человека легчайшая жизнь ожидает.
нет ни дождя там, ни снега, ни бурь не бывает жестоких.
гомер, одиссея
I. верхний пруд.
помню ее, как ойли. в последующем оле.
июньское солнце влюбчиво к ней, созвездия веснушек: кассиопея, корма, киль и паруса. дивный теплый день, залитый светом парк юности - она приехала на свидание. короткостриженная золотистая головка своими любопытными поворотами рассекала надписи на белых скамейках, смеявшихся прежде на колесе обозрения. а книгой того дня была "поющие в терновнике". ойли, к слову, очень любила петь. еще она любила белую сирень и свою младшую сестрицу, было во всем этом и в ней что-то от умопомешательства. но история начинается с верхнего озера, улицы тельмана и голода - первой любви. сердце у юных шире, сложные порядки проще, слезы животворнее, а собственное имя грандиозно. впереди, там, после сессий - балтийское море, сосновый лес и небыстрый велосипед - ойли стала ездить помедленнее. все из-за зарождающейся большой девичьей нежности, поцелуя после дня рождения (буквально), очередного обморока. за сим ведь с вопросом не обращаются, такое взрывается, как молоко и потом надо быть поаккуратнее: тише говорить, тише думать и также тихонько писать стихи на коленке. ни в коем не вскакивать с места при желании. желание - мучительное потемнение рассудка, в ее случае. следовать ему - впадать, падать, вдавливаться. что наоборот, то смерть, и смерть такая... когда зацветает черника. все это неизбежность. по воле страсти не оберешься себе позора, по отсутствию влечения к жизни - самой жизни. ойли не умела быть без торжества и сопутствующих к нему стремлений. в ее любви только и надо было, что стремиться, хотеть да звать. и она кричала, а как громко! да нельзя, в ее случае. нет.
о понимании речи быть не может, я извещаю об этом в самом начале повествования. я пыталась, правда. я потерялась. она, эта семнадцатилетняя девчонка, мне только издалека улыбается, вот как солнышко. вот как солнышко. такое блистательное, как в тот летний полуденный час. у воды: отражения согнутых деревьев, облегающая бордовая юбка и, кажется, еще без сигарет. от воды: бело-синий храм, чей-то автобус в аэропорт, моя вечерняя электричка домой - непрерывное хаотичное движение. за стеклом этого движения всегда были поля, с самого ее рождения. маки, снега, пожары - все поля. движения ее пахли полями.
II. исповедание. от двадцать второго года жизни оле.