Я возвращался домой с полной корзиной грибов по знакомой тропинке, ведущей вдоль безлюдной глуши, когда услышал необычные звуки, бесконкурентно разносящиеся в воздухе благодаря общей лесной тишине. Это были явные женские стоны, чаще всего рождаемые в особые минуты интима. Я остановился, борясь с любопытством, противоречащим моим джентльменским убеждениям, но вскоре оно одержало верх. Стараясь ступать бесшумно, я медленно приблизился к просвету в густой стене леса. Выглянув из-за разлапистой невысокой ели, я обнаружил небольшую полянку с неровным рельефом, заросшую густой травой и со всех сторон окружённой гущей. Необычное для таких мест зрелище заворожило меня.
Совсем юная хрупкая девчушка лёжала спиной на небольшом пригорке, развёрнутая запрокинутым к небу лицом ко мне, в то время как дородная пожилая тётка, стоя на коленях в низине и закинув её длинные тощие ножки себе на плечи, деловито копошилась седоволосой головой между подрагивающих ляжек. Возле них находились две полупустые корзинки, одна была опрокинута.
Девушка, видимо, находилась в финальной стадии возбуждения, готовая вот-вот кончить. Периодические постанывания теперь слились в единый несдерживаемый стон.
В это мгновение под моей ногой предательски хрустнул какой-то сучок. Девушка мгновенно смолка, встрепенулась, подняла голову и встретилась глазами со мной. На её раскрасневшемся лице читалось крайнее смущение. Оттолкнув голову старушки, она вскочила, оправилась и бросилась в противоположную сторону, скрывшись в лесу. На старушку это обстоятельство не произвело видимого впечатления. Кряхтя, она поднялась и как ни в чём не бывала подошла ко мне.
- Ну что, насладился зрелищем? Всю обедню, шельмец, испортил! - полушутя, полуукоризненно сказала она. Я молчал, не менее смущённый, чем сбежавшая девица. Старуха же вела себя так, словно только что встретилась со мной, собирая грибы.
- Внучка это моя, - пояснила она непринуждённо. - Выросла девка, соки в ней так и бродят, того гляди, роковую ошибку совершит. Ведь нынешняя молодёжь какая пошла? Сплошная блажь да безобразия. Вот и приходится прежний опыт вспоминать, чтобы к парням не тянуло. Я раньше знатной лизайщицей была, такие подходы знала, что редко кому из молодух спуску давала. Иная из новеньких свой норов предъявит, боевая, чистая амазонка. Чуть ли не с кулаками полезет, дурища. Но мне ли слабости нашего пола не знать? Притисну, обласкаю, где надо, завалю - и нокаут. Раскинется, глазки закатит, уже и не амазонка, а чистая Венера. Все слова бранные позабудет, раскинется блудливо да смиренно так полёживает, только между ног знатно хлюпает, когда я ейный муравейник пальчиком разворошу да после язычком припечатую. А когда по глупости срок отхватила, очень мне этот навык в тюряжке пригодился. Королевой ходила. Добрую половину тамошних сиделиц на вкус перепробовала. А теперь пришлось старое вспомянуть. Кончит внучка пару раз в недельку, на парней уже и не поглядывает. Такая вот у нас профилактика! Мы специально сюда в глухомань выбираемся, чтобы не сдерживалась. Слишком громкая она у меня, в квартирке соседей стесняется. А в здешнем безлюдье все страсти наружу, ты вот только как на грех попался.
Я глядел на эту пожилую женщину, словно возникшую из старой пьесы абсурда, увлечённо раскрывающую незнакомому человеку казалось бы постыдную сторону своей жизни. Где-то в зарослях таилась половозрелая смущённая внучка, не знавшая мужчин. Правда, со слов её бабки. Возможно, она всё же получала свои девичьи удовольствия с обеих сторон и лишь потакала старухе. Как знать...