Человек, который сидит напротив меня, не слишком-то ласков, и это еще мягко сказано, но сейчас я про это не думаю. С ненавидящим взглядом он отвешивает мне очередную затрещину — он определенно не боится, что я подам на него в суд за нарушение моих прав— и опять повторяет свой вопрос, осыпая меня ругательствами.
Мне все сложней сосредоточиться, чтобы понять, что именно он у меня спрашивает. Вместо этого в висках все настойчивее стучится мысль. Что-то вроде: как я дошел до жизни такой? Разве что-нибудь в моей прежней жизни предвещало, что я буду вот так сидеть напротив этого бешеного человека, готового убить меня и не убивающего только потому, что он хочет получить от меня информацию? Информацию, которая, видимо, для него очень важна . Он так нервничает, что я понимаю: счет идет на минуты. Вместо того, чтобы сосредоточиться в поиске ответа, я скольжу взглядом по орнаменту на его подтяжках — он снял пиджак и засучил рукава, чтобы было удобнее наносить удары — и я понимаю, что это довольно дорогие подтяжки, а это означает, что человек напротив меня - не просто какой-то обычный коп. Чуть поодаль стоит его напарник, с мучительным бессилием на лице наблюдающий за тем, что происходит, и рвущийся прийти ему на помощь, но мой визави всякий раз взглядом останавливает его — я думаю, он считает себя асом в искусстве допроса.
Когда после очередного удара я валюсь со стула на пол, человек грубо и нетерпеливо поднимает меня и швыряет обратно на стул, и в эти моменты мне удается заплывшим от побоев глазом посмотреть ему куда-то за спину - похоже, эти двое так спешат, что даже не потрудились отвести меня в звуко-изолированный подвал для допросов. Там, за его спиной, мне иногда удается нащупать взглядом полоску голубого неба, а за ней молодую низкую луну — наверное, это сейчас то немногое, что связывает меня с чем-то инопланетным в космосе, что напоминает мне о том, что за этим кабинетом с грубыми людьми существует нечто еще, на прядок более значительное — место, где «верят, и любят, и ждут меня», как пели в одной старой песенке.
Иногда я пытаюсь что-то сказать, и пугаюсь собственного голоса, ибо из моей гортани вырывается еле различимый хрип, но тот, кто ведет допрос, жадно вслушивается в каждый вылетающий из моего нутра звук, а его напарник при этом укоризненно качает головой, имея в виду, что как бы ни хотелось отвешивать оплеухи, но какой же уважающий себя ас будет лупить допрашиваемого по тому месту, где находится рот.
Поначалу я надеялся, что это проверка. В общем, я до сих пор не уверен, что эти двое не проверяют меня на лояльность завербовавшей меня организации. К сожалению, в свое время я редко ходил с ребятами после работы пить пиво и потому мало знал всяких баек и лайфхаков. Да и сами "ребята", если можно их так назвать, не слишком-то располагали к доверительному общению — обычно они выглядели как совершенно классические зомби с программируемым чипом в мозгах, буквально собранные из кусочков после какой-нибудь предыдущей операции типа взрыва. Именно такими и были все члены нашей организации, иных у нас и не держали — скорее всего, только я и являлся единственным исключением.
Со мной, конечно, все произошло совсем иначе - как и многие другие, я уверен в собственной исключительности. Хотя и я тоже иногда застревал в своих тягучих мыслях и обрывочных воспоминаниях, разнородных, словно кусочки мозаики. Какие-то из воспоминаний я перебираю любовно, словно накопленные сокровища, а другие, напротив, стараюсь побыстрее забыть. Больше всего мне нравится вспоминать о том проникшем в мою квартиру лунном луче, который и перевернул всю мою жизнь — я уверен, что это произошло где-то в Старом Свете в какой-то огромной съемной квартире, наполненной старой рухлядью. Я собирался тогда сделать очередную затяжку или нюхнуть кокаина, но вдруг что-то отвлекло меня. Я услышал некую чудесную и абсолютно идеальную мелодию, некий далекий непостижимый звук, от которого переворачивалось все внутри. Это пробудило во мне какие-то древние животные инстинкты, и я застыл, словно завороженный. Я понял, что в мире не существует сейчас ничего более важного, чем эта далекая мелодия, и этот зов предназначен именно мне. Сам космос обратился ко мне, и я почувствовал себя Избранным. Я немедленно сбросил с себя объятия моей тогдашней подруги и, словно сомнамбула, принялся двигаться возле своего недавнего ложа в каком-то неведомом мне самом танце с выражением предельной муки на лице. Я осознавал свою предстоящую миссию, я становился воином космоса, и эта чаша была выбрана не мною. Но разве мог я отказаться? "I will drink your cup of poison", как пели в другой старой песенке.
Некоторое время после этого я все продолжал ходить по улицам как обычный человек, и стремился увидеть в лицах прохожих отсвет своего будущего предназначения, своей избранности. В иные моменты я замечал что-то необычное на самом донышке устремленных на меня обывательских взглядов, но в другие дни мой немой вопрос оставался без ответа. Я завел себе за правило в лунные ночи устраиваться напротив окна и, глядя на далекое светило, ждать от него звукового сигнала. Эти сеансы связи словно постепенно наполняли меня силой и решимостью, и вскоре я достаточно окреп, чтобы как-то раз выйти на улицу, имея на своем лице такой знак, что очень скоро вербовщик из организации сам подошел ко мне... Именно это и было мое «Начало».
...Я думаю, что уже истекают последние секунды, и сейчас что-то важное взлетит на воздух. Я буду верить, что то, что свершится, преследует некую высокую цель- к примеру, какое-то вырождающееся племя на одной из планет получит высокородного наследника. Или, возможно, этот взрыв предотвратит некую войну или хотя бы остановит ее. Разве есть что-то во Вселенной важнее этого?
Примечание: написано для конкурса на тему "Сказки далекого космоса".