Через несколько дней после прорыва вражеской обороны фронт продвинулся на несколько тысяч метров вперёд.
Восемь тысяч метров отвоёванной, возвращённой, родной земли…
Когда отступали не было сил отмечать эти десятки и сотни километров оставленной нами территории, только сознание фиксировало чёрные вешки тяжёлым, свинцовым голосом «Совинформбюро»: «Сегодня нашими войсками был оставлен…». Теперь приходится возвращать метрами.
Настроение у командира было никакое.
Прошедший, 43-ой год хоть и был «ознаменован» громкими победами под Курском и возвращением многострадальнего Харькова, но Саныч больше вспоминал «ожёг» Харьковской катастрофой, когда он и сам, чуть не «кончился»…
Той весной предпоследний экипаж Саныча пережил весь ужас и безнадёгу окружения, и попытки выхода из него. Без боепитания и горючего пришлось оставить боевую машину, кинув в моторное отделение бутылку «коктейля Молотова». Разделившись, пытались прорваться по двое, но уже после первого обстрела немцами напарник механик-водитель пропал, как будто его никогда и не было…
Где находится фронт, танкист пытался определить по канонаде, но она была кругом. До поры до времени выручали знания, обретённые в спецшколе, пока не попал под миномётный обстрел – немцы палили по площадям, предполагаемого выхода массы окружённых войск. Посекло мелкими осколками спину, чувствовал, что не глубоко, но кровило сильно. Это и спасло его. Еле добрался до какого-то хутора и прямо у порога рухнул без сознания.
Первое, что услышал, когда пришёл в себя это известие о мясорубке, которую устроили фашисты с выходящими из «бутылочного горла» бойцами и командирами… Немцы появлялись и в хуторе. Санычу, во чтобы то не стало, пока не сформировалась линия фронта, нужно было идти к своим.
Никто толком ничего не знал. Добрые люди семья Вакуленко – Петро и Прасковья - рассказали, что в село вернулось несколько дезертиров из РККА, утверждавших, что немцы отпустили их из плена. Прасковья испекла в печи большую луковицу, нарезала её и приложила к ранам, укрепив белой чистой тряпицей. Ночевал Александр на чердаке. На следующий день Петро переодел «окруженца» в гражданскую одежду, посадил на подводу и отвез в соседнее село, к родне. Там Сашку пересадили на другое «средство гужевого транспорта». "Эстафета" продолжалась еще два раза. Так простые сельчане-украинцы спасли советского офицера. В следующую ночь, без происшествий окруженец добрался до своих. «Происшествия» долго вымучивал у него особист, благо, что танкист вышел из окружения рядом с остатками своей бригадой, где многие его знали в лицо.
Так провожали «старый» 43-ий год. Тяжко было им в ледяной степи, встречать этот тёплый, семейный праздник. Тяжкими были и раздумья. Какие сюрпризы готовит 44-й? Будут ли они живы?
Саныч вспомнил, как больно резанули душу стихи, неизвестного автора, прочитанные как-то на концерте, организованном политотделом в честь февральского их воинского праздника в развалинах старой церкви, у безымянной, сожжённой деревни.
Выступала агитбригада каких-то артистов. Усталые от бесконечных переездов, сопряжённых с тяготами фронтовой жизни и опасностью быть раненым или убитым, а то и пленёнными; растущей, от неизвестности, тревогой о родных – они еле стояли на ногах. Стихи читала девушка, почти ребёнок, прибившаяся к санбату в бесконечном отступлении. Она читала, как будто рыдала. Невозможно было смотреть ей в глаза. Но, она заглянула в душу каждому. «Вот когда надо поднимать людей в атаку, - подумал Саныч…
«Когда ты входишь в город свой,
И женщины тебя встречают,
Над побелевшей головой
Детей высоко поднимают;
Пусть даже ты героем был,
Но не гордись – ты в день вступленья
Не благодарность заслужил от них,
А только лишь прощенье.
Ты только отдал страшный долг,
Который сделал в ту годину,
Когда твой отступивший полк
Их на год отдал на чужбину…»
Линия фронта опять на какое-то время стабилизировалась. Надолго ли? Кто начнёт менять её первым?
Мы?
Немцы?
Как только наступило временное затишье, Лёня заканючил: «Командир, главный и бортовые фрикционы труха-трухой поменять бы, пока затишье… начнём наступать - не дай Бог - на первой же кочке порвёмся… И ещё, по мелочи многое надо… Рембаза сейчас в «нашем» санатории… недалеко.. я с попутными за пару часов обернусь…»
Поскольку, механик-водитель говорил дело, а ремонтников из СПАМа – сборного пункта аварийных машин – командир уже «не наблюдал» несколько дней Саныч, «благословив» крепким словом танкиста (мог бы предусмотрительно взять запасные фрикционы!) и отправил бойца «по местам боевой славы». Правда, предварительно «провентилировав» вопрос с комбатом. Ответ был не лишен сермяжной солдатской мудрости в уходе от возможных начальственных «люлей»: «под твою ответственность»!
Будто кто-то её отменял…
Честный, а потому простодушный гвардии лейтенант не мог и предположить, что «себе на уме» Лёня решил сделать крюк и «навестить», ставший таким «ценным» Т- III.
«Люди гибнут за металл» - этот рефрен знаменитой арии механик-водитель даже и не слышал, но, если бы и слышал, вряд ли бы остановился. «Главное - уложиться по времени» - рассуждал золотоискатель.
Первый сюрприз: танка на месте не оказалось.
Как хорошая ищейка Лёня сделал несколько кругов, чтобы определить в какую сторону могли оттащить танк? Понять было невозможно – только огромное закопченное пятно на изжёванной траками земле вперемежку со снегом свидетельствовало – он был тут!
Не привиделось!
Расстроенный вконец гвардии старший сержант потащился на рембазу. Еле вполз в разваленные ворота и остановился, как громом поражённый – палёный, чумазый, ещё смердящий горелой резиной, почему-то со свёрнутым набок орудием – давний знакомец стоял посреди двора рядом с несколькими такими же уродцами. На запчасти притащили?
Заворожённый близостью Эльдорадо – протяни руку и вот оно, золото, - Криволап, как сомнамбула, полез в сожжённую машину…
В сумерках танковых недр дышать стало нечем. Не от тяжкой вони горелым, а из-за отсутствия заветного мешка.
Сердце прихватило.
Лёня руками перебрал весь жирный пепел броневого поддона машины, все несгоревшие детальки рации, сидений. Нашёл даже пуговицы от эсэсовского мундира – золота не было. Может оно расплавилось и стекло? Но куда… А камни…
В башню начали колотить чем-то тяжёлым.
Механик-водитель в чёрном комбинезоне и танкошлеме, с чёрной же, измазанной сажей рожей, медленно восстал из люка, как известный персонаж из приисподнии. Только белки глаз выразительно сверкали на лице новоявленного Отелло только что уличившего Дездемону в измене.
«Чего ищем, земеля?» - сверкнув золотыми фиксами, спросил какой-то, приблатнённого вида воин в рваной фуфайке.
«Вчерашний день!» - тяжело, с ненавистью ответил Лёня, уставившись на золотые зубы фиксатого, который вполне мог найти и присвоить его драгоценности.
«Ты фраер не гони! Пришёл, не представился, лазаешь по чужой территории, во фронтовой зоне, между прочим», - начал заводиться владелец сокровища во рту.
«Ты эту зону с тюремной не путай. Ты, вертухай, чтобы тебе представляться? И по фени не ботай, не таких вертели, где хотели», - уже «на нервах» прохрипел Криволап. И, как бы раздумывая, неожиданно нанёс удар по самой середине нижней челюсти ремонтника, вложив в него всю горечь и безнадёгу бесплодных поисков своего добра. Сразу растеряв половину богатств во рту, любопытный представитель незатейливого фронтового сервиса аккуратно улегся на снегу.
Чистый нокаут!
Насладиться победой не дали набежавшие со всех щелей сослуживцы поверженного Ахилла. Лёня в беспризорном своём детстве и бесприютной юности, и не в таких побоищах участвовал. Прижавшись спиной к подбитой машине, небольшого роста, плотный, почти «квадратный» механик-водитель обладал страшной силой и богатым опытом потасовок, потому метелил всех подряд: удар - налево улица, ещё один, - направо, переулочек. Остановил «снеговое побоище» зрелых лет старшина, вышедший на шум из кирпичного корпуса, и разрядивший свой ТТ в чистое небо.
Попытались разобраться в нечаянной драме. Лёне, пришлось «колоться». Старшина был наслышан о реальных подвигах знаменитого экипажа, но представления не имел об авантюрной их части. Выразительно оглядев гоп-команду сослуживцев командир принял горячее участие в обсуждении пропажи «дорогого» металла, после чего, танкиста с миром отпустили, снабдив на дорожку фрикционами и «соточкой» неразбавленного спирта.
И пообещали информировать, если что…
«Бесы попутали, бесы!» – горячечно бормотал, прибывший «до дому» механик-водитель, с лицом, расцвеченным всеми цветами радуги. Распухшим анфасом и профилем нерадивого бойца Саныч был вполне удовлетворён, правда, обременил «золотоискателя» нарядами вне очереди до… самой Победы.