрались две громадные армии – армия Пруссии и армия Австрии; первая шла, чтобы разбить Салтыкова, но вторая не шла к Салтыкову, чтобы выручить его от ударов Фридриха.
Король развернул свою армию на армию России. Глубокой ночью его войска начали переправу через Одер ниже Франкфурта. Фридрих успокоился, только когда вся его армия оказалась на другом берегу:
-Вот теперь, мы уже наполовину победили. Мы появились там, где нас не ждали.
До русского лагеря дошла весть, что король уже рядом, его три колонны, как три бивня, нацелены в грудь русской армии. Лоудон не мог скрыть своего удовольствия:
-Вот,-
сказал он Салтыкову, затаённо улыбаясь:
-Вы ещё не сталкивались с ним основательно. Король – это не мальчишка Ведель, он уже обошёл вас…
Салтыков, и без того мало любимый, вызвал всеобщую солдатскую ярость распоряжением рыть шанцы. Копать землю – кому это приятно? Возле селения Кунерсдорф на виду у города Франкфурта, генерал-аншеф деловито выбрал для армии отличную позицию.
-Копай, ребятушки, копай,-
говорил он солдатам:
-Да языка не погань словом матерным. Не подобает православным христианам матерны лаяти, понеже матерь наша – земля! В неё же и возвращаемся, и тьму смертную, яко отдых, навечно приемлем…
Фридрих – через шпионов – внимательно следил за работою Салтыкова. Узнав, что русские основательно укрепляют фронт, решил ударить на них с тыла. Но Пётр Семёнович подождал, пока укрепят его солдаты позиции, затем приказал:
-А ну-кась, развернём теперича лагерь… Копай, соколики, с другой сторонки!
-Пруссак старый,-
неслось ему в спину из окопов:
-Нацепил косицу и ходит тут… Курдюк с квашеным поносом!
Но Салтыков мнению армии не уступил. Лаской, угрозой, плетями, но приказ заставил исполнить. Глубокий ретрашемент пролёг через весь фронт, объединяя фланги армии.
Шляпа на голове Фридриха – как тогда говорили – созрела до такой степени, что пора уже ей, переспелой, свалиться на землю.
Ранним утром 1 августа 1759 года Салтыкова разбудили:
-Король движется!
-Ну и слава богу!-
генерал-аншеф молодо вскочил с ложа:
-Господи, вразуми меня. Ежели ныне совладаю с Фридрихом, кровавый пир разом кончится и век меня Россия благодарить станет. Ну, а ежели опозорен буду… Нет, Господи, лучше сразу – ядром меня, чтобы не мучился!
Продолжение следует. http://proza.ru/2022/03/24/1024