Украину придумали революционеры. Себя они называли украйнофилами. «Филос» означает любовь. Революционеры-украйнофилы возлюбили Украйну, край, населённый «вольной и мятежной козаччиной», потому что им не нравилась Малороссия, край, населённый «рабами-селянами», подозрительными к романтической пассионарности.
«Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы», - такой виделась В.И.Ленину история России 19 столетия. Для вождя большевиков всё остальное в этой истории было вторично и несущественно. Тысячелетнюю христианскую традицию, революции сопротивлявшуюся, надлежало сбросить с корабля современности. Вместе с ней должна была быть похоронена в пучине морской Малороссия. Другое дело мятежная Украина-Украйна, разбуженная Герценом и декабристами.
Вначале это был преимущественно социальный проект. Сепаратистских задач украйнофилы перед собой не ставили. Если обобщить их позицию в современных терминах, то они боролись за «социальную справедливость», которая включала, помимо отмены крепостничества, культурную автономию в составе России. Они ничем заметно не выделялись на фоне общерусского революционно-демократического движения. Когда «Герцен развернул революционную агитацию», её, пребывая в одном строю с русскими революционерами-разночинцами, «подхватили» украйнофилы. Они стали активными участниками народнического движения и легко вовлекались в террор.
Когда на первые роли в революционном движении выдвинулись социал-демократы, украйнофильство приняло их марксистские лозунги. Социалисты были прилежными подражателями Запада. Оттуда, собственно, накатывались на Россию все революционные волны. Когда в начале ХХ века внутри западного социализма возник запрос на агрессивный национализм, среди украйнофилов сделались популярными сепаратистские лозунги. Начинавшие как русские социал-демократы, Донцов и Петлюра становятся лидерами «украинского интегрального национализма», нацистской идеологии. Их этнический радикализм смущает интернационалистов-большевиков. Захватив власть в России, они делают ставку не на них, а на более умеренных украинских националистов. В угоду украинским националистам об этнониме «Малороссия» в СССР велено всем забыть. Политическая украинская идентичность получает статус этнической. По сути, партия была объявлена нацией. Все, кто населял бывшую Малороссию, обязаны были вступить в неё.
Разумеется, Малороссия после этого не умерла. Она продолжала существовать под спудом революционной нации. Её сопротивление трактовалось в Советском Союзе как инерция «великодержавного шовинизма». И украинская школа, и украинские СМИ, и вся советско-украинская пропаганда усердно боролись с её проявлениями. Не удивительно, что степень идеологизации сознания украинцев оказалась намного выше, чем у великороссов. Когда советский режим зашатался, украинская элита цеплялась за него дольше всех. На перестроечных съездах украинские делегаты составляли костяк «агрессивно-послушного большинства». И дело не только в элите – большинство украинцев было растеряно: «демократы-перестройщики» отнимали у них революционную идентичность, не давая взамен никакой другой. Исторгнутые из коммунистической идеологии, они задыхались, как задыхается рыба, вынутая из воды.
Когда распад СССР стал неминуем, украинская элита переметнулась в бандеровскую идеологию не потому, что она была привлекательной. Наоборот, этот переход был для неё весьма некомфортным: ведь почти все её лидеры были в советское время обличителями «украинского буржуазного национализма» и столь резкий кульбит был сопряжён для них со значительными репутационными издержками. Но ничего другого, кроме бандеровской идеологии, не было под рукой, а остаться без всякой идеологии, как это произошло в России, для украинской идеологической нации было смерти подобно. В условиях тогдашнего революционного возбуждения о возвращении в нереволюционную Малороссию никто на Украине даже помыслить не мог.
Перекрасившись в националистическую, обновлённая украинская нация при заинтересованной информационной поддержке извне быстро возбудила в себе новый пассионарный порыв. Первый майдан, случившийся в 2004 году, был первым серьёзным симптомом фатального обострения смуты. Лечения не последовало – и в 2014-ом произошёл уже радикальный революционный переворот. Самые мутные, самые злобные языческие стихии вырвались на поверхность. Всё это не могло не привести к катастрофе.
Сейчас многие задаются вопросом: возможно ли исцелить Украину? Мне думается, пока у украинцев остаётся революционная идентичность, то есть пока Украина не перестанет быть Украиной, исцеление не наступит. Идеологическая нация взрывоопасна сама по себе. Чтобы Украина вернулась к нормальной жизни, она должна снова стать Малороссией. Для этого, так же, как и в России, новой конституцией должна быть запрещена в стране какая бы то ни было государственная идеология.
«Россия и Революция» - так формулировал основной европейский конфликт Нового времени Ф.И.Тютчев. Под Революцией он понимал стиль жизни, исповедуемый гордой латинской Европой. Эта гордость ведёт к богоборчеству и тем она неприемлема для России. Россия и Революция – это в духовном смысле два антипода. Вместе им не ужиться. Кто-то обязательно должен уйти. Или мы останемся с Революцией (то есть с европейскими революционными идеологиями), но тогда потеряем Россию, или мы продолжим существовать как Россия, но тогда нам обязательно надо очиститься от Революции.
Выдающийся малоросс, мудрый философ Григорий Сковорода был уверен: подлинная свобода и независимость возможны для малороссов только внутри Русской цивилизации. Муссируемое украинской националистической пропагандой клише, будто внутри этой цивилизации народы делятся на «старших и младших братьев», не имеет ничего общего с действительностью. Европейцам естественно объединяться в Латинскую цивилизацию, нам так же естественно в Русскую. Латинской цивилизации свойственна русофобия. Став, по сути, её колонией, украинцы напитались этой отравой. Чтобы выжить, им надо восстановить малороссийский иммунитет.
2022