Lafcadio Hearn: El Vomito
Мать была низкорослой и слегка гротескной особой с несколько средневековым лицом цвета дуба, вытянутым и полным готической угловатости, только глаза ее были молоды, полны живости и острой проницательности. Дочь же была высокая, стройная и темноволосая; ее кожа была цвета мексиканского золота, мертвенно-черные тяжелые волосы со змеиной рябью, наводили на мысли о Медузе, глаза большие и наполненные зловещим блеском, подернутые теневой пеленой и спокойные, как у сокола; двигалась она грациозно, напоминая танцующие фигуры на греческих вазах, но на ее лице царила неподвижная красота бронзы - никогда не тревожимая улыбкой или хмурым взглядом. Мать, называвшая себя колдуньей, гадающая женщинам с вуалью на лице при свете лампы, горящей перед черепом, не казалась мне и вполовину столь же странным существом, как ее дитя. Девушка всегда заставляла меня вспоминать о ведьме Соу, которая оставалась молодой с помощью чар, чтобы очаровать Талабу.
Дом представлял собой таинственные руины: стены, давно приобретшие зеленый оттенок из-за болезненной растительности какого-то грибкового типа; влажные комнаты с гниющей мебелью роскошного и устаревшего вида; скрипучие лестницы; прогибающиеся и стонущие полы; коридоры, вечно мокрые, словно от холодного пота; летучие мыши под крышей и крысы под полом; улитки, двигающиеся ночами вверх и вниз по следам фосфоресцирующей слизи; сломанные ставни, битое стекло, незапертые двери, таинственные ледяные сквозняки и тихие звуки. Снаружи было что-то вроде дикого сада: деревья-торшоны, лианы с пятнистыми и подозрительными цветами, Испанские штыки (1), растущие в разбитых урнах, агавы, карликовые пальмы, нечто похожее на зеленые слоновьи уши, чудовищная и вонючая разновидность лилии с фаллическим пестиком и многие другие странные растения, которых я никогда раньше не видел. На небольшом конном дворе жили курицы, страдающие расстройством желудка, тоскующие утки и самая древняя и ревматическая лошадь, ноги которой всегда были в воде, и которая издавала кошмарные стоны во все часы темноты. Здесь были также собаки, которые никогда не лаяли, и призрачные кошки, у которых никогда не было котят. И все же в самой жуткости этого места было для меня фантастическое очарование. Я остался; пришла сонная южная весна, чтобы оживить виноградные лозы и придать вид японского чудовища тропическим джунглям под моим балконом. Незнакомые и удивительные запахи истекали от пятнистых цветов, а улитки ползали наверх реже, чем раньше. Потом наступило жестокое и лихорадочное лето!
* * *
Была поздняя ночь, когда меня позвали к постели кубинца, ночь, наполненная столь удушающего и неподвижного зноя, какой предшествует буре в заливе; луна, увеличенная в размере обильными испарениями, носила призрачный нимб; горизонт пульсировал беспокойными молниями. Их белое мерцание время от времени перебивало пламя лампы в комнате больного. Я приказал закрыть окна.
- El Vomito? (2) - уже в бреду; странные бормотания; прекрасное темное лицо, затененное призраком смерти; единичные и незнакомые симптомы пульсации и температуры; чрезвычайное психическое расстройство. Может ли это быть Vomito? В комнате стоял странный запах - призрачный, слабый, но достаточно ощутимый, чтобы подействовать на память; внезапно я вспомнил балкон, нависший над африканской дикостью сада, странные лианы, цепляющиеся перепончатыми ножками за разрушенную стену, и своеобразный, тяжелый, приторный, снотворный аромат пятнистых цветов! И когда я склонился над пациентом, то почувствовал в комнате другой запах, пропитавший подушку, - аромат женских волос, благовония женской юности, смешанные с увядающим благоуханием цветов, как амброзия с ядом, жизнь со смертью, вдох из рая с выдохом из ада. С бескровных губ страдальца, будто из уст человека, угнетенного неким кошмарным сном, сорвалось имя дочери ведьмы. И внезапно дом содрогнулся до самого основания, словно под мощью невидимых ударов: вздрогнули стены и окна - буря постучала в дверь.
* * *
Я остался с ней наедине; стоны умирающего нельзя было заглушить, а буря стучала все громче и громче, требуя входа.
- Это не лихорадка, - сказал я. - Я жил в землях тропической лихорадки; твои губы даже сейчас влажны от его поцелуев, но ты осудила его. Мои знания бессильны против этого адского искусства, но я также знаю, что у тебя должно быть противоядие, которое остановит смерть. Этот человек не умрет! Я не боюсь вас! Я донесу на вас! Он не умрет!
Впервые я увидел ее улыбку - улыбку тайной силы, насмехающейся над любым сопротивлением. Проникая сквозь прозрачную белизну ее просторной одежды, свет лампы выхватывал силуэт ее грациозного тела, она была похожа сейчас на египетскую танцовщицу в дымке вуалей, а ее роскошные волосы обвились вокруг нее, как змеиные локоны горгоны.
- La voluntad de mi madre! (3) - ответила она спокойно. - Вы опоздали! Вы не сможете донести на нас! Даже если бы вы это сделали, то ничего не смогли бы доказать. Ваша наука, как вы сказали, ничего не стоит здесь. Разве вы жалеете муху, которая стает пищей для паука? Вы не сделаете такой глупости, сеньор доктор, но вы подтвердите, что незнакомец умер от Vomito. Вы ничего не знаете, вы ничего не узнаете. Но будете вознаграждены. Мы богаты.
Снаружи стук усилился, как будто гром жаждал войти, а внутри я смотрел на ее лицо, и лицо это было бесстрастным и неподвижным, как лик женщины из бронзы.
Она молчала, но я чувствовал, как она словно змея обвилась вокруг меня, ее сердце билось у меня на груди, ее руки обхватили мою шею, аромат ее волос, ее юности и ее дыхания опьянял меня, словно дуновение очарования. Я не мог говорить, не мог противостоять, завороженный смешением обаяния и наслаждения, колдовства и страсти, слабости и страха, - а снаружи гремела буря, как бы призывая незнакомца; и вскоре его стоны прекратились.
Откуда появилась мать, я не знаю. Она словно поднялась из-под земли:
- Доктор добросовестный! Он хорошо заботится о своем пациенте. Незнакомец больше не будет нуждаться в его превосходном внимании. Добросовестный врач принял свою награду, он подтвердит то, что нам нужно, - не так ли, hija mia (4)?
Девица окинула меня насмешливым взглядом и громко захохотала.
1. Юкка алоэлистная.
2. El Vomito (исп.) - «Лихорадка».
2. La voluntad de mi madre! (исп.) - «Такова воля моей матери!»
3. Hija mia (исп.) - «Дочь моя».