Воспоминания Щербатых Виктора Алексеевича (23.09.1928 – 20.03.2021)
Часть 1.
«Еще одно последнее сказанье
И летопись окончена моя».
Пимен, Борис Годунов
«Дела давно минувших дней,
преданья старины глубокой».
Пушкин. «Руслан и Людмила»
В западных странах, когда вызывают в суд (ответчика, свидетеля и др.), то прежде всего сначала человек кладет руку на Библию и говорит: «Клянусь говорить правду, толь-ко правду и ничего кроме правды». Так и я буду излагать только правду или делая сноски на точно известные данные. Ну и преподавателя русского языка прошу не судить строго за допущенные грамматические ошибки, ибо, в Евангелии сказано: «Не судите. Да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким и Вас будут судить» .
Я атеист, таким меня воспитала школа и бывшая Советская власть, но несколько слов о боге скажу. Считают, что Бог всеблаг, всеведущ, всемогущ и вездесущ. Допустим, но вспомним одну фразу из Библии. «И раскаялся Господь, что создал человека на земле и воскорбел в сердце своем». Выходит, что, создавая человека и наделяя его свободной волей, Бог не предвидел, к каким печальным последствиям это приведет. И еще, если Бог такой сильный и всемогущий, ну что стоило ему сделать человека всегда счастливым и здоровым? А ведь бога просят: один – дай здоровья, другой – богатства, третий - убери от меня тещу, четвертая - убери от меня, Господи, мою свекровь куда подальше и т.д. А эти просьбы сильно раздражают Бога, они напоминают ему, что он что-то не так сделал или недоделал. Попробуйте начальнику своему высказать прямо о его недостатках - в лучшем случае вам придется писать заявление об уходе по собственному желанию.
***
Несколько слов о Библии; «Библия или книги священного писания» - так она правильно называется, состоит из двух частей: 1) Ветхий (старый) Завет - это все про иудейскую (еврейскую) религию и написано все до н.э. Главная часть - это Пятикнижие Моисея, история еврейского государства, различные исторические примеры и четыре сочинения Соломона. Старый (ветхий) Завет по объему содержанию составляет две трети. И вторая часть библии это Новый Завет, по объему состав-ляет примерно одну треть Библии. Новый завет - это все про христианскую религию и написано после наступления новой эры. Он содержит: 4 Евангелия и другие сочинения.
Дед Щукарь (из «Поднятой целины») начал рассказывать свою автобиографию Да-выдову: «Перво-наперво родился я», а я начну с того, что только в 9 лет мне разрешили идти учиться в школу. Мои сверстники пошли в школу в 7 лет, другие в 8 лет, а я с завистью смотрел на них. Не пустили меня раньше по «семейным» обстоятельствам, в стране была пролетарская диктатура, все строили социализм, и все равно начальству было, что у женщины грудной ребенок, а ребенку всего 4 месяца и ее заставляли идти на работу. Детских садиков, яслей и в помине не было, а если оставить не с кем, то приходилось брать на работу, да, брать на работу. Конечно, дело это бывало в летнюю страду, когда убирали урожай. Так уж сложилось, что у меня не было бабушек, и не было дедушек. И вот в 6 лет меня брали на работу, чтобы я смотрел за четырехмесячной сестренкой, которая была где-то недалеко от работы моей матери. А когда был перерыв или надо было кормить, мать подходила и делала это. Это был 1934 год, комбайнов в то время не было, и рожь и прочие злаки молотили цепами. Это был очень тяжелый труд, но это повелось исстари, от наших предков - молотьба цепами. Сейчас у кого-нибудь сохранился, наверное, цеп, вот его надо принести в ваш школьный музей, на него должны иногда смотреть и пытаться понять, какой тяжелый труд был у наших предков.
Ну а прежде чем молотить, сначала надо было посеять, а сеялок, даже перед вой-ной, годы 1939-1940, или не было или сломаны и сеяли руками. Трудно это представить, но это было. Становилось человек 7-10 в одну линию, на груди висело ведро или корзин-ка, и насыпалось ведро зерна, которое надо было бросить в землю одной рукой. И так как большинство мужчин все делают правой рукой, то семена летели, бросались в левую сто-рону, и получалась сплошная полоса разбросанного зерна, бывали, конечно, и промежут-ки, куда зерно не попадало - огрехами называлось это место. И начинали двигаться и бро-сать зерно, а потом трактор, мелко запахивая, или тяжелым катком вдавливал семена в землю, что для весеннего сева было вполне достаточно, завершал дело.
Был один сильный товарищ в нашем колхозе - Журавлев И.М., который насыпал в кошелку-торбу по два ведра зерна и сеял дву-мя руками одновременно, это был настоящий феномен, двигался быстро и действовал уверенно, никогда не делал огрехи. А при-мерно метров через 20-30 зерно заканчивалось и тогда подносчи-ки зерна быстро к нему подходили, насыпали ему очередные два ведра, и он продолжал свою работу, и он очень сердился, когда чуть задерживались с засыпкой ему семян.
В гражданскую войну и после, денежная система страны была еще не создана из-за разрухи и бумажные банкноты выпускались каждый год, только с 1923 года финансы начали укрепляться, и в 1924 году появился уже полноценный рубль. Были выпущены серебряные монеты достоинством 50 копеек и серебряный рубль весом 18 грамм. А так как страна вела торговлю с другими странами, закупая машины, паровозы и т.д. то рассчитывались твердой валютой. И в 1923 году появился у нас в стране золотой червонец (чистого золота в нем было 7,6 грамма.) И на лицевой стороне (аверс) был изображен «Сеятель» очень похожий на нашего труженика из моего села Костино-Отдельца. Много десятилетий спустя мне однажды удалось увидеть этот золотой червонец, но, конечно, в годы мое-го детства в нашей деревне его не только не видели, но и о нем даже не слышали.
Не мешало бы вам узнать такое средство глажения одежды как рубель и скалка - это прародители современного утюга. Сначала утюги были сплошные, металлические. Их нагревали на огне и гладили, потом в зажиточных семьях появились паровые утюги. Открывалась крышка, туда насыпали горящих углей, размахивали в воздухе, чтобы утюг на-грелся, и гладили белье после стирки.
А до утюгов для глажения белья в деревнях использовались такие приспособления как Рубель и Скалка. Скалка делалась из липы и была легкая, рубель только из дуба. Был тяжелый, с ручкой и сторона глажения была сильно ребристой, чтобы рубель мог выгладить белье более или менее. В шутках иногда встречается, что жена встречает подвыпившего мужа на пороге со скалкой и «нежно» поглаживает мужа за недисциплинированность.
А для женщин хватало работы на колхозном току. Как делался ток: лопатами сре-зали верхний слой земли, тяжелыми толстыми обрубками бревен трамбовали, уплотняли землю, обильно поливали водой, чтобы земля пропиталась. Затем высыхала и становилась твердой, на которой и молотили злаки. Веялок, чтобы отделить зерно от мякины, (ости) и другого мусора - делали так. Ждали когда будет хоть небольшой ветерок, лучше сильный, затем мужчины брали лопатами (подобие совковой) сильно бросали вверх и ветер относил легкую мякину, а зерно опускалось вниз, это делала несколько раз. А затем просевали через решета, были и большие решета, в диаметре 1-1.5м, но их было мало, так получали более или менее чистое зерно.
А перед тем, как молотить, созревший урожай надо было скосить. Лет триста и далее урожай зерновых косили серпами, производительность, конечно, была маленькая и Петр 1 приказал косить косами. Об этом сказано в книге «Петр1» в серии ЖЗЛ. Известно, что всякое новое с трудом пробивает себе дорогу, но пробило. Но я отлично помню, что перед войной у нас в деревне было много серпов, в основном ими косили или жесткую траву, типа осока или колючую, которую рвать было небезопасно - порежешь руки, или косили траву в кустах, легче ее было срезать, нежели рвать руками. Поэтому в наше время косили вручную - косами, это был очень тяжелый труд. Косили обычно человек по 7-10, впереди ставили сильного мужчину, и он начинал косить, следом за ним обычно вязала снопы его жена.
Ширина захвата косой, созревшей ржи или пшеницы, которую скашивала косарь, примерно составляла от 1-1,5 метра максимум, в зависимости от силы мужчины. Рожь и прочие высокие злаки косили косой с крюком, это такое приспособление к косе, (в виде дуги, прочный деревянный прут, закрепленный у пятки косы одним концом, а второй конец закреплялся от пятки косы примерно сантиметров в 50) чтобы скашиваемое не ложи-лось сразу, а собиралась, сваливалось в одну кучу, и в длину это назывался «валок».
Сноповязальщица шла строго по линии валка, не отклоняясь вправо, так как спра-ва от нее шел следующий косарь и чтобы он не задел ее косой, они шли примерно на од-ной линии, на расстоянии 1,5-2 метра. Она быстро брала стеблей 10-15 в обе руки, быстро скручивала в одну соломенную веревку, затем брала в обхват руками скошенное из валка и связывала сноп. Он имел разный вес, в зависимости от того, сколько взяла в обхват руками женщина. Но примерно весил килограмм от 7 до 10, убирали снопы только подростки, тяжело было носить.
Если женщина слабенькая, то и сноп был легкий и тоже за каждой сноповязальщицей становился один подросток. Два снопа ложились колосьями друг к другу, затем пер-пендикулярно ложились еще два снопа, и получался крест. И если таких крестов было в высоту 3 или 4 то это назывался – «крестец», а три или четыре таких крестца называлось «копной». Следом за первым косарем шел второй, за ним его сноповязальщица и в общем если посмотреть со стороны была интересная, красивая картина, если только смотреть, а не работать. Работать же на жатве было довольно тяжело, особенно в жару до впроголодь.
В колхозе работали тогда за «трудодень», за «палочки», как тогда говорили. Чтобы ты не делал: пахал, косил, скирдовал, пастухом, кузнецом, возил зерно на Терновку на лошадях, ездил ли за кормом для скота - все это оценивалось в один «трудодень». После уборки урожая отдавали долг государству, затем оставляли на семена на осенний и на весенний сев, оставляли какой-то резерв, а остальное делили на общее количество трудодней колхозников. И тогда получалось, по сколько килограммов на трудодень приходи-лось каждому колхознику. Имел человек, например, 100 трудодней, а на трудодень приходилось по килограмму всего, то человек получал 100 килограммов, чего больше оставалось, того и получали. Например: 50 кг ржи, 30 кг пшеницы, 10 кг гороха и 10 кг подсолнечных семечек - итого 100 килограмм.
Давали и подсолнечные семечки, а из них надо было выбить подсолнечное масло, но такой аппарат был редкостью. Льгота на то, чтобы иметь аппаратуру для этого, давали глухонемым, их было несколько семей таких в селе. Желающих сделать это было много, поэтому была очередность, кому и когда, «бить» масло. Все это делалось вручную, крути-ли большое колесо, барабан лущил семечки, шелуха отскакивала, получались чистые семечки. Потом другой аппарат их молол, затем хозяин жарил и под пресс, давили сами, и тонким ручейком лилось подсолнечное, очень вкусное и душистое масло.
Еще оставался жмых, так как семечки полностью не отделялись от шелухи, и по-этому в жмыхе было полно, может одна четвертая от всей массы. Вкусная была пища, но в желудок попадало много шелухи, и живот начинал болеть и довольно долго. Но главное в том, что официально получать так подсолнечное масло было почему-то нельзя и обычно, время от времени два–три милиционера (один наш и два с Терновки) нападали на этот процесс и выливали масло наземь и даже ломали аппаратуру. Хотя разрешение было у этих граждан глухонемых, и подсолнечники были получены на трудодни, и это все было в войну, я два раза попадал в их такую облаву. И последний раз я присутствовал на подобной «маслобойке» в 1955 году, на улице Садовой жили глухонемые и они помогали получить этот ценный продукт, но милиция уже не беспокоила их.
До войны, да и позже были строгие законы за нарушение трудовой дисциплины, в том числе и в колхозах. Около станции Есипово существовал трудовой лагерь для нару-шителей колхозной дисциплины. Если человек не выходил на работу три дня без уважительной причины, его отправляли в этот лагерь. Так попал туда мой отец; питание было плохое, коровы-молока не было. Хлеба было мало, он просто отощал, слабость и все. Кол-хоз делился на бригады, и каждым утром бригадир обходил дома и говорил, куда кому в этот день идти работать, так каждый колхозник каждый день получал свою работу (называлось это - получил «наряд»), а накануне вечером в правлении колхоза сами бригадиры получали объем работы на всю бригаду. Два дня подряд отец не пошел, на третий день пришел председатель колхоза, отец был слаб, но что-то не так сказал, и решили его оправить в лагерь на принудительные работы, за которые трудодни не давали. Сельсовет вы-писал ему предписание ехать на три месяца в «совхоз» Демьян Бедный. Он отработал там три месяца и пришел со справкой, что он там работал, это не было судимостью, но пример остальным был страшноватым.
Потом в нашей семье родилась еще сестренка и школа отодвинулась, и когда она скончалась, мать сказала: «Витя, тебе повезло, можешь ходить в школу. Я договорилась с директором, что ты два месяца будешь ходить в школу только на два урока, а когда в колхозе выкопаем свеклу, будешь ходить каждый день. Поэтому после двух уроков бегом домой, забирай сестренку старшую у соседей и старайся полоть картошку, когда она заснет».
Итак, я начал ходить в школу, не ходил, а бегал как на праздник. Учительница в 1 и 2-м классах была Екатерина Григорьевна Созыкина. Муж ее был репрессирован (в 1937 году началась массовая репрессия безвинных граждан), а ее выслали в наше село. Она была из Воронежа, когда ее выводили из терпения, она что-то говорила на другом, непонятном нам языке, и все надолго были как «шелковые». Потом я узнал, что она в совершенстве владела французским языком, и на нем она с нами разговаривала. И еще была учительница, муж которой был репрессирован - это учительница русского языка Александра Гавриловна Михайлова, она жила в «поповом» доме.
Классы были большие, даже снимок 4-го класса большой, а в 1-м и во 2-м было больше. Когда я смотрю на свой фотоснимок 4-го класса «б» 1940 года, то на память при-ходят слова Пушкина А.С. из «Евгений Онегин»: «Иных уж нет, а те далече». А если еще грустнее, то слова из песни поэта пушкинской поры - И.И. Козлова - «Вечерний звон»:
И сколько нет теперь в живых
Тогда веселых молодых,
И крепок их могильный сон.
И не слышен им вечерний звон.
Меланхолия, уныние, вещь плохая, не даром уныние относится к семи смертным грехам . Лучше вспомним другое стихотворение А.С.Пушкина:
Подымем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Во втором классе были такие предметы: русский язык (чтение, письмо), арифмети-ка, рисование и пение - всего пять предметов. Первые четыре - ясно учись прилежно, и будут отличные оценки. О баллах - оценка успеваемости, мы не слышали, а вот предмету пение придавалось большое значение, но мы, конечно, об этом не знали. Уроки пения, вначале урока, это был как классный час, преподаватель минут десять кратко проводил беседу об истории Родины, о труде и о любви к родине, затем пели песни. В 1 и 2-м классах пение вела классный руководитель, в третьем классе (1939-1940 год) появился преподаватель пения - Николай Петрович, закончил что-то музыкальное (точно не знаю), из Терновки был, он и только он вел уроки во всех классах школы. Чудесный голос, баритон, как сейчас я понимаю, очень все его уважали. В 1940 году был большой набор на срочную службу в Красную армию и его взяли, и больше никто о нем ничего не слышал.
Песни пели и с учительницей, и с ним патриотические, бодрые, веселые, подни-мавшие дух и делавшие нас всех как будто счастливее. Несколько песен тех времен по два куплета могу вам напомнить мои дорогие земляки - молодое поколение.
Легко на сердце от песни веселой,
Она скучать не дает никогда.
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города.
Припев:
Нам песня строить и жить помогает.
Она как друг и зовет и живет.
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет.
(Слова В.И. Лебедева-Кумача, музыка Дунаевского)
Когда японцы в 1938 году напали на СССР в районе озера Хасан, поэты и песен-ники сразу отреагировали на это событие и появилась песня «Три танкиста», которую все начали исполнять ( Слова Ласкина, музыка Дан. и Дм. Покрасс.)
На границе тучи ходят хмуро,
Край суровый тишиной объят,
У высоких берегов Амура
Часовые родины стоят.……
Мчались танки, ветер поднимая,
И гремела грозная броня.
И летели наземь самураи.
Под напором стали и огня…….
Еще была песня «Коннармейская»:
По военной дороге,
Шел в борьбе и тревоге.
Боевой 18-й год.
Были сборы недолги
За Кубанью и Волгой.
Мы коней собирали в поход
По дорогам знакомым,
За любимым наркомом
Мы коней боевых поведем.
И особенно любимая всеми была песня «Прощанье». В ней вы прочтете своеобраз-ное пожелание любимой девушки парню:
Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону,
Уходили комсомольцы на гражданскую войну.
Уходили, расставаясь, покидая отчий край,
Ты мне что-нибудь родная на прощанье пожелай.
И родная отвечала:
Я желаю всей душой,
Если смерти, то мгновенной,
Если раны, то небольшой….
(«Лирическая». Исаковский-Захаров).
Не знаю, может трудно поверить, но после урока пения мы уходили какие-то до-вольные и даже просветленные к обычной трудовой жизни. Но настроение, полученное после урока пения, долго еще оставалось каким-то праздничным.
В нашей деревне в почти в каждой семье было много детей, у нас оставалось пяте-ро, у соседей Полежаевых (Кутлановы по уличному) - восемь, чуть дальше – Фоновы - во-семь и т.д. В нашем селе перед войной было около 12 тысяч человек, сведения точные. Тогда у взрослого населения паспортов не было, значит, человек не мог уехать из колхоза, надо было в нем работать. Были вербовки здоровых женщин и мужчин: на торфоразработки в Псковскую область, в г. Иваново на текстильные фабрики и на стройки - строился в Жердевке сахарный завод, а в Сталинграде (Волгограде) тракторный завод и другие мес-та. Но срок вербовки был максимум три-пять месяцев.
В 1937 году были первый раз выборы в верховный Совет СССР, тогда было в селе всего две грузовые машины (бортовые) ГАЗ-ААА – полуторка, (Горьковский автомобильный завод). И еще была машина ЗИС-5. трехтонка, и эти две машины, которых не так-то уж было много в стране - они выдержали огромную нагрузку в Великой Отечественной войне. Так вот эти два «газика», как мы их нежно называли, целый день ездили по селу с красными знаменами и с агитаторами, призывая голосовать взрослых за кандидатов в депутаты, и раздавали подарки: по кусочку сыра и по несколько конфет; так я впервые в 9 лет узнал вкус сыра.
Кстати об автомобилях, которых в стране было так мало, а они понадобились во время Отечественной войны. В ноябре месяце 1941 года, учитывая тяжелейшее положение СССР и в целях ослабления гитлеровской Германии на страны Запада, прежде всего Англия - США заключили с нами договор об оказании военной помощи, прежде всего танками, самолетами и автомашинами, договор назывался Ленд-Лиз (передача всего этого взаймы или в аренду). Вот тогда появились американские автомашины, грузовые «Студебеккер», мощные вездеходы, которые хорошо помогли во всем. Эта помощь не просто доставлялась к нам. Ее доставляли морем, а немцы не хотели, чтобы хотя один корабль с вооружением дошел до места. Потому немецкие самолеты и подводные лодки топили все, что обнаруживали, Многие десятки кораблей пошли ко дну с вооружением для нас, известна трагедия каравана РК-17, который был почти полностью уничтожен: ушли на дно доставляемые для Красной армии 210 самолетов, 430 танков и более 3500 автомашин.
Моя первая учительница Екатерина Григорьевна к концу второго класса разучила с нами гимн СССР «Интернационал». Она написала текст от руки на каждую парту и через несколько уроков, мы знали текст на память (наизусть). Этот гимн СССР был до 1943 года, затем он стал партийным гимном, его исполняли хором, всем залом или на партийных конференциях и на партийных съездах ВКП(б). А в 1943 году появился гимн СССР «Союз нерушимый республик свободных…». А с «Интернационалом» прошла большая часть моей жизни, тем более, что это был партийный гимн, а а, когда стал офицером Советской Армии, вступил в партию.
«Интернационал» (слова Эжен Потье, композитор Пьер Дегейтер).
Вставай, проклятьем заклейменный
Весь мир голодных и рабов.
Кипит наш разум возмущенный
И смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем,
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем.
Припев:
Это есть наш последний и решительный бой.
С интернационалом воспрянет род людской.
Что ж мы работники всемирной
Великой армии труда
Владеть землей имеем право,
Но паразиты- никогда.
И если гром великий грянет
Над сворой псов и палачей,
Для нас все - также солнце станет
Сиять огнем своих лучей.
Припев.
Никто не даст нам избавленья.
Ни Бог, ни царь и ни герой
Добьемся мы освобожденья
Своею собственной рукой.
Чтоб свергнуть гнет рукой умелой,
Отвоевать свое добро,
Вздувайте горн и куйте смело
Пока железо горячо.
Не знаю, удастся ли вам когда-либо увидеть хороший, патриотический, наивный по нашим временам кинофильм «Чапаев», но там показана психическая атака белогвардейцев на позиции, занятые частями Красной армии. Большой отряд, укомплектованный одними офицерами, в полный рост, с музыкой идут прямо на пулеметы красных, командиры взводов, рот и батальонов, идут, презирая смерть, чтобы победить.
В войну, которая началась в1914 году русские воины шли в штыковые атаки с ло-зунгом: «За веру, царя и отечество». В Великую Отечественную войну советские воины шли в атаки с лозунгом: «За родину. За Сталина, за коммунизм». А белогвардейцы в гражданскую войну шли в атаку под лозунгом: «За Россию, великую, единую и неделимую». В свое время я занимался коллекционированием старинных монет и бумажных банкнот. Так у меня была такая банкнота, выпущенная правительством генерала Деникина, на ней изображены женщины, символизирующие Россию, и над щитом можно было прочитать слова: «Россия великая, единая и неделимая».
Ну, а большевикам, чтобы победить в Гражданскую войну, нужны были другие символы и лозунги. Чтобы победить, в Красной армии в гражданскую войну было много случаев, когда с песней-гимном Интернационал, бойцы, плохо обутые, раздетые и полуголодные под руководством комиссаров с пением интернационал шли, и, или погибали или побеждали под эту грозную, но торжественную музыку.
В начале 1918 года войска Советской России терпели поражения, так как не было обученных кадров командиров, и тогда Троцкий, будучи по нашему министром обороны (должность его называлась Председатель РВС (реввоенсовета), по его настоянию, требованию, вопреки отчаянному сопротивлению Сталина, Ворошилова и других, в Красную армию было призвано более 100 тысяч офицеров старой царской армии — а другого вы-хода не было. Были, конечно, случаи перехода этих командиров на сторону белых, поэтому полную власть им не давали и властью такой же, а даже большей обладали комиссары во всех подразделениях. Конечно, бывали большие противоречия, но решающее слово оставалось за комиссарами. И в кинофильме «Чапаев» был такой характерный случай, и только после военной реформы в 1924 году, было введено в Красной армии единоначалие, когда все решал командир, а комиссар становился его заместителем по политической части.
Но вернемся к моим воспоминаниям. Закончил я второй класс, первые два класса я учился в Большой школе, так ее называли, и третий класс учился в школе, здание которой перед войной снесли. У меня был знакомый дедушка, не родственник, Попов Иван Александрович , он мне и сказал, что пожарная каланча была построена в 1913 году, и еще не-сколько случаев о нем вспомню. Была Алабовская школа, теперь там церковь.
Алабовский это был адвокат, который курировал села: наше, Братки и Бреховка (Новотроицкое сейчас), после революции дом отобрали, и он уехал в Воронеж. В 1959 или 1960 году его родственники у нас в селе попали под суд, им грозило серьезное наказание и они вызвали его сына. Сын так повел дело, что судья был вынужден оправдать тех, кто взял колхозное имущество, да еще ударил милиционера; фамилию не называю, так как сейчас еще живут две дочери этого товарища и два сына.
Напротив этой школы стоят два дома (жил Алексеев П.Г и дом Саниных). А раньше на этом месте стояло деревянное здание, которое до революции было вроде кафе —называлась «Чайная», и хозяин этой чайной был этот ПИА. Он мне много рассказывал о том времени и конкретно, что в этой чайной продавалась водка на разлив с закуской и примерно с 15 часов начинали разводить огонь в самоварах. Было 5-7 ведерных самоваров, которые всегда кипели. Где-то в средине 60-х годов у меня был товарищ по работе по фамилии Боташев, и я тогда вспомнил ПИА, что самовары все у него были фирмы «Бата-шев» и один самовар видел много раз в доме этого человека, на самоваре было много медалей, которыми была награждена эта фирма, производившая эти самовары. Так в этой бывшей «чайной» теперь была школа, и там было два класса, третий и четвертый класс.
В четвертом классе учительницей работала Александра Ивановна, она учила детей еще до революции, в частности у нее учился в церковно-приходской школе мой отец - ходил всего один класс. Что была такая учительница, наверное, может подтвердить Мария Васильевна Мартыненко (Каверина), она должна была у нее учиться, если Александра Ивановна еще работала 1939-1940 год. Она была очень строгая учительница, она раза два или несколько раз заходила к нам в класс и рассказывала, как наказывала она и за плохую успеваемость и за плохую дисциплину. Ставить в угол в классе ученика - это было очень слабое наказание. Были и другие: она била линейкой по рукам, ставила в угол на колени на горох - было такое наказание, об этом рассказывал мне мой отец. Поэтому класс у нее был «шелковый», она только встряхивала ученика, но с достаточной силой, и больше ни у кого не было желания нарушать дисциплину или полностью что-то не отвечать.
Как выше уже отмечено, в этой школе-чайной я и начал учиться в 3-м классе, ауди-тория была мало приспособлена для занятий. Но на это никто из учеников не обращал на это внимания. Наша первая учительница уволилась, о слове пенсия мы тогда не знали, и 1 сентября она пришла к нам в класс и попрощалась с нами, больше ее никто не видел, сказали, что она уехала. Первую учительницу никто никогда не забывает, тем более она была, как теперь вспоминается очень интеллигентным человеком и знала иностранный язык, она была очень терпелива, во втором классе нас учеников было 38 человек. Если можно шутку: «Учителя учат учеников грамоте и различным знаниям, а ученики учат их выдержке и терпению». Представили нам нового классного руководителя, только что закончил пединститут - Николай Максимович, наш "отдельский" ( т.е. из села Костин-Отделец), жил на улице Садовая. И после учебного года взяли в Красную армию, началась война и он погиб.
До войны в школе ставилась елка, конечно, это был незабываемый праздник и особенно для младших классов. Елка ставилась в большом угловом классе, ставилась по-середине комнаты, украшалась, и начиналось празднование. Конечно, этот праздник заканчивался далеко до 12 ночи, тогда не было электричества и все освещение обеспечивали керосиновые лавки. (А видели ли вы в музее, этот необходимый тогда предмет для всего народа в течение столетий? Пока его еще можно достать). Краткое устройство, кто его не видел: жестяная банка, в которую вставлялась горелка, через нее проходил фитиль - хлопчатобумажная полоска. В жестянку наливался керосин (в войну не было большей частью времени керосина, тогда наливали подсолнечное масло, но огонь сильно коптил). На горелку ставился «пузырь» - это стеклянная форма (похоже на бутылку из-под воды, пива) и спичкой зажигался фитиль. Свет увеличивался или уменьшался вращением маленькой ручкой в горелке, погасить (потушить) свет было можно или сильно увернуть фитиль или дунуть сверху в пузырь. Пузырь это было «нежное» существо, он был из тонкого стекла, и его можно было легко разбить. Поэтому все покупали, когда они были в магазине от 5 до 10 пузырей. Если, например, лампу выносили в сени, и она долго там стояла не зажженной, затем приносили в теплую комнату и зажигали лампу, то холодный пузырь сразу лопался. А это было уже плохо, в войну пузырей конечно не было и только коптила горелка, и это было длинными месяцами, а пожалуй и годами: негде было взять. Но в войну не было и спичек, да не было спичек, как русский народ выходил из положения?
В сказке датского писателя упоминается кремень и кресало и приходилось пользоваться, во всяком случае, большинству нашего села, хотя картина была везде одинакова. Брался кусок стали, и камень и если ударять (чиркать) по камню, то вылетали искры, искра попадала на кусок хлопчатобумажной веревки (бельевой) и этот кусок («трут» назывался) начал тлеть. Рядом с тлеющим трутом ставили бумажку или тонкую лучину и начинали раздувать пламя и, применяя большое терпение, бумажка или лучина загоралась - вот так наше, молодое поколение, мы добывали огонь. А вот когда в комнате горела (коптила) коптилка (без пузыря) и кто-то внезапно входил, огонек угасал, и получалась почти драма: надо было применять кремень и кресало, если в печке не было горящих углей, если были угли в золе в печке - выход был простой. Вначале своей исповеди я обещал говорить только правду и в течение всего этого времени, я постоянно помню это.
А вот несколько столетий тому назад не было и коптилки, наверное, еще не догадались до этого тогда, и все вечера и вообще темное время сидели на «лучине». Из дерева или из доски вырезалась длинная щепка, чем длиннее, тем лучше, конечно перед зажиганием она высушивалась или бралась из сухого дерева. Она при прикреплялась к столбику (треноге) - железное держальце (светец) под некоторым углом, если горизонтально - могла не гореть, а если вертикально, могла быстро сгореть и зажигалась, и горела, и это называлось светом.
Внизу ставилось корыто или ведро (все было деревянное) с водой и когда уголек падал, то он попадал в воду и гас. Конечно, кто-то смотрел за этой лучиной и продвигал лучину, чтобы она горела, и заменял, когда горение лучины подходило к концу; это можно увидеть только на картинах, отображающих то далекое время.
Но если была возможность достать керосину, и найти пузырь к керосиновой лампе, то с ней было гораздо удобней и светлей, чем с лучиной. Да и дыма и копоти было гораздо меньше, чем от лучины. Так вот пузырь в керосиновой лампе давал хороший свет, существовали пузыри и следовательно лампы трех видов: пятилинейная, семилинейная и десятилинейная. Пятилинейный пузырь был у большинства населения, семилинейный у зажиточных, от требовал большего расхода керосина, а он был дорогой. И если идти вечером или ночью по селу, то уже сразу можно было сказать, что у этих хозяев семилинейная лампа, ну а в школах уж были десятилинейные лампы. Так вот чтобы было светло вечером, хотя администрация школы старалась, чтобы меньше ходило учеников во вторую смену, и расписания иногда составлялись так, чтобы уроков было меньше, когда наступали ранние сумерки.
Если говорить о елке, то на стенах повыше прикреплялись примерно по углам квадратные дощечки, на них ставились керосиновые лампы, зажигались десятилинейные пузыри и, поверьте, было очень светло, для того времени. Так как классов было много, то к елке вводилось по два класса. Директор поздравлял учеников, и примерно минут двадцать танцевали, песни пели, мы уходили, и вводились очередные классы. Это было как должное и никто не обижался, зато первое и второе января школа и этот класс с елкой были открыты и все, кто хотел, приходили и находились, сколько нужно. Во время крат-кого пребывания у елки, хороводом пели песню, она еще упоминалась и исполнялась в дореволюционное время:
В лесу родилась елочка, в лесу она росла,
Зимой и летом стройная, зеленая была.
Я был на елке, когда учился во 2, 3 и 4-м классе, а в первом классе, когда я учился, я даже и не знал, что такое елка. Время было такое, не потому, что я или кто-то чего-то не знал, именно время было другое. И я смотрю сейчас на своего правнука, ему всего 8 лет, а он уже знает кое-что про компьютер и хорошо говорит по-английски. Зависть это смертный грех: правда бывает белая и черная зависть, и я завидую ему белой завистью.
Вот время-времечко пришло, к слову вспомню Некрасова Н.А.. «Придет ли время, времечко; приди, приди желанное…когда мужик не Блюхера и не милорда глупого, а Белинского и Гоголя с базара понесет». Я отправил знатокам «Что? Где? Когда?» вопрос: «А кто это такой милорд глупый?», но мой вопрос не попал знатокам на стол.
Я учился уже в четвертом классе, когда родители в первый раз разрешили мне взять в школьной библиотеке художественную книжку, иначе - просто наказывали, если видели в руках не учебник, книгу просто отнимали. Надо было работать и работать, да еще уже трое сестер, за которыми нужно было смотреть.
Однажды я спросил ПИА, а когда была построена наша церковь? Он ответил мне так: «Мой отец был третьим сыном у своего отца Варлама, а Варлам был первым сыном у моего прадеда Наума, так вот, когда мой прадед женился, то это было вскоре после как построили эту церковь, а до этого была деревянная церковь в нашем селе».
Вот ответ его, можно прикинуть, предположить; тогда женили парней очень рано, в доме нужна была работница, эту роль и выполняла девушка, которая выходила замуж. Женили, не спрашивая ни парня, ни девушку. Но если допустить, что Иван родился, когда отцу Александру было 25 лет, а остальные женились в 20 лет, то получится, что Наум женился где-то около 1825 году, следовательно, получается, что нашу церковь построили примерно в это время. А если вспомнить роман «Евгений Онегин» и беседу Татьяны с няней, то расчет может получится другой. Няня рассказала Тане следующее.
Мой Ваня был моложе меня, мой свет,
а было мне тринадцать лет.
Недели две ходила сваха
к моей родне. И, наконец,
благословил меня отец.
Я горько плакала со страха;
мне с плачем косу расплели
и с пеньем в церковь повели.
Так вот, повторяюсь, такое было время, что никто не знал и не отмечал дни рожде-ния, во всяком случае. Я проучился в школе 9 лет, но ни от кого не слышал. И когда я уже был вне дома, у меня спросили: «А когда твой день рождения?», я ответил: «А что это та-кое?». Была, у моих товарищей «немая сцена» как в заключительной части Гоголя «Ревизор».
В начале 50-х годов я приехал домой и заговорил о дне рождения, отец и мать мне сказали, что мать родилась постом «Великий пост», а он длится шесть недель. А отец сказал, что он родился на Пасху (а пасха бывает с 26 марта по 6-е мая по воскресеньям.) После долгого разговора решили, что они свой день рождения установят при случае какого-нибудь официального документа - 17-е марта - день рождения своей второй дочери, что они и сделали.
Осенью 1939 года ломали нашу церковь, а растаскивали ее имущество примерно в августе, когда двое моих сверстников узнали об этом и принимали участие в этом мероприятии. Они принесли домой по иконе, и лет двадцать тому назад эта икона, правда уже совсем испорченная висела в сенцах (в сенях). Конечно, уроки были сорваны, мы смотре-ли, как и что делают. Сначала сорвали верх колокольни, было два яруса: на первом ярусе висел очень большой колокол, а на втором ярусе – небольших четыре. После как сорвали крышу, она тоже была крепкая, то остались четыре столба (колонны). Их долбили ломами (подрубали), затем снизу приносили (поднимали на веревках) очень прочный трос, обвязывали вокруг колонны и трактор начинал дергать и в конце концов свалили один за другим все колонны. Это длилось до самого вечера, а мы все смотрели. Трактор был мощный, тогда было всего три серии тракторов: колесный «Универсал», ХТЗ (Харьковский трак-торный завод) и мощнейший ЧТЗ (Челябинск).
Церковь была сложена очень прочно, так как в раствор для кладки кирпичей помимо цемента клали очень много куриных яиц, а это скрепляет кирпичи очень сильно. По-смотрите около нового фундамента будущей церкви лежат глыбы кирпичей, это от старой церкви. Если бы их могли разбить, то, наверное, давно бы не было этих остатков от церкви. Когда разбирали церковь, то кирпичи отвозили за больницу и построили первое кирпичное здание в селе - сначала там была МТС (машинно-тракторная станция), а потом ОАО «Исток»
Четвертый класс я посещал в здании, где сейчас находится почта, там было 4 ауди-тории для классов. Раньше, до 1917 года, было там правление села и горка ( путь через овраг на улицу Карла Маркса) называлась Правленской. Там мы катались с нее, на доске, на спине и на чем угодно.
Воскресенье 22 июня, но все колхозники вышил на работу, так время готовиться к уборке урожая, и что-то уже можно было убирать. Кто прибежал и сказал страшное слово «Война» и никто почти не стал работать, кроме того, кому надо было ехать в поле и везти продукты и воду. Началась мобилизация., Указом президиума Верховного Совета СССР объявлялась мобилизация военнообязанных 1905-1918 годов, т.е практически все работоспособное население. Остались старые мужчины и не пригодные к военной службе, и мы подростки, и приходилось делать все, что необходимо было делать. Многие не пошли осенью в школу, прямо говоря не до этого было. Правда на следующий учебный 1942-1943 годы некоторые вернулись, их почему-то называли «отсев».
Да и раньше, даже у кого было много детей не очень разрешали ходить в школу. Существовал вроде правила: «Умеешь расписаться и прочитать свою фамилию и доста-точно». Сейчас, как известно, мало в семье детей, вот и наблюдается демографическая диспропорция (за исключением восточных и африканских народов). У грузин есть пословица: «Если в семье один ребенок - нет детей; если два ребенка - один ребенок, и если трое детей - можно сказать - да есть дети».
Продолжение следует...