Глава сорок третья
Ноябрь 1911 года
Подъехав к сбитой из жердей ограде, Лисицкий с удовольствием оглядел широкий двор с конюшней и настоящим хлевом для скота, откуда слышалось блеяние овец и короткие взрыкивания оленей, запасы дров и сена под навесом. Он ожидал увидеть обычное крестьянское жилище – приземистое, крытое кедровыми плашками, но большой дом весь был рубленый, от основания до крыши, понизу утепленный высокой завалинкой. И что уж совсем умилило Лисицкого, – из обмазанной выбеленной глиной трубы над двухскатной крышей, покрытой листами позеленевшей местами от времени меди, вился дымок…
В конюшне заржала лошадь, почуявшая дух жеребца, и на высокое крыльцо вышел старик Забелин в накинутом на плечи телогрее.
- Ну, милости прошу, коль пришел! – старик склонился в поясе и сделал приглашающий жест рукой.
Лисицкий спрыгнул с коня и, отворив ворота, завел Умника во двор.
- Коня оставь! – крикнул Забелин. – Настена сейчас выйдет и отведет его в конюшню.
И тут же из-за спины отца выпорхнула Настена – та же девушка, которая приезжала за Забелиным на участок. В белой рубахе, поверх которой был надет темно-синий сарафан из какой-то плотной ткани, в накинутой на плечи беличьей безрукавке, с волосами, спрятанными под огромный плат, доходивший девушке почти до колен, она спешила к Лисицкому, и ему казалось, что она идет, не касаясь земли. Пораженный ее красотой, он вновь онемел…
- Эй, Серьга Васильич! – окликнул его Забелин. – Отдай ужо повод Настене! Не стой истуканом!
Лисицкий бережно достал из сумы щенка и протянул его девушке.
- Это тебе! – каким-то чужим голосом произнес Лисицкий. – Подарок!
Девушка испуганно оглянулась на отца, ожидая его разрешения.
- Принимай, дочь! – крикнул Забелин. – Хорош подарок! Хотя на волка больно схожий.
Когда Лисицкий передавал девушке волчонка, их руки соприкоснулись, и вновь горячая волна залила его лицо. Девушка тоже зарделась…
- Настена! – строго окликнул ее Забелин. – Давай сюды подарок и займись конем!
- А ты, подь сюды, господин офицер! - Забелин осерчал и, видимо, вновь решил «приземлить» Лисицкого.
- Я уже давно не офицер, а такой же таежник, как и ты! – Лисицкий вдруг озлился. – И не смей повышать на меня голос и принижать при дочери, Карп Иванович!
Лисицкий передал поводья Настене и направился к Забелину, кипя гневом...
Что-то такое прочел в его глазах старик… Что-то такое было в его взоре, плескалось сейчас на дне глаз, что позволило Лисицкому расправиться с толпой дикарей, и старик понял, что переступил некую черту, которую переступать не следовало…
- Сергей! – Настена, своим быстрым умом сообразив, что сейчас может произойти непоправимое, догнала Лисицкого и схватила за рукав бушлата. – Сережа! Тятенька – он добрый человек! Это он за нас переживает сильно, потому хочет злым казаться! Не серчай на него, будь добросердным!
Старый Забелин подавленно молчал, понимая, что дочь сейчас спасает весьма опасное положение, которое он сам же и создал, желая отвадить гостя от своего дома.
- Прости, Христа ради, Серьга Васильич! – Забелин вновь поклонился гостю. – Не иначе, бес поганый за язык меня потянул. Не держи зла! Прости, и проходи в горницу!
Только теперь Лисицкий заметил, что на крыльце стоят и не сводят с него испуганных глаз еще две девушки – одна краше другой. Но Настена уже пленила его сердце, и красота двух других дочерей Забелина не тронула его душу.
- Давай так, Карп Иванович! – все еще кипя гневом, произнес Лисицкий. – Выслушай меня внимательно! Да, я не принадлежу к вашей старой вере, хотя в господа нашего Иисуса Христа свято верую. И все же я прошу руки твоей дочери Настены. Если для этого нужны какие-то ваши обряды, предшествующие венчанию, мой духовный отец Василий знает их и все сделает так, как это положено у вас. Но если ты сейчас откажешь мне, знай, что я все равно выкраду Настену и увезу с собой. Думаю, Бог простит мне это прегрешение!
На подворье воцарилось молчание. Стало так тихо, что волчонок, сунутый девушкой обратно в суму, стал жалобно поскуливать.
- Тятенька, а он ведь так и сделает! – наконец подала голос Настена. – Ты же видишь, насколько это отчаянно решительный человек!
- А ты, дочь, ты-то что скажешь?! - голос старика дрожал – он прекрасно понимал, что у него нет выбора.
- Я согласна, тятенька! – сказала девушка, глотая слезы. – Все одно ведь украдет!
- Батюшка, может быть, вы все же зайдете в избу?! – сказала старшая из дочерей – девица лет двадцати пяти. - Хватит уже морозиться!
- Да, Евдокия! Ты права! Проходи, Сергей Васильевич! – старик Забелин посторонился, пропуская Лисицкого вперед себя. – Проходи!