Галя сразу восприняла ситуацию, как искушение её добродетели. Какое ей дело до этого Ильи, обременённого детьми и внуками, женатого неизвестно на ком, с его говорливостью и душевным одиночеством! Какое ей дело до его писем! Нужно ответить немногословно, или вовсе промолчать. Пусть живёт, как хочет. Пусть раскидывает сети своего обаяния и красноречия, ей-то это зачем? Она у него не первая, и не последняя. Мало ли на сайте неопытных «фотографинь», которым требуется помощь, дружеский совет? Пусть проходит мимо! А она… Что она? У неё своя жизнь. Господь с нею, она это знает, и у неё свой путь. Путь добропорядочной замужней женщины с двумя детьми, которая надеется дожить до внуков.
Ну и что, что она не видела тепла в детстве, и в горестном своём замужестве. Разве что немного, в самом начале, и то получала крошки ласки через близость с мужем. И через материнство, когда выкармливала детей своих. Но дети подросли. Пришла болезнь, и муж отдалился от неё, как от прокаженной. Он получал свою пайку внимания и признания на работе, и женским вниманием там не был обделён.
Нет, Андрей никогда не изменял ей, Галина знала. Но душа его не была с нею рядом, он был бесконечно далёк. Бывает, и так живут люди. И Галя бы жила. Но болезнь так истончила её нервы, так оголила их, так измучила ежедневными пытками, что у неё не осталось нервных сил.
После того, как дочка уехала в город, а сына Диму забрала армия, стало совершенно невыносимо.
… Письмо Илье она написала. Сдержанно-ровное, в меру тёплое. Поблагодарила, задала пару вопросов. А на ближайшей исповеди поплакалась отцу Виктору, что встретила в инете немолодого человека, фотографа, к которому чувствует сильный интерес и влечение.
Она ни секунды не сомневалась, что священник скажет ей строго-отечески, чтобы она немедленно порвала эту тонкую ниточку, прекратила всякое общение, и жила только интересами дома и семьи. Поэтому безмерно удивилась, когда отец Виктор, после некоторых раздумий, сказал:
- Не рвите эту связь. Постарайтесь слишком не прилепляться душой. Но общение Вам необходимо, не лишайте себя его.
Много лет спустя другой священник осудил отца Виктора за этот поступок. Он никак не мог оправдать и объяснить его. Галина тоже не могла объяснить, и чувство вины мучило её. Но было так, и не иначе, и всё шло своим чередом.
Да, Галина чувствовала себя преступницей. Но при имени Ильи у неё начинало учащенно стучать сердце, и живительные силы откуда-то вливались в кровь.
Душа знает больше, чем разум. Галине всё было известно заранее. Она вступила в поток, и он понёс её с неотвратимой силой.
Казалось бы, ну кто она такая? Какая-то провинциальная больная женщина, которая живёт на краю земли. Зачем она потребовалась солидному, талантливому Илье? Вокруг него вилось столько прекрасных одиноких женщин. Они писали ему восторженные комментарии, он отвечал тепло, ласково даже.
Галина не собиралась ни с кем соперничать. Она была едва живая. И своим больным усталым сердцем бесконечно его жалела. Она через все его наслоения чувствовала и видела живую боль.
Ей хотелось как-то утешить и успокоить его раненую кем-то душу. Причём раненную, как она поняла, очень давно, скорее всего – в детстве. Уж ей ли не знать, что это такое! Она видела в этом седом человеке просто мальчика, которого хотелось приласкать. Но не по-матерински, нет. Она сама была маленькой заброшенной девочкой, и вот они с этим мальчишкой сидели на пустыре и грелись у костра. И никого в целом свете не было ближе, чем они друг другу.
Какая страсть, какой блуд? Даже близко не стояло. Что и влекло их друг ко другу – непонятно.
«Я боюсь к Вам привязаться» - написала она в третьем письме Илье.
«А я не боюсь, - ответил он, - я уже привязался. Я утром встаю, и первым делом спешу к компьютеру. Проверить, нет ли от Вас письма. Если есть, то я счастлив целый день».
И ведь он даже не видел её лица! Надо было отправить ему своё фото, вдруг посмотрит – и одумается. Но надо было сделать это как-то поизящнее. Она попросит поправить фон у её автопортрета.
Галина поставила фотоаппарат на автоматическую съёмку, уселась в кресло, торопливо огладив волосы. На снимке получилась большеглазой, напряженно-испуганной какой-то, без тени улыбки. Даже смешно стало. Вот, такую он меня и получит. Не испугается ли?
Не испугался. Сказал, что она немного усталая, молоденькая совсем, он и не ожидал. И спросил, почему пальцы на руках искривлены. Она с облегчением и радостью рассказала о своей многолетней болезни и инвалидности. Добавив, что врачи прочат ей ближе к старости инвалидное кресло.
Илья непритворно посочувствовал, сказал, что он и сам инвалид – несколько лет назад пережил обширный инфаркт, и диабетик к тому же… И на семнадцать лет её старше.
- С кем это ты переписываешься? - проявил интерес муж.
- Вот, с ним. С фотографом одним, спрашиваю у него, как правильно снимать. Он столько всего знает! Рассказал мне…
- Понятно, - перебил Андрей, - все там немного с приветом.
- Почему с приветом? – искренне удивилась жена.
- Какой интерес фотографировать всё подряд? Кому это нужно? Какой с этого прок?
Ответ Андрею был не нужен. Он решил, что это блажь, и опровержений не требовалось.