Журнал «Добродетель» №1(38)2018
Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот ещё во тьме.
Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, и нет в нём соблазна.
А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда
идёт, потому что тьма ослепила ему глаза.
1Ин.2:9-11.
Варвара ДАНИЛОВА
Фрагменты из «Повести о романе»
Утром позвонил Антон:
– Я вернулся. Приходи, будем продолжать
наш роман.
– Куда?
– В кафедральный собор. Диктофон
не забудь.
Фима никогда не удивлялась его причу-
дам. Любую из эпатажных выходок принимала
с улыбкой, сердцем улавливая глубокую детскую
нежную их мотивацию… Не удивилась и назна-
ченному месту встречи. Но немного встревожи-
лась, когда Антон посреди пустого храма стал
рассказывать концепцию следующей главы,
сопровождая свою речь гулким смехом, и стро-
гая тётенька в синем халате стала сурово в их
сторону поглядывать.
– Тише ты! А то нас отсюда выгонят.
– Мы сами всех можем отсюда выгнать, –
парировал Антон и наклонился к ней, заглядывая
в самые глаза: – Не, ну ты что, это – серьёзно?
Мы же православные люди. Это наш дом. Кто
нас может из него выгнать? И как, вообще, это
возможно – нас выгнать?.. Ладно, пошли рабо-
тать.
Они вышли, сели на скамейку. Фима вклю-
чила диктофон.
Потом, когда расшифровала запись, увидела,
что получился рассказ. И прямо сразу с названи-
ем – «Братья».
***
Мой двоюродный брат Николай – священ-
ник. Во Владимирской области живёт. Сумас-
шедший полностью. В хорошем смысле. Один
прихожанин богатый стал его уговаривать: мол,
чего ты так бедно живёшь, давай я тебе квар-
тиру нормальную куплю. Нет, отвечает, ничего
мне от тебя не надо. Скорее, мол, верблюд прой-
дёт в игольное ушко, чем богач окажется в раю.
«Батюшка, мне по-человечески хочется тебе
помочь. Потому что сердце моё кровью облива-
ется…» Уговаривал долго. Безрезультатно. И вот
однажды притаскивает в храм чемодан денег.
«Ну раз ты не хочешь… вот бабки, сам тогда
раздай прихожанам – кто нуждается больше,
ты ж их всех знаешь». Коля так и сделал, прямо
тут же, после службы.
Такой вот у меня брат. Я его дразню иногда,
и мы спорим. Но всё же мы братья, мы с ним
в детстве летние каникулы вместе проводили,
у бабушки в деревне. Она нас в храм водила.
А мы – один балованнее другого. Хулиганили
напропалую. Взрывали лимонки, курили, вместе
впервые попробовали водки. Он после школы
поступил в военное училище. Один раз пошёл
в церковь зачем-то. Свечку ставил. И каким-то
образом на него вылилось масло из лампады.
Подошёл какой-то служитель. Это же чудо, гово-
рит, это знак. Надо тебе идти в семинарию. Коля
послушался и пошёл. И окончил. Стал священ-
ником. И стал вытворять чудеса. Просто на каж-
дом шагу. У него что ни шаг, то чудо.
Однажды купил я лодку. Яхту. Надо освя-
тить. Зачем – сам не знаю. Ну, наверное, потому
что всё-таки я православный. Попросил брата.
Он взял матушку и приехал ко мне в Голландию.
Показал ему яхту, завтра должны освящать, едем
в такси. И я ему рассказываю: мол, когда ты всё
сделаешь… ещё морская есть традиция – бутыл-
ку шампанского разбивать о борт. Ну у нас она
будет не на верёвке, а просто женщина, пред-
ставительница городской власти, в перчатках
на верфь залезет, разобьёт эту бутылку и всё. – Знаешь, что, – говорит он, – не будем мы
никакую бутылку разбивать.
– Что значит не будем? Коль, да брось ты.
Мне неудобно отменять, всё ж договорено, лест-
ницу уже поставили.
– Да не будем, – говорит, – она такая краси-
вая, яхта, ещё вдруг повредим.
– Да не повредим, бронированный корпус,
тварон, ничем не прошибёшь.
– Ну что за традиция… не будем
– Нет, не стану я ничего менять, при-
едут гости важные, какие-то олигархи ещё
из Англии…
– Ладно, ты там договаривайся… но бутыл-
ку бить не будем.
«Ну, чудит брат», – думаю я про себя.
Приезжаем на следующий день на место.
Стал Коля молитвы говорить. Потом пошёл кро-
пилом махать, за ним человек воду носит… Три
раза обошёл. И тут произошло – как бы все эти
мистики сказали – чудо. До этого момента, с ран-
него утра шёл дождь. А как только Коля обряд
закончил, тучки вдруг расступились, дождик
прекратился, солнышко выглянуло. Не надо
делать скоропалительных выводов – подумал я.
Это просто погода, она бывает разная – то хму-
рая, то ясная. Ну расступились тучки и расступи-
лись. Могли не расступаться. Меня не удивишь.
А тут же на траве лежат белые перчат-
ки, бутылка шампанского, трап приготовлен.
И вот торжественный момент. Представитель-
ница администрации подходит к бутылке…и
вдруг – ба-бах! – бутылка разрывается на части.
Сама по себе. Причём так аккуратно. Я никогда
не видел, чтобы стекло так разрывалось. С выво-
ротом. Как крылатая ракета из музея. Горловина
отрывается и улетает. И падает. Эти все голланд-
цы подхватываются. «Санта спиритус! – кричат. –
Санта спиритус!». Святой Дух то есть. Удивляют-
ся, подбирают все эти осколки, с собой уносят.
***
В этом месте Антон заразительно, как только
он умел, смеялся. Над голландцами, над мисти-
ками…
– Ну вот чего ты смеёшься? Как ты сам это
объяснишь? – спросила Фима.
– Зачем я должен это объяснять? Что я могу
сказать? Про чудеса всем рассказывать? Можно
какого-то слабоумного человека этим удивить.
Но мы-то с тобой не можем этому удивляться.
Он ещё продолжал балагурить. Смех ещё
звучал. Но в глазах уже стояли слёзы, и взгляд
наполнился болью.
– Мы с братом моим, конечно, очень, бывает,
ссоримся. Но мы – братья. Это, знаешь, то, чего
не хватает русскому народу…ну или не русскому,
а российскому… короче, жителям нашей страны –
понять одну вещь. Мы должны иметь возможность
быть разными, говорить в открытую, что думаем.
Чтоб нас не надо было проверять на экстремизм.
Чтоб мы не приучались заново лгать. Заново при-
спосабливаться. Это ж хуже не придумаешь, ког-
да приходится так существовать. Я хочу, чтоб мы
друг друга не отторгали, не выпихивали с кора-
бля. А ведь только что-нибудь скажешь – тебя сра-
зу записывают в русофобы, в предатели, изменни-
ки… И выпихивают. Как будто я какой-то чужой,
инородец… ни с кем поговорить нельзя. Вот толь-
ко Коля меня не выпихивает. Потому что он – мой
брат. Как он может меня прогнать? Мы спорим,
можем друг другу хоть в волосы вцепиться. Он
стоит на своём, а я на своём. Он человек несгибае-
мой воли и твёрдой веры – я проверил. Что только
ни пытался с ним сделать. Стоит на своём.
И вообще мы такие разные. Он построил
идеальную конструкцию и в ней живёт. А у меня
тоже конструкция, и тоже идеальная, и я тоже
в ней живу. И вот эти два домика как-то сосед-
ствуют. Потому что мы с детства нормально
ладили. И сейчас. Он звонит, беспокоится обо
всех моих. Я тоже всегда рядом готов оказаться,
если что…
***
Рассказ закончился. Ну а что? Какая-ника-
кая, а проза получается. Вещь посерьёзнее сти-
хоплётства будет. И прав Антон: «Пора, – заявил,
вернувшись из своих заграниц, – нам с тобой,
наверное уже взрослеть. А то роман написать
не успеем…»
Фима вытащила из принтера листочки.
Пошарила в столе: во что бы их вложить, чтобы
не помялись в сумке? Под руку попалась книжи-
ца, раскрывшись на странице со строчками:
Везде я буду иностранец –
И дома, и в других краях.
«Оранжевый протуберанец» -
Я имя дам такое ях-
те, воды бороздить отправлюсь…
Это был сборник стихов раннего Антона
с названием «Блудный сын, или Вздохи зовуще-
го ветра».