В 1968 году в составе студенческого строительного отряда МИИТа я принимал участие в строительстве железной дороги Арзангельск – Карпогоры. В День студенческих строительных отрядов (где-то в середине лета) был выходной. Наши отцы-командиры организовали для желающих бойцов отряда экскурсию на остров Валаам. Там и произошла эта встреча.
Сначала нам провели общую экскурсию по острову и рассказали о его непростой истории от первых монашеских старообрядческих поселений до наших дней. История интересная. Потом мы разбились на группы по 5-6 человек и стали самостоятельно бродить по острову, попутно заглядывая во все приглянувшиеся нам места. Вот тут-то и произошла та встреча, о которой я хочу вам рассказать.
Нам повстречался достаточно пожилой мужичёк. Мужичёк прихрамывал и опирался при ходьбе на костыль. На нём был одет белый китель морского офицера и офицерская фуражка с белым верхом. Он сам к нам подошёл и представился. Имени его, конечно, я сейчас не помню. Завязался обычный в таких случаях разговор – кто мы и откуда, чем занимаемся так далеко от столицы. Потом он стал рассказывать о себе.
Живёт он на острове постоянно и зимой и летом уже достаточно давно. На пенсии. На острове живут в основном монахи с которыми у него нет общих тем для разговоров. Поэтому он каждый раз радуется встречи с экскурсантами. Летом экскурсантов бывает много, а вот зимой он иногда целыми днями из дома не выходит. Климат здесь достаточно суровый. Потом стал вспоминать свою молодость.
Поскольку текущий год был 1968, то это был год пятидесятилетия расстрела царской семьи. Мужичёк не без гордости поведал нам, что он лично входил в ту команду, которая производила расстрел членов царской семьи и её ближайшего окружения в полуподвале дома Ипатьева в Екатеринбурге. Он сказал, что они заранее распределили кто в кого будет стрелять. Что «честь» стрелять в самого Николая II присвоил себе комендант Дома особого назначения Яков Юровский. Когда расстрел из пистолетов был завершён, некоторые из подлежащих казни людей были ещё живы. Так один из «товарищей» заметил признаки жизни у Александры Фёдоровны (жены Николая II). Не долго думая, он со всей революционной сознательностью и силой вогнал в её грудь штык. Неожиданно из пробитого на груди платья царицы посыпались драгоценности. Возможно, она зашила их на всякий случай в корсет, которым тогда частенько пользовались многие высокопоставленные представительницы женского пола. «Товарищи» быстро смекнули, что такие схроны могут быть в одежде и у царских дочерей. Они стали тыкать штыками в тела расстрелянных девушек. Некоторые были ещё живы. Предположение «товарищей» о схронах оказалось верным. У всех четырёх девушек в корсетах были зашиты «золотые вещички с камушками», как сказал нам рассказчик. Они всё собрали и передали куда и кому следует. По словам рассказчика, для верности штыками проткнули всех казнённых, включая и больного от рождения гемофилией цесаревича Алёшу, которому тогда не исполнилось ещё и четырнадцати лет.
Я не могу судить о подлинности этого рассказа. Но, не исключено, что это было на самом деле. Хотя наш рассказчик, возможно, сам и не принимал непосредственного участия в этой спецоперации. Но рассказывал он очень убедительно и правдоподобно. Временами надолго замолкал, как бы прокручивая в голове эти события снова и снова. Кроме того, я уже позже слышал из нескольких источников, что пулями были убиты не все, подлежавшие расстрелу. Некоторых «пришлось» докалывать штыками. Судя по тому, с каким зверством потом поступили с телами казнённых, засыпав их извёстью и похоронив в болоте, в каких-то заброшенных шахтах и тщательно замаскировав, его рассказ мог быть достаточно близок к истине. А всё ли из добытых таким образом драгоценностей они сдали «куда надо и кому надо» теперь уже не узнаешь. Да по сравнению с содеянным, это и не имеет никакого значения.
В интонации рассказчика чувствовалась гордость за причастность к такому неординарному для страны событию. Вместе с тем, проскальзывала и обида за то, что внимание к нему ослабло. Что было время, когда он был что называется «нарасхват». Что он что-то недополучил от государства за свой "подвиг", в отличии от Якова Юровского.
- Вот загнали на остров, где и поговорить-то толком не с кем, – звучало с обиженной интонацией в конце его рассказа.
На всех нас его рассказ произвёл очень сильное впечатление, хотя и сочувствия к рассказчику не вызвал. Мы поднялись и, не прощаясь, молча направились к уже ожидавшему нас пароходу.
Фото из интернет