(рассказ)
Капли дождя разбиваются о подоконник.
Осень.
Осень жизни.
Невероятно, но каким-то непостижимым образом она так быстро пролетела – эта жизнь. В пустых, как оказалось, хлопотах.
Странно всё как-то.
Была семья – была радость. Просыпался утром, открывал глаза, чувствовал рядом любимую женщину, осторожно касался губами её плеча. Вставал, подходил к кроватке дочери, долго глядел на неё, спящую безмятежно, целовал растрёпанные вихры волос. И такая радость охватывала, что трудно описать словами. Потом тихо выходил из комнаты, умывался, завтракал, одевал форму, и, стараясь не разбудить любимых девочек своих, выходил из дома к служебной машине. И всё это с улыбкой: день будет великолепным! Обязательно!
Это было ещё вчера.
Это было давно.
Это было в иной жизни.
Это было не со мной.
Это мне приснилось, и я не желаю просыпаться почему-то. Да и зачем? Ведь я искал именно такую девушку, чтобы посмотреть в её глаза, и увидеть в них свою и нашу судьбу. И я нашёл. Так мне казалось тогда.
А сейчас?
Сейчас каждое утро я просыпаюсь, и смотрю в глаза одиночеству. Оно всегда тут, рядом, сидит и ждёт, ждёт, чтобы посмеяться надо мной. У одиночества нет жалости, нет сострадания, нет понимания, нет благодарности, ничего нет, кроме желания ежедневно повторять одну фразу: «Ну, как, дружок, тебе больно? Это очень хорошо!».
Иногда я думаю, что одиночество – это я сам. Его же нельзя увидеть, потрогать рукой. Оно где-то внутри меня. И снаружи меня. Одновременно. Оно живёт своей жизнью. И оно взяло в аренду жизнь мою до скончания времён, и пользуется своим правом хозяина в полной мере.
Вероятно, я напишу ещё десяток хороших стихов, запишу несколько занимательных рассказов. Или даже допишу «толстую» книгу, в конце концов. Но, самым главным словом во всём этом действе будет последнее слово – «конец».
Допускаю даже, что напишу несколько картин. Я вижу их, вижу оттенки красок, переходы цвета, детали. Но и в полотнах есть это слово – «конец». Оно появляется тогда, когда закончишь писать холст, и подпишешь его. Вот подпись и будет означать этот самый «конец».
А что дальше?
Из-за плеча опять выглянет одиночество, и задаст свои вопросы?
«Ну и для кого это ты тут старался? Неужели для меня? Смотри, не забывай, кто хозяин! И цени! Ведь ты никому не нужен, а я всегда с тобой.
Надежда? Ты лелеешь надежду на то, что женщина, которая тебя оставила, когда-нибудь вернётся? Брось эти глупости! Она ушла от тебя, забрав и твоё настоящее, и твоё будущее.
А я всё сделало для того, чтобы быть с тобой. И мне конкуренты не нужны!
Возможно, ты подспудно думаешь, что тебе ещё повезёт, и тебя полюбит какая-нибудь незнакомка? Выкинь эти мысли из головы!
Только мне – одиночеству – по силам терпеть твой характер. Так что, будь реалистом!».
В ответ парировать нечем.
И я сяду за стол, и буду писать обращение к «государственным мужам» о том, что крыша в моём доме протекает много лет.
И в процессе написания пойму очевидную истину.
Государство, государственная «машина», управляющая моей родиной, замкнута сама на себя. И моя сопричастность к важным государственным решениям – это иллюзия. Ибо, имя мне – население. Как народ, меня давно уничтожили.
Именно по этой причине практически каждый, кто проживает в «сегодня», желает вскочить в вагон несущегося поезда с названием государства. Там и «пайка» особая, и люди только свои. И этим людям глубоко безразличны ваши, и твои, в частности, проблемы, дурачок!
Нет, населению не запрещается обращаться к главам поселений, городов, областей, и даже всей страны. Демократия, как-никак! Смущает одно: можно ли из вагона этого поезда услышать кого-то, кричащего с маленького перрона полустанка, если поезд проносится мимо без остановок, а проводник давно объявил: «Следующая остановка – 2050 год»?
Это же ты живёшь в «сейчас», в 2001 году.
Лезешь тут с вопросами из прошлого.
Но это для тебя прошлое является твоим настоящим, а не для них: они уже в будущем, до которого ты вряд ли доживёшь. И их поезд проносится мимо, только брызги шампанского из форточек!
Ответы нужны? Зачем они тебе? Кто ты такой?
Вопросы, понимаешь, у него.
Почему дороги в стране плохие?
Почему и куда делось казначейство?
Почему между «выделением денег из бюджета» и «строительством чего-либо на эти деньги» появилось промежуточное звено с названием «освоение бюджетных денег»?
Почему «прожиточный минимум» в денежном выражении сравняется с «минимальной оплатой труда» только к концу какого-то там года? И откуда такие цифры вообще взялись? Кто их рассчитал? Пусть бы тогда сам и жил на эти копейки!
Почему судья одного гражданина за кражу мобильного телефона обрекает на восемь лет строгого режима, а другому гражданину от этого же судьи за кражу миллиардов рублей из бюджета страны «достаётся» домашний арест?
Почему министры и депутаты уже живут при коммунизме, а пенсионеры еле-еле сводят концы с концами?
Почему…?
Да потому, что от тебя требуется-то лишь одно: чтобы в нужный день тебе хватило сил добрести до избирательного участка и проголосовать за них. За тех, кто несётся в поезде мимо тебя, за их будущее.
Вот и сделай это, проклятый электорат!
Пожалуй, в этом месте и закончу. Разные миры, разные реальности!
А я буду тихо сидеть, и смотреть в окно.
И, вопреки угрозам одиночества, мечтать о том, что где-то в мире обязательно должна жить девушка, которая говорит о себе: не слишком романтична, не слишком умна. И, возможно, она ищет именно меня. И когда найдёт, то вдруг она решит, что я – тот, кто ей нужен?
Возраст – возразит, закричит одиночество! А что – возраст? Известный писатель и философ Роберт Энсон Хайнлайн в одном из своих романов написал: «Почтенный возраст – не заслуга: это со всяким может случиться, вроде как с лестницы упасть и не убиться».
Короче, ваше одиночество, не мешайте мне мечтать!
Мечты. Их не может отнять государство. Даже одиночество здесь бессильно.
Да и я, думается, не слишком многого хочу.
Просто нужен человек, который был бы мне интересен таким, какой есть, и которому я был бы интересен таким, какой есть.
И чтобы мы не считали друг друга плохими.
И жили в «сейчас».
Вот и всё!
Псков, сентябрь 2001, октябрь 2017
© Горшков Сергей Игоревич