Прошло ещё две недели, пока Евгений, отлёживаясь в землянке под надзором бригадной медбратии, приходил в себя. Возвращаться в любой из ближайших фронтовых госпиталей, он категорически отказался.
Хоть стреляйте.
Но и проблем со здоровьем было – будь здоров! Болячек оказалось в разы больше, чем «просто» ожёг лица и рук. Одна из них, которую диагностировал ещё светлой памяти Иван Израилевич, была сильнейший «тремор» (дрожание) рук, как следствие контузии. Чем лечить эту хворь никто из местных эскулапов толком не знал. Ничего, решил «башнёр», само пройдёт, благо, бригада, как и Женька, тоже «лечится», восстанавливается после боёв и находится в резерве фронта.
А, снаряды брать и «вставлять» в ствол пушки, он и так сможет.
Не промажет.
Правда и шуток, по этому поводу наслышался… Ни одна бумага не выдержит их воспроизведения.
Бригада между тем прирастала новой техникой и людьми. Ей оставили номер и звание «гвардейская» за проявленное мужество и героизм её бойцов и командиров. Женькин танк, стал боевой машиной командира бригады. Теперь подразделение формировалась из трёх танковых батальонов, всего 65 машин, причем, два батальона комплектовались из Т-34, и один из английских и американских машин.
С частью иностранной техники, поступающей к нам по ленд-лизу, Женька познакомился ещё в «учебке», после сражения под Обоянью. Об импортной бронетехнике говорили разное. Про канадские «Валентайны» и английские «Матильды» «башнёр» только слышал. В британский «Черчилль» даже залезал. А вот об американском «Шермане» имел хорошее представление, о чём рассказывал Володе, который по «семь раз на дню» забегал к болящему. В целом,- считал юный специалист, - неплохая машина. Мощное вооружение: 76-мм. пушка, а на башне – зенитный пулемет калибра 12,5 мм. с металлическими лентами. Был еще пулемет, спаренный с пушечным стволом, и еще один шарнирный – в башне.
«И вот что поразительно, – рассказывал юноша стрелку-радисту, - башня изнутри выложена «губкой», о которой у нас еще и не слышали, а в обязательной аптечке – не только препараты первой помощи, но и… презервативы!»
Вот дают американцы!
«Рассказывали, что в прибывших машинах, - живописал «башнёр», - находили комплект кожаных, на меху танковых комбинезонов (маловероятно) и, загнанную в орудийный ствол бутылку «вискаря» (святая правда!)».
Ещё в «союзных» танках были невиданные у нас огнетушители, а в башнях – люки для выброса стреляных снарядных гильз. Экипаж «Шермана», правда, был великоват, как на наших КВ, аж пять человек. Хорошо, если танк работал на солярке, а если на бензине, - всё! – экипаж смертники…
Несостоявшийся учитель истории слушал лекцию открыв рот, а тут заспорил с другом: во многих импортных машинах использовали бензин, и ничего… Нет однозначного ответа на вопрос, какой двигатель лучше в бою – работающий на бензине или на солярке. А горят они сильно или не очень, - аргументированно апеллировал к коллеге его «vis a vis» - в зависимости от количества оставшегося в баках горючего, а не от его качества.
В общем, чуть не поссорились…
Но Володька был особенно рад - впервые за войну наши танки были оборудованы хорошей радиосвязью!
Это только на первый взгляд вывод части на доформирование и пополнение, - время отдыха и вынужденное безделье.
Нет.
Шла невидимая созидательная работа. Подбирались экипажи. Доводилась «до ума» новенькая техника. Шла пристрелка вооружения. Даже строевые занятия, которые так не любят танкисты, тоже часть плана по формированию не только боевой части, но особенного коллектива боевых товарищей, друзей. Это своего рода «орден», со своими традициями и отличиями. Например, у каждого танкиста «Уральского добровольческого танкового корпуса» были чёрные ножи, - немцы так и называли их, - «Schwarze messer». А на башнях корпуса Кравченко три красные буквы «ККК» - «Краснознамённый корпус Кравченко» и т.д.
Женька, ещё совсем слабый, уже с утра сидел в танке - сегодня учебные стрельбы. Теперь, когда их боевая машина стала командирской, они не имели право плохо стрелять. Но отстрелялись только на «хорошо». Вот, что значит месяц не воевать! Женька расстроился больше всех. Гуляя по полигону, наткнулся на удивительное. На земле лежала… кираса. Нет, не часть экипировки кирасирских частей из героического 1812 года, а настоящая броневая защита для солдата этой войны.
Он притащил находку в экипаж и ребята долго рассматривали её: стальной нагрудник из трёх пластин, прикрывавший грудь, живот и пах. Все три части были соединены ремнями. Внутри броня была отделана мягкой подложкой, а на правом плече был вырез для приклада оружия. Кираса, толщиной 3-4 мм. была тяжёленькая, - килограммов на семь-восемь. Мужики поставили её на бруствер окопа и с двадцати шагов расстреляли из пистолетов. Только царапины на броне! Что это такое?
«Продвинутый» Лавенецкий, удивляясь невежеству экипажа, пояснил, что сей «причендал» находится на вооружении РККА ещё с финской войны. На фронте оснащённые ими подразделения назывались, как в средневековье – «панцирной пехотой» или в шутку «раками».
Сильно похожи они были на них, когда ползали по земле.
Панцирями оснащались группы армейского спецназа – штурмовые инженерно-саперные бригады для боёв в городах. Хорошо зарекомендовали себя, хотя винтовка и пулемёт пробивали защиту. Есть даже киноролик, - откуда Вовка всё это знает? - где солдат рассказывает, как стальная кираса спасла, когда враг стрелял в него метров с десяти из автомата… Широкого распространения кираса не получила, так как, всё-таки сковывала движение бойцов и не защищала сбоку и сзади…
В апреле, бригада была передислоцирована в деревню Бокша, раскинувшаяся почти на границе с Румынией. К огромному сожалению Женьки, сменилось командование бригады: Жилин ушёл на повышение, его сменил некто Павловский, подполковник, не имевший ни авторитета, предыдущего командира ни, как показали последующие бои, профессиональных знаний. За что вскоре и был отставлен от дел. Время между тем шло, незаметно подошёл и майский праздник. Неожиданно приятный ещё и потому, что на парадном построении бригады танкистам были вручены заслуженные награды.
Пусть и не Героев.
В боях за Звенигородку на счету экипажа один средний танк Т-III, один тяжёлый, на гусеничном ходу, бронетранспортёр, две полных амуницией и продуктами грузовые машины, два раздавленных противотанковых и одно зенитное орудие и не меньше десятка фрицев. Каждый экипаж сдавал такого рода информацию ротному, тот далее по службе батальонному командиру и т.д. Всё фиксировалось в «Журнале боевых действий бригады». Проверялось и перепроверялось. В общем – фронтовая бухгалтерия.
Саныч и Лёня получили по «Красной Звезде», Лавенецкий орден «Отечественной войны II степени», а Женька медаль «За отвагу». Сначала «башнёр» обиделся, но потом, здраво рассудил, что в 17-ть лет такая награда дорогого стоит.
Вообще-то, это была его вторая награда.
А первая…
Орден «Отечественной войны II степени» был вручен за бои под Обоянью, каким-то седым человеком, почти стариком с генеральскими лампасами и в кожаной куртке. Он доставал ордена, - были ещё «Красные Звёзды», - пригоршней из вещевого мешка и раздавал слева направо короткого строя, оборванных и грязных вчерашних курсантов. Генерал прятал слёзы и всё повторял: «Сынки! Сынки!»…
Женька, как и большинство стоящих парней плохо соображали, о том, что происходит. И дело было не только в чудовищной усталости, а ещё и в том, что не нюхавшие пороху, мало представлявшие, что такое война, все они сразу были так жестоко обломаны, раздавлены сатанинской её силой. За несколько суток боёв из восьмисот будущих командиров, в живых осталось несколько десятков человек. Уже в учебке, совестливый курсант спросил у замполита можно ли носить орден, вот так доставшийся ему. Нужен приказ по части о награждении, ответил командир. Где ж его взять? Ну, тогда никому его не показывай и можешь оставить на память, - добавил «щедрый» командир.
На войне как на войне.
Не обошлось в этот радостный день и без ложки дёгтя. Немецкая рама, жужжащая, где-то за облаками разогнала праздничное каре бригады, сбросив килограммов десять алюминиевых ложек, с высверленными черпачками: Женька представил, как ржали фрицевские пилоты, наблюдая разбегающихся, от свиста ложек, воинов.
Но запланированное застолье, не смогли бы остановить даже фашистские танки, появись они здесь. На берегу живописного озера, коими так богата благословенная молдавская земля, с приглашёнными друзьями и девчонками из тыловых служб собрались отметить награды. Они были особенными, хотя бы потому, что были вручены живым, а не «посмертно», как большинство наград сегодня.
Пировали «чинно – благородно» на расстеленных плащ-палатках пока Лёня не учудил. По мере «расслабления» компании, набрав определённый градус, а потом ещё, и ещё Лёня начал мрачнеть, а потом и вовсе устроил демонстрацию – разделся и залез в озеро по самую шею.
Это в начале мая-то.
Группа отдыхающих на берегу товарищей не сразу обратила на него внимание. Ну, мало ли чего бывает в мужском нашем деле, разгорячился – охладится. Но воин-чудила, начал истошно кричать. Долго не могли понять о чём. Сквозь рыдания и, как говорил Лавенецкий «идиоматические выражения», наконец, разобрали отдельные «мысли»: «Я воевал… я горел… меня убивали… я сменил семь (!) экипажей… Я достоин Героя… Дайте его мне… Утоплюсь к «едрене фене» (самое литературное из выражений)» и т.д.
Сначала все смеялись, а потом началось серьезное. Пока двое из родного экипажа, отвлекая, вразумляли да уговаривали орденоносца с берега, другая часть празднующих, провела целую операцию по заплыву с тыла и спасению добровольно «утопающего» героя.
И ничего. Даже насморка не было.