Главы из книги История башнёра. Еврейское счастье
Хоронить погибших было невозможно. Некого было хоронить. Поэтому останки собрали в один большой гроб-ящик и упокоили на пригорке в глубокой могиле, над безымянной речушкой, с чёрной, как этот день уже «зимней» водой. Надгробием стала башня «счастливого», по утверждению Резо, танка с бортовым номером 313.
Комбат Алабян ходил чернее тучи. Переживал. Отличные были ребята. Экипаж Габриндашвили вообще, до прихода пополнения, считался лучшим в бригаде. Приехавшие на смену раненым гвардейцам молодые танкисты были лучшими в учебном полку. Почему так случилось? Судьба…
Не смотря на тяжёлые бои из штаба армии прибыла целая «вязанка» (Лавенецкий) проверяющих. Вовка отметил про себя разительное отличие приезжих от тех, кто воюет на «передке». Изъеденные хронической усталостью лица бойцов и командиров, в большей части равнодушных к внешней атрибутике своего воинского дела сильно контрастировали с отутюженной, с иголочки сидящей формой и молодцевато-жеребячьим настроением гостей, разрумяненных высоким градусом ответственности за порученное дело. Хотя и «ежу» было понятно, чем всё закончится: виноваты погибшие, а остальных… «дальше фронта не сошлют, ниже рядового не разжалуют».
Конечно, ни о каких наградах после такого «ЧП» в батальоне и речи быть не могло. Да и никто не заикался об этом. Только Лавенецкий, издалека лорнировавший штабных-тыловых, язвил:
«И на груди его могучей,
Сверкая стройностью рядов
Одна медаль висела кучей
И та… за выслугу годов!»
Ну, не мог он по другому.
Особенность национального характера.
Родом Вовка был из Ленинграда, чем очень гордился. «Северная столица» город интеллигенции и рабочего класса. И никакого крестьянства, которое в глубине души презирал. За, как ему казалось, мелкособственнические идеалы - жлобство, скаредность и природную дремучесть. Откуда эти настроения, - спроси его, – он и сам не знал. Ведь встречался он с этими людьми, разве что на колхозном рынке.
До поры до времени, «интеллигентный юноша» не предполагал, что и сам, и родня, испокон веков проживали и хозяйствовали на черниговщине, среди этих самых крестьян в «ридной нэньке Украине». Однако, «родной» она так и не стала из-за чудовищных еврейских погромов исторически сопровождающих судьбу этого давным-давно пришедшего в эти места и извечно гонимого народа. Большая семья Лавенецких пережила весь ужас, устроенный палачом Симоном Петлюрой в 20-х годах несчастного XX века. Папа, Лазарь Моисеевич, известный всему Питеру портной, только на восемнадцатилетие сына рассказал, как погибли трое его сестёр-погодок Ривка, Ханна и Эсфирь и почему осколки семьи оказались в Ленинграде.
Отцовы помощницы-«золотые руки»…
Их умениями и талантом одежда становилась произведением искусства…
В тот раз, хотя земля уже «полнилась слухами», отец уехал в Киев за «товаром». Случайно или нет, но в тот же час после отъезда хозяина в крошечную пошивочную мастерскую ворвались нелюди. К «счастью», мама Эсфирь Абрамовна сразу «на пороге» получила такой удар прикладом по голове, что пролежала истекая кровью в беспамятстве несколько часов и не видела, и не слышала, что творилось с дочерьми. Её не тронули, посчитав убитой или вполне удовлетворились молодыми телами девочек…
Обугленная несчастьем семья, едва похоронив истерзанные тела детей, бросилась вон из проклятого местечка в голодный и холодный Питер 1921 года. Но оправиться от страшного душевного потрясения мама Фира так и не смогла. Приступы безумства со страшными видениями случались, несмотря на дорогое лечение – Лазарь не экономил на здоровье любимой. Он «пахал», как лошадь.
Организовал, почти что «цех» и неплохо зарабатывал, со временем, став известным в высших кругах ленинградского и, даже московского бомонда, обшивая «заслуженных» и «народных» артистов, номенклатурных деятелей и даже воров в законе. Семья не была правоверной иудейской, особо не поддерживала отношений с местной еврейской диаспорой и вполне приемлемо существовала.
Целых двадцать предвоенных лет!
Счастливых лет… Лазарь думал, что «счёт по несчастьям», если такой существует – перед Богом он выполнил втройне.
Что такое еврейское счастье? И отличается ли оно чем-то у других наций и народностей.
Да, нет же!
Жизнь детям.
Работа взрослым.
Здоровья старикам.
Чтоб мы жили хорошо.
И чтоб все так жили!
Вот и вся формула. Представления о «счастье» везде одинаково. Только еврейское – с горчинкой.
У Вовки было счастливое детство. Обожаемый единственный ребёнок ни в чём не знал отказа: лучшая общеобразовательная школа, знаменитая детская музыкальная им. А. Г. Рубинштейна, дополнительные занятия по французскому на дому, филологическое отделение Ленинградского педагогического института… А как он играл на рояле?! Побеждал на конкурсах, между прочим.
На шестнадцатилетие сына папа пригласил домой пятнадцатилетнюю Хасю, не предупредив отпрыска: познакомиться и, так сказать, «на будущее». Девушка была хороша собой, смышлёная, с чувством юмора, вот только нос… Вовка был в глубокой прострации, а хороводил папа. Анекдоты сыпались из него, как из дырявого мешка. Понятно, анекдоты были национальные, других в этом доме не знали. Устроили даже конкурс. Уж сколько раз именинник рассказывал их потом… «Умирает старый еврей. Собрал всех у постели и спрашивает, еле-еле шевеля губами: Сёма здесь? Здесь, папа, здесь. А Моня? B Моня тут, отвечают дети. А, Сарочка где? Тоже здесь, говорят. И Борух пришёл? Да! Да! Пришёл! Ах, вы ж сукины дети, а кто в лавке остался?»
После долгого вечернего застолья Вова отправился провожать девушку и всё не знал, что сказать, с чего начать… Наконец, не выдержав пытки, Хася чмокнула бестолкового кавалера в щёку и… исчезла во времени и пространстве. Вовка легко перенес этот удар, поскольку чувственно ещё «не проснулся» и, потом, давным-давно у него была «одна, но пламенная страсть» - книгочейство. Квартира была буквально заставлена шкафами с книгами. Родители их не читали, но гордились читающим сыном.
Так что, некоторый инфантилизм имел место быть. И склонность к мечтательности. И вера в романтические идеалы.