Это было во французской провинции в 2018-м. Мы с мужем гуляли под пасмурным небом Шалон-ан-Шампань вдоль серо-зеленой Марны, когда с минуты на минуту мог начаться дождь. Теплый ветерок едва обдувал наши волосы, набережная теряла из вида людей, забегающих в кафешки и магазины, и Игорь повёл меня в глубь строений, подальше от канала и дорог. Перед нами предстало старинное здание из серого камня со шпилями и стрельчатыми окнами, утопающее в зелени дерев. Стало накрапывать и мы, ускорив шаг, очутились на пороге этого архитектурного памятника ... надцатого века. Густо запахло зеленью. Вывеска в строгом готическом стиле была перечитана нами несколько раз. "Бюро потерянных грез. Как тебе?" - осведомился Игорь. Наверно, мы неправильно перевели, ответила я, пожав плечами и таращась на табличку.
"Сейчас узнаем" - решительно толкнул двери муж. Просторное фойе обнаружило взору маленького сухонького французика, чем-то похожего на доброго сказочника из книги, которую мы никогда не читали.
- Бонжур, мьсе, мадам. Бьенвеню...
Чем могу быть полезен?
- Добрый день.
Ответил Игорь.
У вас неточность в названии или мы неправильно перевели "Бюро грез"?
- О, нет. Все верно. Я собираю потерянные грёзы, коллекционирую, сдаю в аренду, продаю и даже, бывает возвращаю или дарю. Все зависит от клиента и его пристрастий. У меня есть свежие образцы и антиквариат, грёзы разных эпох и народов. Я так же, конвентирую грёзы в разряд желаний, но это крайне редко.
- И что, это прибыльный бизнес?
- Да как сказать, прибыль измеряется частотой и глубиной эмоций, а совсем не деньгами, как могли бы подумать вы. Если хотите, это мое хобби. Итак, вы будете что-либо смотреть?
- Конечно! Покажите нам самые яркие экземпляры из ваших коллекций.
- Пожалуй, начнем с соседнего зала, там собраны мужские, женские увидите позже.
Мы прошли по каменной галерее под эхо своих же шагов и попали в огромную комнату с витражами. В середине ее стоял лимузин, он сверкал миллионами искр и завораживал своей красотой так, что не возможно было отвести взгляд. Это был почти гипноз. Глаза сами собой слезились и их резало от напряжения. Машина вращалась на подставке и сияла космическим светом. Вдруг, перед взором показалась костлявая кисть французика, она пару раз щелкнула пальцами и вывела нас из транса.
- Эту грезу потерял Элвис Пресли. В ней почти полторы тонны золота и два миллиона семьсот семьдесят пять бриллиантов класса Б, весом от трех карат.
Игорь стоял потрясенный: "Если бы я любил эти камни, то мог бы сейчас сойти с ума".
- Непременно.
Ответил француз и повёл нас к следующему экспонату. Эта тройка коней и колесница Карла Великого вызывала тайную зависть и грёзы у многих тысяч воинов и придворных, видевших правителя так, как видите все это вы. Дорогая работа итальянских мастеров, инкрустация золотом и камнями; кони самых лучших кровей. Обратите внимание на подковы и сбрую. Воистину, царская колесница! Я насчитал до сотни мужчин, желавших проехать на ней по центральной площади города в обмен на жизнь.
Еще один, интересный многим, объект вожделения - меч сотника Лонгина, обросший преданиями и до сих пор не оставивший следа даже в древних рукописях. Говорили, что его обладатель будет не уязвим и станет владыкой мира. Две тысячи лет потомки Адама гоняются за этим миражом и еще никто не понял, что у мира есть властелин несопоставимо мудрее и могущественнее всякой плоти.
Вот в этой склянице мазь бессмертия. Ее придумал больной человек, который любил жену и все таки рано умер. Она осталась у супруги, как дар богов. Не помню уже, на чем варилось сие зелье, но эффект имело потрясающий. Тело нанесшего на себя мазь светилось в темноте, обновлялось на пару десятков лет и лечилось от многих недугов разовым натиранием. Кстати, жена покойного умерла в восемьдесят, имея тело двадцатилетней женщины. Мазь со временем ссохлась в комок, но в умелых руках он снова станет мазью. Об этой коричнево-синей склянице грезили многие воины, умирая от ран. Чудесная греза не правда ли?
Ну, о Клеопатре не буду. Что толку сотрясать воздух? В присутствии двух дам нужно либо хвалить обеих, либо молчать. Хотя, честно говоря, ваша жена мне больше нравится.
Клеопатра села на кресло накрытое тигровой шкурой и отвернулась от нас, как от надоедливых искателей ее внимания и расположения. Красивая женщина, подумала я, сейчас каждая вторая такая же клеопатра.
Мы еще походили по мужским страстям прежде, чем Пьер Гарнье угостил нас кофе. За окном уже сияло солнце. Двери были распахнуты настеж и со двора доносился тонкий запах роз.
- Какие необычные грёзы.
Сказала я.
- Да... Сколько лет с ними работаю и всегда изумляюсь их актуальности. Что-нибудь заинтересовало?
- Не знаю, что сказать.
Ответил Игорь.
- Положим, я хочу грезу Элвиса Пресли. Сколько запросите?
- Она слишком дорога, чтоб конвертировать ее в желание. Хотите напрокат?
- Допустим.
- Вам придется пару раз серьезно лечить депрессию и всю оставшуюся жизнь пытаться избавиться от побочных эффектов тех лекарств, которые вам выпишут.
- Как мило! А если я решусь ее купить?
- Тогда, через пару лет, плюс-минус в зависимости от типа нервной системы, вы сойдете с ума, обьявите себя Элвисом и начнете скупать в магазинах рукоделий стразы, уверяя всех, что это те самые бриллианты, которых не хватило на капот.
Мы смеялись до слез, Пьер был серьезен.
Проходя мимо старинных швейных машин и королевских платьев, духов, диадем и прочей мишуры, я увидела ногу. Живую человеческую ногу!
- Пьер, это что!?!
Закричала от ужаса я.
- Это нога молоденькой девушки, которую оторвало снарядом во время второй мировой.
- Что она делает здесь?
- Не переживайте, мадам, она не испортится. Грёзы не прокисают и не покрываются плесенью. Это живая нога живого человека, который до конца дней о ней мечтал. Она болела и чесалась даже тогда, когда тело привыкло жить без нее. Кажется, это называется фантомные боли. Человеческих "запчастей" набралось на целый этаж. Что это были за истории! Гарнье рассказывал так живо, что мы становились безучастными свидетелями всего этого так, будто лично знали каждого, о ком шла речь.
Веселье ушло, уже многое было осмотрено, когда в одном из помещений мы увидели людей. Они не были посетителями. Это были грёзы. Пьер неохотно провел нас к ним и замолчал, не решаясь представить последние экспонаты.
Я не выдержала и спросила хохлушку, прижавшую к себе грудного ребенка:
- Вы кто? Вы откуда?
- Я мечта моего пятилетнего сына, оставшегося в Донбассе сиротой. Мы жили там до войны.
- А вы?
Обратилась я к пожилому еврею.
- Мы с Поволжья из 41. Корабль, перевозивший репрессированных, затопили свои. А дочь, ехавшая на втором корабле, до конца дней плакала, вспоминая ту ночь и звала меня: "Аба, аба...".
- А _вы, все вы?
Вглядывалась я в лица полуэфимерных людей.
- Мы пока еще живы. Пока... Но нас уже приговорили быть пушечным мясом в третьей мировой. Если можно, молитесь, пока мы все не стали грезами умирающих от горя стариков и детей.
Слезы лились ручьями и душили. У Игоря играли желваки и вспухли от напряжения вены рук. Француз смотрел слезящимися глазами в пол.
Я выбежала первой, муж, выходя брякнул дверьми так, что чуть не вылетели стекла. На улице густели сумерки и больше не хотелось ни новых впечатлений, ни разговоров.