Рассказ
Ополченец с позывным «Рыбак» попал в плен случайно, как считает он сам.
По недоразумению.
Потому что не на поле боя.
И даже не на боевом дежурстве.
И даже не на передовой.
Не в «серой» зоне.
Впрочем, легче от этого не стало, да и вряд ли станет.
В то воскресное утро он был дома на побывке. Отпустило начальство с передовой в непродолжительный отпуск.
Всего лишь на семь суток. Потому как вроде заключили очередное перемирие с той стороной.
Его родной хуторок стоит вдали от всех более-менее крупных населённых пунктов Донбасса на берегу небольшого, но удивительно красивого и рыбного озера.
Хотя на самом деле это обычная копанка, заполненная водой ещё с царских времён.
Однако за прошедшие годы она вполне себе сформировалась в прекрасное глубокое озерцо не без помощи подземных ключей; укрепилась не только береговым дёрном, но и заросла по периметру различными кустарниками и деревцами. И стала для местных жителей отрадой и местом отдыха, и источником воды в жаркие, засушливые лета, которые частенько преподносит здешний климат. И, конечно, отдушиной и местом паломничества для рыбаков близ лежащих населённых пунктов.
А находится это райское местечко в двенадцати километрах от линии разграничения.
И отпуск-то свой не отгулял как надо, всего-то четыре денёчка дома побыл. Да решил сходить на рыбалку. Очень уж он её любил. Оттого и позывной у него был «Рыбак».
Рано поутру, ещё до восхода солнца, ополченец с позывным «Рыбак» уже закинул удочки в воду. Настроился на хороший улов.
И тут его схватила разведовательно-диверсионная группа противника, которая оказалась в это же время в этом же месте.
Навалились втроём, скрутили руки, затолкали в рот какую-то тряпку, поверх обмотали скотчем.
Сначала заставляли идти своим ходом вдоль посадок, но когда «Рыбак» заартачился, отказываясь добровольно идти в плен, начал активно сопротивляться, его хорошенько избили.
Но и тогда пленник так и не встал на собственные ноги.
Однако ж и враги не сдавались и кое-как доволокли его до спрятанного в лесополосе мотоцикла с коляской.
Потом они ехали вдоль посадок, пока не оказались в каком-то полуразрушенном сарае.
Пленника вытащили из коляски, бросили в угол на кучу строительного мусора.
- Ну, здравствуй, дружок! – перед ним присел на корточки сосед и одноклассник Толя Яковец. – Смотрю, а на нашем озере самый настоящий сепар Петька Кальник рыбку удит. Дружок моего детства, так сказать.
Пётр замычал, яростно замотал головой, требуя освободить рот.
Да, он знал, что его сосед и одноклассник сразу после армии поступил на службу в милицию. Так же знал, что Толик ушёл из милиции перед войной и устроился на работу в инкассацию в Донецке. Слышал так же, что сначала войны он примкнул к той стороне. Но никак не ожидал встретиться с ним при таких странных и страшных обстоятельствах.
- Что зенки пялишь, Петруха? – улыбался Толик. – Не рад встрече?
В это время товарищи Яковца закатили мотоцикл в сарай, улеглись в противоположном углу прямо на голую землю, положив рядом автоматы.
- Ты, это, потише, Толян, со своим дружком, - произнёс кто-то из них. – Заодно и на стрёме будешь. Понятно?
- Понял, командир, - ответил Яковец. – Отдыхайте, а я это… мы за стенкой будем. Снаружи, чтобы вам не мешать. Да и лучше наблюдать будет.
- Добро, - полусонно пробормотал всё тот же голос.
- Пойдём, потолкуем, - Толик взял за плечи пленника, помог подняться, подтолкнул к выходу.
Прислонив земляка к стенке, Яковец довольно грубо сорвал скотч с его лица, вытащил изо рта кляп.
Пётр заскрипел зубами от боли.
- Дыши, пока можно. Наслаждайся жизнью, пока не поздно, - зло пошутил и сам тут же сел рядом.
Некоторое время молчали.
- Ничего не хочешь рассказать на прощание? – первым заговорил Толик.
- А что говорить? – с трудом произнёс пленник. – Дай воды, во рту пересохло, не понимаешь, что ли?
- Не понимаю, потому что в плену не был.
- У тебя ещё всё впереди, – парировал Кальник.
- Шутить изволили перед смертью, барин? – зло процедил сквозь зубы Яковец. – Смотри, нашутишься, что рад не будешь.
Но, всё же поднялся, сходил в сарай, вернулся с полиэтиленовой бутылкой воды, напоил пленника.
И снова замолчали.
Молчание нарушил Толик:
- Как мои родители? Видел? Разговаривал? – произнёс отрывисто, почти шёпотом. – Я-то к ним по пути и направлялся, чтобы, значит, проведать через столько-то лет. Да вдруг ты с удочкой. Вот мои товарищи и того… тебя.
И тон на этот раз был уже не грубым, наглым, как минуту назад. В нём уже звучали просительные и простительные нотки, жалобные. И ещё какие-то, после которых и у пленённого земляка и одноклассника шевельнулось что-то внутри, и он почувствовал себя вдруг на мгновение не как пленник.
- Видел, разговаривал, - так же шёпотом ответил Пётр. – А что они? Живы, здоровы. Про тебя спрашивали. Томятся в неизвестности. Плачут.
И глянул на одноклассника.
Тот плотнее вжался в стенку, запрокинул голову, сжал зубы, закрыл глаза.
- Когда мы с Людкой позавчера ездили в район за покупками, детишек оставляли твоим. Любят они детишек наших, балуют. А они твоих родителей считают своими. Бабусей называют тётю Варю. А дядю Ваню – дедусей. Мы твоих родителей каждый вечер на чай к себе приглашали. У них были в гостях всей семьёй. Альбом ваш семейный рассматривали.
- Замолчи! – вдруг резко произнёс Толик. – Замолчи! А не то я… мы… замолчи! – и с силой ударил кулаком по земле и тут же резко коснулся ладонью глаз, стал тереть их.
Пётр успел заметить разительную перемену земляка, но промолчал.
- Всё из-за Людки, - заговорил Толик. – Ты же знаешь.
Петя опустил голову, слушал.
Только что он поинтересовался у соседа и товарища:
- Почему ты на той стороне? Почему не с нами?
Друзья любили одну девчонку, одноклассницу и соседку Людку Перминову. Соперничали. До драк не доходило, но и не было причин для дружбы. Как-то умудрялись мирно сосуществовать.
История банальная, известная и по жизни, и по книгам и по фильмам.
Вот и их, Толика Яковца и Петьку Кальника не обошла стороной.
В армию призвали вместе. Правда, служили в разных частях.
Пётр вернулся из армии месяцем раньше. А Анатолий демобилизовался чуть позже и попал сразу на свадьбу Людмилы и Петра.
Одну единственную ночь переночевал Яковец в родительской хате и уже утром, не попрощавшись, уехал в Донецк.
- Как думаешь, мог ли я жить рядом с вами, счастливыми? – прервал свой диалог Толик.
Пленник ничего не ответил, лишь пожал плечами.
- Молчишь? Сказать нечего?
- А что тут говорить? – тихо произнёс Петя. – Что было, то было. Назад не вернёшь. У нас уже двое детишек.
- Вот и я о том же, - выдохнул из себя Толик. – А я ведь Людку люблю до сих пор. Знаю, что кажусь со стороны смешным, а поделать ничего с собой не могу.
- Дальше-то что? Где носило тебя? Как оказался здесь, вот с этими? - Кальник кивнул головой в сторону сарая, где отдыхали подельники Толика.
- Слушай, если тебе интересно.
Сначала Яковец устроился в милицию, в ГАИ.
- Поймали меня на взятке, - зло хохотнул Анатолий. – Хотя какая та взятка? Начальство требовало с каждого дежурства определённую сумму денег. А где их взять? Совесть не позволяла. Хотя, если быть до конца откровенным, тормозили дальнобойщиков, машины с других регионов, требовали денег. А потом меня подставили свои же. Пришлось уйти из милиции. Устроился в инкассацию к Бене.
Связанные за спиной руки у пленника занемели.
Он то и дело менял положение, крутился.
- Может, развяжи да со мной? – с надеждой в голосе спросил Пётр.
- Убьют, - просто ответил Толик, кивнув в сторону сарая. – Поздно мне. Кровью повязан.
Солнце припекало, смещалось из-за кроны дерева в открытое пространство, слепило.
Пленники уже несколько раз переползали вдоль стенки вслед тени.
- Помнишь фильм «Адъютант его превосходительства»? – спросил вдруг Толик.
- Да, помню, - ответил Петя. – С чего это ты вспомнил?
- Я не помню имен героев, которых играли Кокшенов и Павлов в том фильме, но там есть эпизод, чем-то напоминающий нас с тобой.
- Убить хочешь? – напрямую спросил Кальник.
- Нет. Пока нет, - Яковец опустил голову, играл прутиком, чертил им замысловатые фигуры на траве у сарая. – Но такая мысль уже была.
- Ну, так в чём дело? – Пётр повернулся в пол оборота к земляку. – Боишься выстрела, так задуши. Чего уж… тихо будет, – с вызовом произнёс пленник. – Глядишь, тогда при хорошем раскладе и Людка тебе достанется. А сыновей моих тоже в расход, чтоб не мешали. Чтобы обузой не были.
- Дурак ты, Петя. Как есть дурак, - зло произнёс Толик. – Ду-у-урак!
- Чего ж так?
- Так в фильме-то Оксана не приняла Мирона, Петя, не приняла.
- Ну, так это в кино.
- В жизни намного сложнее, землячок. Это чтобы ты знал, - Яковец резко встал, отряхнулся от налипшей травы и мусора.
«До ветру» вышли товарищи Яковца.
Воровато оглядываясь, прошли за сарай.
- Наговорились? – чуть погодя спросил один из них с большими висящими усами, обращаясь к Толику.
- Да-а-а, - неопределённо протянул Яковец.
- Кем служил? – обратился он же и к пленнику. – Командир?
- Нет, рядовой, - ответил Кальник. – Стрелок.
- Значит, военной тайны, Кибальчиш, ты не знаешь. А если и знаешь, то не выдашь. Так, нет? - и зло хохотнул.
Подошёл ещё один диверсант, мужчина средних лет атлетического сложения.
Поглядев на часы, кинул взгляд на небо.
- Пора, – ни к кому не обращаясь, произнёс мягким, грудным голосом.
Тот час Яковец и его усатый сослуживец направились в сарай. И уже через минуту стояли перед атлетом во всеоружии.
- Что с мотоциклом, командир? – спросил Яковец.
- Сорви провода высокого напряжения, припрячь. А техника пусть стоит. Замаскируй. Пригодится ещё.
- А с этим что? – усатый кивнул в сторону пленника.
Атлет повернулся к Кальнику. Долго и пристально разглядывал его, молчал.
- Кончай, - наконец произнёс своим мягким бесцветным голосом, обращаясь к усатому товарищу. – Обуза нам не нужна. А толку с него никакого.
Усатый вытащил шёлковую верёвку откуда-то, профессионально и быстро сделал петлю, направился к пленнику.
Пётр со связанными сзади руками на удивление резво поднялся, прижался к стене сарая, замер.
В это мгновение между Кальником и усатым диверсантом встал Толик Яковец.
- Погоди, успеешь, - и тут же обратился к атлету:
- Ради меня. Раз в жизни прошу, - Анатолий замер перед командиром, прижимая руки к груди. – Ради меня, - повторил ещё раз. – Отпусти, пожалуйста. Как-никак, а мой земляк и одноклассник. Людмила там, Людка. Родители мои, детишки прикипели к ним, да и вообще… ты же знаешь мою историю, я тебе рассказывал.
Побледневший, Пётр так и стоял у стены, прислушиваясь к разговору, не мог поверить в реальность происходящего.
Воспринимал всё это словно со стороны.
Словно не его судьба решалась, а кого-то постороннего. Отдалённо и поверхностно знакомого, но не его, ополченца Кальника Петра Ивановича с позывным «Рыбак».
Атлет обошёл Яковца, направился к пленнику.
Как и в первый раз, встал напротив, застыл.
Лишь буровил его взглядом слегка прищуренных голубых глаз.
- Ну, - наконец разомкнул губы. – Стрелок, говоришь?
- Д-да, - выдавил из себя пленник.
Мгновенно во рту пересохло, язык вдруг стал неподъёмным, тяжёлым.
- Страшно? – атлет заметил перемены в пленнике, оценил по-своему. – Жить хочешь?
Кальник ничего не ответил, лишь опустил голову, исподлобья неотрывно смотрел на своего врага, обречённо ждал.
К ним вплотную приблизился Яковец.
- Ради меня, я прошу, должником буду! – и коснулся ладонью руки командира.
- Отойди, - атлет плечом отодвинул в сторону подчинённого, сделал ещё шаг к пленнику.
Сейчас их разделяло совсем ничего. Они стояли практически лицом к лицу.
Вплотную.
- Иди туда. К вашим, – произнёс мягким голосом и кивнул себе за спину. – Иди! Там минное поле ещё с пятнадцатого года. Повезёт – останешься жить. И не оглядывайся. Оглянёшься – убью. А я стреляю метко.
Ополченец с позывным «Рыбак» уходил от старого, развалившегося сарая.
Шёл строго на восток.
Туда, где его хуторок, где рукотворное озерцо.
Туда, откуда всходит солнце.
Шёл со связанными сзади руками, и потому немного наклонившись вперед, полусогнувшись.
И смотрел строго себе под ноги, стараясь разглядеть в невысокой, пожухлой траве или тонкую проволоку растяжки, или следы от установленных когда-то здесь мин.
Тишина отдавала в ушах оглушительным звоном, пульсировала.