Где холод и страх, где печаль и безумие,
Где ночи рождают отчаянье полное,
Где небо, горящее полнолунием,
Бредет не спеша что-то древнее, темное.
Глава первая
Ветер гонял по платформе позёмку, в жёлтом свете фонарей кружились мелкие хлопья снега, со стороны вокзала доносились пьяные голоса – какая-то писклявая женщина спорила с басовитым мужиком, и в их невнятной речи можно было различить лишь матерные слова.
Фёдор понятия не имел, зачем посреди ночи пришёл на эту железнодорожную платформу. Он словно в полудремотном состоянии находился и даже не пытался что-то анализировать, о чём-то размышлять. Ему сейчас было на всё плевать, кроме одного – сесть в электричку и поехать… он не знал куда и его это совершенно не заботило. Как не заботило тех девятерых, что, так же, как и Фёдор, явились на платформу и теперь стояли точно истуканы, глядя чётко перед собой и ни на что не реагируя.
И ни у кого из них не было билетов.
Прошлым вечером Фёдор дошёл до грани. Его всё достало. Чёрная полоса растянулась на многие месяцы и не виделось даже намёка, что она когда-нибудь сменится белой. Сначала начались проблемы на работе, на которой он трудился охранником вот уже три года – попал в немилость начальству. А затем пошло, поехало, словно судьба решила сломать все тормоза: предательство лучшего друга, измена жены, развод, невозможность выплатить кредиты, сгоревший вместе с машиной гараж без перспективы получения страховки, прорыв трубы и затопление соседей снизу… А вчера ему пришлось дать разрешение на усыпление Айны. Собака была старой, болезнь печени вызывала у неё сильные мучения и врач настоял на усыплении. Ещё ни одно решение Фёдор не принимал с такой тяжестью на сердце. На прощание он обнял Айну, а потом вышел на улицу, забежал за угол клиники и разрыдался, считая себя каким-то проклятым. С детства не плакал, даже на похоронах родителей сдерживал слёзы, но события последних месяцев слишком уж расшатали нервы и укрепили ощущение полной безнадёги. Ему казалось, что какие-то подлые высшие силы специально сговорились, чтобы всё у него отнять и превратить в жалкое ничтожество. Вот только за что? Он ведь не злодей какой и в жизни не сделал ничего такого, за что его должна была бы настигнуть пресловутая карма. Да, грешки кое-какие были, но не серьёзные, и большинство из них он совершил в бурной молодости, а молодость, как известно, сама по себе является оправданием.
Год назад, на свой сорокалетний юбилей, он в шутку составил список того, чего хотел бы достичь в будущем. Теперь всё это представлялось ему полной хренью, глупыми мечтами идиота, избалованного безмятежной стабильностью. Слишком уж редко он вляпывался в дерьмо, слишком мало фортуна била его по башке, а потому и смотрел он в своё будущее с легкомысленным оптимизмом. А теперь – ни легкомыслия, ни оптимизма. Чёрная полоса уничтожила всё.
Прибыла электричка.
Фонари на платформе замигали, пьяные голоса умолкли. Фёдор и остальные вошли в третий вагон, заняли места у окон. На лицах – ни единой эмоции, в глазах – пустота. Двери закрылись, раздался шипящий звук, и электричка тронулась. Стрелки на вокзальных часах показывали полпервого ночи. Фонари снова горели ровным желтоватым светом, пьяницы возобновили свой спор, а снег всё так же продолжал падать, заметая следы тех, кто явился на станцию и сел в электричку, которой не было в расписании.
Стук колёс.
Прошло немало времени, прежде чем Фёдор начал что-то осознавать, и первым осознанием было то, что он слышит стук колёс. А потом словно бы кто-то протёр ему глаза и перед взором предстал вагон в тусклом свете светильников под потолком. На сиденьях ворочались, будто пробуждаясь ото сна, люди. Какая-то женщина в белой вязаной шапке с помпоном произнесла сдавленным голосом:
- Что… что происходит? Как я сюда попала?
Все с недоумением глядели друг на друга, поднявшись с мест. До Фёдора начало доходить: случилось что-то очень, очень странное! И не с ним одним. В молодости он несколько раз напивался до беспамятства и очухивался в разных местах – на автобусной остановке, на скамейке в парке, на берегу реки… Алкоголь тот ещё поводырь. И нынешняя ситуация походила на резкое отрезвление после крутой попойки. Вот только ни голова не болела, ни подташнивало, да и вообще самочувствие было нормальное, если не считать растерянности и тревоги. Да и при чём тут, к чертям собачьим, алкоголь? Он не бухал уже лет пятнадцать, лишь по праздникам позволял себе выпить стопочку или бокал вина.
Но тогда… какого хрена происходит?
- Я смотрела сериал, - задумчиво сказала пожилая женщина в сером пальто с пышным меховым воротником. – Началась реклама, я отправилась на кухню, чтобы поставить чайник… Это последнее, что отчётливо помню. А потом… всё как в тумане.
- Там ничего нет, - произнесла девушка в красном пуховике. Её голос дрожал. – За окнами. Ни огней, ни деревьев… только тьма. Мне страшно. Это не обычная электричка, с ней что-то не так.
Все прильнули к окнам, пытаясь разглядеть хоть какие-то объекты, но мрак снаружи был непроницаем. У Фёдора создалось впечатление, что поезд движется в холодной космической тьме, и лишь стук колёс не позволял этому ощущению смениться хоть и абсурдной, но всё же уверенностью.
Щуплый парень в очках принялся расхаживать по проходу между рядами сидений. Его движения были нервными, глаза лихорадочно блестели.
- Я не понимаю! - выкрикнул он, посмотрев на людей в вагоне так, словно в чём-то их обвиняя. – Я ни черта не понимаю!
- Не ты один, - буркнул мужчина лет пятидесяти с густой чёрной бородой. – И, пожалуйста, не надо орать.
- На надо орать? – подскочил к нему парень. – А давай-ка ты не будешь меня напрягать и указывать, что делать! – последние слова он прошипел, при этом его лицо покрылось пунцовыми пятнами. – Я ещё в своём уме и точно помню, что не собирался ни на какую электричку. Я вообще ненавижу электрички. Но вот я здесь, еду хер знает куда, хер знает с кем. Я мог бы понять, если бы у меня одного случился провал в памяти, но, похоже, никто здесь на помнит, как сюда попал. Как всё это объяснить, а? Как? Меня напрягает, когда я что-то не понимаю!
- Успокойся, - сказал Фёдор холодным тоном. Он терпеть не мог паникёров и скандалистов. – Нам сейчас всем не по себе, так что возьми себя в руки. Ты меня услышал?
Очкарик смерил его оценивающим взглядом, после чего вынужденно кивнул, решив не связываться с таким здоровяком. Фёдор был крепким, плечистым, даже длительный период чёрной полосы не заставил его отказаться от ежедневных физических нагрузок, дабы поддерживать себя в хорошей форме. Впрочем, в последнее время он это делал как-то машинально, бездумно, по привычке – энтузиазм всё-таки не лучший друг отчаяния.
- Нужно кое-что проверить, - пробормотал очкарик. Он ссутулился, быстро прошёл по вагону, открыл дверь и юркнул в тамбур.
Фёдор мысленно повторил его слова и направился в противоположную сторону.
В остальных вагонах свет едва теплился, лампы то и дело мигали. Пассажиров не было. О чём это говорило? О том, что ситуация ещё более загадочна, чем казалось раньше. Фёдор дошёл до конца состава и двинулся в обратную сторону. Он обратил внимание, что в вагонах и тамбурах отсутствовали стоп-краны и этот поразительный факт добавил к куче роящихся в голове вопросов ещё парочку.
Он вернулся в вагон с пассажирами, развёл руками.
- В поезде кроме нас никого нет.
Пришёл очкарик и повторил тоже самое.
- Это наверняка был гипноз, - заявила женщина в белой вязаной шапке. – Нас всех кто-то загипнотизировал и заставил сесть в эту электричку. Я даже что-то припоминаю. Смутно. Кажется, я пришла на платформу, долго стояла… вроде бы снег шёл… потом прибыла электричка и я зашла в вагон. Всё это было, как во сне.
После её слов Фёдор тоже начал кое-что припоминать. Прошлым вечером он места себе не находил, никогда ещё ему не было так паршиво. Смерть собаки совсем подкосила и стала своеобразной точкой невозврата. Трагические обстоятельства победили, сломали его. Он мерил шагами гостиную, то и дело выдавливая из себя: «Как же меня всё достало! Как же всё достало!..» А потом накатила апатия и он вдруг понял, что ему больше не хочется ни бороться, ни надеяться, ни заглядывать в будущее дальше завтрашнего дня.
Это последнее, что Фёдор отчётливо помнил. Затем рассудок словно бы туманом заволокло и действительность перестала нормально восприниматься. Вроде бы он услышал какой-то голос, который куда-то звал. Вроде бы поддался этому зову – оделся, обулся, вышел на улицу и… провал в памяти. Но, как стоял на железнодорожной платформе и как заходил в вагон он помнил, хоть и очень смутно. Всё это действительно было точно во сне. Или в состоянии гипноза.
Пассажиры один за другим начинали вспоминать:
- Да, я помню, как вышла из дома, - сказала пожилая женщина. – Меня будто кто-то звал…
- Точно! – подтвердил мужчина в меховой шапке. – Был какой-то голос.
Все загомонили, делясь воспоминаниями и единодушно соглашаясь с версией, что без гипноза тут не обошлось. Некоторые, не выбирая выражений, ругали и проклинали неведомых гипнотизёров и громче всех возмущался очкарик:
- Уроды! Они за всё заплатят, мой отец с ними так разберётся, что ублюдки пожалеют, что на свет родились!
Гомон резко стих, кто-то умолк на полуслове, потому что за окнами вдруг посветлело. Снаружи мелькали огромные заснеженные ели, столбы электропередачи.
- Слава тебе, Господи! – осенила себя крестным знамением пожилая женщина. – Мы, наверное, по какому-то длинному тоннелю всё это время ехали. Так ведь? Ну же, скажите, что я права! – она с мольбой во взгляде посмотрела на окружающих, словно ожидая, что, подтвердив её слова, те чудесным образом сделают всё непонятное и загадочное обыденным и нормальным.
Однако, ответом ей стало гробовое молчание. Все напряжённо глядели в окна, поражённые тем, как резко мрак сменилась светом.
Тоннель? Фёдор рассудил, что таких длинных и тёмных железнодорожных тоннелей не существует. А давешний мрак… он ведь был глубоким, в нём явственно ощущалось громадное открытое пространство. Да, то что снаружи теперь светло и виден лес – это, разумеется, не плохо, но радоваться пока рано, ведь электричка по-прежнему едет неизвестно куда и ни на один вопрос ещё не найден ответ.
- Скорость снижается! – заметил бородач.
Электричка действительно замедлялась. Не прошло и десятка секунд, как она, издав шипящий звук, остановилась. Двери открылись.
- Станция, - облегчённо выдохнул очкарик. - Мы приехали. Куда-то.
Он ринулся к выходу, остальные, не мешкая, двинулись за ним, всем не терпелось поскорее покинуть странную электричку.
Фёдор вышел из вагона последним, двери тут же с лязгом захлопнулись, заставив вздрогнуть некоторых пассажиров.
- И куда же мы приехали? – почему-то шёпотом сказала девушка в красном пуховике.
Фёдор подошёл к противоположному от поезда краю платформы и с нехорошим предчувствием окинул взглядом безлюдный пейзаж.
Жёлтое здание вокзала, с крыши которого свисали острые зубья сосулек; заснеженная площадь с киоском; какой-то небольшой домик из красного кирпича и высокой печной трубой; обледенелый фонтан; несколько фонарных столбов с круглыми плафонами. И всё, больше ничего на этой небольшой, плотно окружённой лесом территории не было.
- Тут слишком тихо, - отметила женщина в вязаной шапке. – Это… это ненормально.
- Согласен, - отозвался Фёдор. – Что-то с этим местом не так. Оно какое-то…
- Не живое, - мрачно закончила за него девушка в пуховике. Она поёжилась, словно её слова понизили температуру зимнего дня на десяток градусов.
Очкарик мотнул головой.
- Нет, нет, обычное место, обычный вокзал и в нём наверняка есть люди.
Он бросил осуждающий взгляд на девушку, поднял воротник пальто и зашагал к лестнице. Шестеро пассажиров последовали за ним, а Фёдор, девушка и женщина в вязаной шапке направились к локомотиву, словно им в головы пришёл одинаковый вопрос: кто тот машинист, что их сюда привёз?
- Двери закрылись, но электричка всё ещё стоит, - выдохнув облачко пара, сказала девушка. – Как вы думаете, машинист тоже был загипнотизирован?
- Сомневаюсь, - отозвался Фёдор. – Хотя… чёрт его знает. У меня скоро мозги взорвутся от всех этих загадок.
Они дошли до локомотива. Фёдор попытался открыть дверь, но ничего не вышло.
- Эй, там! – он принялся колотить кулаками.
- Окна чёрные, - заметила женщина. – Такого ведь не должно быть, верно?
- Разумеется, не должно, - поморщился Фёдор. Он ударил по двери ещё пару раз, после чего подошёл к торцу платформы. – Железнодорожное полотно… оно всего одно. Такого, кажется, тоже не должно быть.
Рельсы и столбы с проводами уходили вдаль и терялись в плотной белой дымке, будто бы стиснутой с обеих сторон неестественно ровным еловым лесом и сугробами.
- Хрень какая-то! – со злостью выпалила девушка. – Полная дерьмовая хрень!
- И не поспоришь, - буркнул Фёдор, тоже начиная испытывать злость. Он подумал, что вся эта ситуация, как дурное олицетворение его нескончаемых проблем. Финиш чёрной полосы, похожий на подлую издёвку.
Вид безмятежной непроницаемой дымки, словно бы вверг всех троих в оцепенение.
- Варя, - наконец произнесла девушка, возможно, лишь для того, чтобы нарушить гнетущую тишину. – Меня зовут Варя.
- Анна, - заторможено представилась женщина. – В других обстоятельствах я, наверное, сказала бы, что мне приятно познакомиться, но… - она решила не договаривать.
Иван тоже назвал своё имя, после чего тряхнул головой, расправил плечи.
- Так, ладно! Всё это, конечно, странно и непонятно, но давайте не будем отчаиваться, - он буквально заставил себя придать голосу бодрости, хотя на душе кошки скребли. И пускай его оптимизм был показной, однако кто-то же должен играть эту роль – ради тех, кто рядом.
- Да, вы правы, - поддержала его Анна. – Отчаиваться нельзя. Нужно искать ответы. Я уверена, эта проклятая электричка не просто так нас сюда привезла. Мы зачем-то здесь нужны.
- Зачем? – всплеснула руками Варя. – И кому? Что-то мне подсказывает, что нам не понравятся ответы, если мы их всё же найдём, - она осеклась. – Простите, не хотела нагнетать. Язык мой – враг мой.
- Ничего, всё нормально, - заверил Фёдор. – Пойдёмте к остальным.
Они спустились с платформы, проследовали на площадь. Снег лежал ровным слоем и на нём не было никаких следов, кроме тех, что оставили пассажиры.
Из здания вокзала выскочил очкарик.
- Бред! Это какой-то бред! – он обхватил голову руками. – Здесь вообще никого нет! Только мы! Какого хрена?!
Фёдор подошёл к дому на краю площади, поднялся на крыльцо. Дверь оказалась заперта. Он заглянул в окна и с трудом разглядел в полумраке кухню, гостиную с самой обычной обстановкой – почти такая же была и в его собственной квартире. Но что тут вообще делает жилой дом? Ещё и фонтан прямо посреди привокзальной площади, которому явно здесь не место. Как-то это всё нелогично.
Из здания вокзала вышли остальные пассажиры, у всех на лицах отражались недоумение и страх.
- Вот же дерьмо! – распалялся очкарик. – Я должен был сегодня лететь в Лондон, а вместо этого я здесь, в какой-то жопе мира! – он задышал тяжело, с хрипом. Глаза за стёклами очков нездорово блестели. – Кто-то за всё это ответит. О да, так и будет. Мой отец на куски порвёт тех, кто затащил нас сюда!
Бородач окинул взглядом лес.
- Тут даже никаких дорог нет. Я ещё могу как-то понять отсутствие людей, но это… это что-то немыслимое. Вокзал, киоск, дом какой-то непонятный, фонари, а где всё остальное? Где хотя бы одна дорога? Вокруг ничего, кроме леса.
- Есть ещё одна странность, - сказала Анна. – У локомотива окна чёрные и, если в нём и есть машинист, он дверь не открывает.
Очкарик топнул ногой.
- Твою ж мать! Меня уже тошнит от всех этих напрягов! И что нам теперь делать? Торчать тут и замерзать?
Фёдор задумчиво поскрёб щетинистую щёку.
- Нам нужно проникнуть в дом. Возможно, в нём найдутся хоть какие-то ответы.
Бородач кивнул.
- Дельная мысль.
Очкарик, очевидно, тоже согласился, что мысль эта дельная, потому что сразу же устремился к дому. Сначала он, как и Фёдор, попытался открыть дверь, подёргав за ручку, потом ударил в неё ногой, затем плечом. С тем же успехом он мог бы биться в бетонную стену.
Остальные тем временем подошли к окнам. Анна вгляделась в щель между занавесками.
- Плохо видно, но, кажется, это спальня. Точно, спальня. И… там ребёнок! На кровати! Он спит, вроде бы, - она постучала костяшками пальцев по стеклу. – Не слышит. Он ведь не мёртвый?
Словно отвечая на её вопрос, ребёнок перевернулся на другой бок.
- Эй! – теперь принялся стучать бородач. – Почему он не слышит?
Все столпились возле окна.
- Разобьём стекло, - предложил очкарик. Он развёл руками. – А что нам ещё остаётся? Нужно что-то тяжёлое.
Фёдор подошёл к киоску, отломал он нависающего над витриной козырька крупную сосульку и вернулся к дому.
- Расступитесь!
Что есть силы, он вдарил сосулькой по стеклу, однако оно даже не треснуло, а сосулька раскололась на части.
- Стекло, похоже, бронированное, - сделал неутешительный вывод бородач.
Анна снова заглянула в щель между занавесками.
- Он всё ещё спит. Как можно было не услышать такой шум?
Очкарик отломал ещё сосульку и предпринял попытку разбить стёкла в других окнах. Не вышло. Он принялся колотить по стеклу кулаками, истерично выкрикивая:
- Уроды! Суки драные! Ответите за каждую секунду, что я провёл в этой дыре! – он повернулся к остальным. – Они за нами наблюдают. Я чувствую. Прямо сейчас эти ублюдки смотрят на нас.
Бородач попятился, словно опасаясь заразиться от него безумием.
- Кто наблюдает? О чём ты, чёрт возьми?
- Те, кто за всем этим стоит! Они специально нас всех сюда привезли, чтобы… - парень снял очки, устремил взгляд в серое небо. – Чтобы посмотреть, как мы будем подыхать.
- Я в это не верю! – решительно заявила пожилая женщина. – Вы, молодой человек, вообще думаете, о чём говорите?
- Думаю. Я-то как раз думаю, а вот вы, - он махнул рукой, - не видите дальше собственного носа. Наверняка тут везде понатыканы скрытые видеокамеры. И какие-то утырки сейчас делают ставки на то, кто из нас первым сдохнет.
Бородач фыркнул.
- Ты фильмов, парень, насмотрелся. Всё это чушь собачья, - впрочем, в его голосе сквозила неуверенность.
- Ничего я не насмотрелся. За нами точно сейчас наблюдают. Вот только не пойму, почему сюда привезли именно нас? Мы ведь не бомжи какие-то, которых никто не станет искать. Я, между прочим, Матвей Лисицин, не последний человек в шоу-бизнесе, а мой отец - главный прокурор округа. Меня не должно здесь быть! Это неправильно!
- Нас всех здесь не должно быть, - сказал Фёдор холодным тоном, - но мы всё же здесь. И нам нужно что-то делать, а не стоять и выдвигать версии. Давайте хорошенько осмотримся.
Бородач тяжело вздохнул.
- А чего тут осматривать-то? Всё как на ладони. Вокзал пустой, в дом проникнуть не получается, вокруг только лес и снег.
- Что-то должно ещё быть, - Фёдор и сам не очень-то в это верил, но ему просто необходимо было сказать ободряющие слова. – В любом случае, у нас есть кое какой вариант. Мы можем пойти вперёд по железной дороге. Но сначала, как следует осмотримся.
Фёдор пошёл к вокзалу, за ним последовали Анна и Варя, остальные разбрелись по территории и, судя по выражению лиц, никто из них не рассчитывал обнаружить хоть что-то обнадёживающее.
Внутри вокзала царил сумрак. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Ряды кресел, лампы, вымощенный плиткой пол – всё выглядело новым, словно здание было построено совсем недавно и ни один пассажир ещё не заходил сюда, чтобы купить билет и провести время в ожидании своей электрички. На стенах вместо вездесущей рекламы висели большие плакаты с детскими рисунками: красная ракета с улыбающейся рожицей в иллюминаторе; плывущий по волнам кораблик; домик с трубой; какие-то непонятные создания с большими глазами и треугольными зубами…
Кому вообще могло прийти в голову развесить на вокзале детские рисунки?
- Тот ребёнок в доме, - задумчиво сказала Анна. – Мне кажется, это место как-то с ним связано.
- Может, вы и правы, - Фёдор отвёл взгляд от рисунков. – А как вам версия этого… как там его… Матвея?
- Версия о том, что за нами наблюдают и делают ставки на нашу смерть? – встряла в разговор Варя. – По-моему, это чушь. Нет, про то, что наблюдают, я вполне могу поверить, но не верю, что какие-то злыдни всё это затеяли, чтобы поглядеть, как мы тут замёрзнем один за другим. Глупо это как-то. И скучно. Если бы мы были участниками игры на выбывание, организаторы придумали бы что-то более изощрённое.
- Может, и придумали, - Анна посмотрела на стены под потолком, очевидно, выискивая видеокамеры. – Мы ведь здесь всего-то минут тридцать. Возможно, в ближайшее время нас ещё ждут поганые сюрпризы.
Фёдору меньше всего хотелось сейчас обсуждать то, что их ждёт. И без подобных измышлений было тошно. Он уже собирался пойти осмотреть кассу и подсобные помещения, как снаружи раздался радостный возглас:
- Тропа! Там тропа!
Глава вторая
Вместе с Анной и Варей Фёдор поспешил к выходу.
Как оказалось, голосил бородач. Он тяжело дышал, меховая шапка съехала на затылок.
- Там за вокзалом тропа! Прямая и не сильно заваленная снегом. Я прошёл по ней метров пять…
Его уже никто не слушал, все устремились к тропе. Пожилая женщина на ходу в очередной раз осенила себя крестным знамением.
- Благодарю, Господи! Благодарю!
Тропа оказалась действительно прямой и выглядело это как-то неестественно. У Фёдора создалось впечатление, что деревья просто-напросто расступились, чтобы образовалась узкая просека. Бредовая мысль, но отчего-то она не вызывала отторжения. Вся эта территория словно бы специально была создана для ломки стандартного мышления.
Громадные ели клонили кроны к тропе, будто их тянуло к ней точно магнитом. Заснеженные хвойные лапы образовывали подобие арки, и в этом природном тоннеле, метрах в двадцати от опушки, белела такая же дымка, какую Фёдор, Анна и Варя наблюдали на железной дороге.
- Если есть тропа, значит она куда-то ведёт, - выдал очевидность Матвей. – Ну, это хоть что-то, а?
- Да, хоть что-то, - буркнул мужик в дублёнке. – Вот только не нравится мне вон та белая фигня. Что это? На туман не похоже.
Матвей наградил его уничижительным взглядом.
- Не напрягай меня! Если хочешь, можешь здесь оставаться и замерзать, а я пойду!
- Он прав, - тихо сказала Анна Фёдору. – Нужно идти. У нас нет другого выхода. Сейчас ещё не холодно, градусов пять ниже ноля, но к ночи наверняка похолодает. Боюсь, до утра мы не доживём.
Фёдор кивнул, подумав о том, что существует ещё одна причина, по которой ему невыносимо хочется быть подальше от этого места. Причина – ребёнок в доме. Отчего-то от одной мысли о нём кожа покрывалась мурашками. Внутренний голос подсказывал, что этот ребёнок опасен и, пожалуй, все это чувствовали на уровне подсознания.
Матвей поправил очки и уверенно зашагал по тропе. Когда он отдалился метров на пять, за ним последовали остальные. Ноги утопали в снегу всего по щиколотку и идти было нетрудно. У Фёдора создалось впечатление, что совсем недавно по этой узкой просеке проехала миниатюрная снегоочистительная машина – ещё одна бредовая мысль, в очередной раз не вызвавшая отторжения.
Процессия растянулась. Последними шли Варя и Фёдор с Анной, которые поддерживали ковыляющую и охающую при каждом шаге пожилую женщину.
В нескольких метрах от белой мглы Матвей остановился, оглянулся. В чертах его лица появилась неуверенность. Сделав глубокий вдох и резкий выдох, он что-то пробормотал и продолжил пусть. Скоро дымка скрыла его тощую фигуру.
Люди один за другим шагали в неизвестность. Тишину нарушал лишь скрип снега под ногами. Сквозь густой полог ветвей с трудом пробивался скудный дневной свет.
Отставшие от общей процессии путники приблизились к белой дымке.
- Ну ни фига себе! – изумилась Варя. – Разве такое вообще может быть?
Анна покачала головой.
- В жизни ничего подобного не видела.
То, что они принимали за дымку, оказалось нечто иным. Это были мелкие снежинки, которые невероятным образом неподвижно висели в воздухе, словно время для них застыло. Мириады снежинок, образующих плотную непроглядную мглу.
- Это какое-то колдовство, - сипло произнесла пожилая женщина. – Я боюсь туда идти.
Фёдор вздохнул.
- Мы должны. Если что, всегда можно будет повернуть назад.
На лице женщины появилось плаксивое выражение. Она посмотрела на своих спутников.
- Вы только, пожалуйста, не бросайте меня, хорошо?
- Разумеется, мы вас не бросим! – с пылом заверила Анна. – Вместе будем идти, не теряя друг друга из вида.
- Конечно, - подтвердила Варя. – Пойдёмте, не будем мешкать, остальные, наверное, уже далеко утопали.
Снова двинулись в путь. Снежинки отлетали, словно бы уступая дорогу, а затем снова принимали прежнее положение в пространстве.
- Невероятно, - прошептала Анна. Она явно была очарована почти разумным поведением снежинок. – Просто невероятно. Мы будто в сказку попали.
- Вот только не похоже, что эта сказка добрая, - угрюмо отозвалась Варя.
В следующую секунду все вздрогнули, застыли, потому что впереди раздался мощный чудовищный рёв, который словно бы стал подтверждением, что снежная сказка действительно не добрая.
- Что это? – пискнула Варя, прижавшись к Фёдору.
Послышались вопли, хрипы, рычание. Снежинки беспокойно задёргались.
- Назад! Уходим! – скомандовал Фёдор. Он развернулся и буквально поволок за собой пожилую женщину. Анна с Варей тоже бросились прочь в панике отмахиваясь от снежинок, как от опасных насекомых.
Ушедшие вперёд по тропе люди кричали так, словно их на куски разрывали. Фёдор заметил мелькнувшую в белой мгле тень, а затем пожилую женщину что-то вырвало из его рук. Она заорала и её вопль тут же сменился хрипом.
- Бегите, Фёдор! - голос Анны доносился будто из-под толщи воды.
Бежать сломя голову – это было бы лучшим решением. Однако он, абсолютно бездумно, кинулся на помощь пожилой спутнице – потому что она рассчитывала на него, когда вошла в снежную пелену. Рассчитывала! Мимо с истошным криком и окровавленной щекой промчался Матвей, затем бородач.
Фёдор прощупывал руками беспокойное пространство, ему казалось, что воздух стал плотнее, было тяжело дышать. Вся его суть требовала, чтобы он развернулся и бежал, бежал. Кровь колотилась в висках, нервы натянулись до предела. Впереди возникла тёмная фигура, раздался звук похожий на шипение змеи, среди снежной кутерьмы вспыхнули серебристые, круглые точно плошки, глаза…
Паника накатила мощной волной и Фёдор, уже не в силах ей сопротивляться, развернулся и помчался прочь. Споткнулся, пополз, загребая руками снег и задыхаясь от ужаса. Он каждой клеткой тела чувствовал, что нечто зловещее, смертоносное вот-вот накинется на него и начнёт терзать, разрывать, пожирать.
- Фёдор! – продолжала звать Анна.
Он выплюнул набившийся в рот снег, вскочил и снова побежал, периферийным зрением заметив, как справа и слева надвигаются тени, как блестят серебристые глаза. Зарычав сквозь зубы, он рванул вперёд, вложив в этот отчаянный рывок все свои силы, и выскочил из белой пелены, но не снижая скорости продолжал бежать по тропе до самого вокзала, где его подхватили под руки и потянули дальше Анна и Варя. Он оглянулся. На тропе никого не было, никто за ним не гнался, снежная завеса выглядела безмятежной.
- Пятеро! – выдохнула Варя. – Пятеро не вернулись! Что с ними? Что там вообще было?
- Я видел серебристые глаза, - сообщил Фёдор, ощущая, как начинается мандраж. – И тёмные силуэты.
- Может, это какие-то звери? – предположила Анна.
- Понятия не имею. Одно знаю точно: я к этой проклятой тропе больше близко не подойду. Да и к лесу тоже. Это ненормальное место! Самое, мать его, ненормальное место на свете!
Фёдор поймал себя на том, что произнёс эти слова почти истерично. Страх не отпускал, в голове всё ещё звучали вопли, хрипы, рычание. Он назвал это место ненормальным, но вся хрень заключалась в том, что таких мест вообще не должно существовать. Мест, где снежинки висят в воздухе, противореча законам физики; где неведомые кровожадные твари нападают на людей; где в доме посреди зимнего леса спит загадочный ребёнок. Фёдору теперь все его прошлые проблемы казались ничтожными, мелкими. С начальством на работе разругался? С женой развёлся? Гараж сгорел? И это он называл чёрной полосой? В сравнении с нынешней ситуацией та полоса выглядела чистой приятной дорожкой.
- Ничего, - заявила Анна. – Безвыходных ситуаций не бывает, - похоже, теперь она решила примерить на себя роль оптимиста.
Фёдор невольно ей восхитился: сильная женщина, пожалуй, намного сильнее, чем он. Все сейчас в одинаково паршивом положении, но именно она, отринув отчаяние, нашла в себе силы произнести единственно правильные и даже необходимые слова. Безвыходных ситуаций не бывает. И теперь нужно цепляться за эту истину, как за спасательный круг. Изо всех сил цепляться! И думать, думать, думать, как спастись – с холодной головой, без истерик.
Они вошли в здание вокзала.
Матвей сидел в кресле и покачивался, прижимая шарф к ране на щеке. Его трясло, глаза за стёклами очков слезились. Бородач стоял возле кассы, отстранённо глядел в пол перед собой и бормотал монотонно:
- Они придут за нами… те твари… они знают, что мы здесь и придут… придут…
Фёдор, Анна и Варя сели в кресла.
- Они придут за нами! – повысил голос бородач.
- Заткнись! – пискляво выкрикнул Матвей. – Сейчас же заткнись, мудила!
Бородач вздрогнул, в глазах появилась осмысленность, словно оскорбительное слово привело его в чувство. Он уставился на Матвея, сжав кулаки.
- Ты кого мудилой назвал, мажор херов? Мне насрать, кто твой папаша, здесь это вообще не имеет значения! Я просто возьму да выбью из тебя всё дерьмо, если ещё на меня вякнешь! И, кстати, это ты подбил всех пойти по тропе, а сам остановился в том снегу и пропустил вперёд остальных, потому что зассал идти первым! И теперь их нет, а ты здесь, сучонок!
- Я ранен, - Матвей вжал голову в плечи. – Не напрягай меня. Я сильнее всех пострадал.
Бородач презрительно фыркнул.
- Ага. Скажи это тем, кто не вернулся.
- Хватит уже бодаться! – рявкнул Фёдор. – Нам ещё ругани между собой не хватало. Давайте лучше думать, что нам делать.
Бородач дёрнул плечами.
- А что делать? Надо готовиться к тому, что сюда заявятся те твари.
- Готовиться? – со злым ехидством сказал Матвей. – И как ты предлагаешь нам готовиться? Может, крепость из снега построим и закидаем этих монстров снежками?
- Почему они не стали нас преследовать? – задалась резонным вопросом Анна. – Что им мешало догнать нас и прикончить? Мы были лёгкой добычей.
Варя хмыкнула.
- А ведь действительно. Может, эти твари не любят дневной свет?
- Может и так, - допустила Анна. Она поднялась и принялась неспешно расхаживать по залу, разглядывая детские рисунки на стенах. – А может, они напали только потому, что мы вторглись на их территорию. А эта территория, - она распростёрла руки и повернулась на месте, - вовсе не их. Они сюда не суются. Вы видели здесь хоть какие-то следы, кроме тех, что мы натоптали?
- Не было тут следов, - подтвердил бородач. – Ни единого.
- Прозвучит, конечно, странно, - продолжила Анна, - но мне кажется, что это территория того ребёнка, что в доме спит. У меня ощущение, что он – это самое важное, что здесь есть. В нём ответы на все вопросы.
- Хрень какая-то, - проворчал Матвей. – Что толку от твоих версий? Теплее от них не стало. У меня ноги задубели, и рана болит. Мне нужна медицинская помощь, - он хлюпнул носом и умолк, скукожившись в кресле.
- Забавно, - невесело усмехнулся бородач после долгого затишья. – Я вчера вечером собирался нажраться в дребадан. Впервые за пять лет. Мне ведь нельзя бухать, одна рюмаха – и запой с кошмарными последствиями. Но вчера… уж очень мне вчера было паршиво. Жизнь так бомбанула, что дальше некуда, ну, я и не выдержал, пошёл в супермаркет, купил аж три пузыря. А потом я топал домой с этим пойлом и говорил себе: «Всё, Валентин, этот запой ты уже не переживёшь. Это конец». И знаете, не было никакого сожаления.
Матвей смерил его сердитым взглядом.
- Ты это к чему вообще?
Валентин провёл ладонью по бороде, вздохнул.
- Я помню, как шёл домой с этими пузырями, а потом – провал в памяти. А может, я выжрал ту водку и теперь у меня белая горячка?
Варя поморщилась.
- Вы сами-то в эту фигню верите?
- Нет. Пожалуй, нет, - печально ответил Валентин. – Но я бы предпочёл, чтобы у меня сейчас была белочка.
Анна задумчиво потёрла пальцами висок.
- Вы сказали, что вас жизнь бомбанула?
- Да, так и есть.
- Странно. Очень странно. Дело в том, что и у меня было проблем выше крыши. Я, откровенно говоря, совершенно отчаялась.
- А меня жених предал, - заявила Варя. – Вернее, тот козёл, которого я считала своим женихом. Он меня конкретно кинул, оставил без копейки и с огромными долгами. А ещё с работы попёрли.
Анна пытливо посмотрела на Фёдора. Он замялся, но всё же нехотя поднял руку, как ученик в школьном классе.
- Да, я тоже в вашем клубе отчаявшихся, но, извините, подробности оставлю при себе.
Анна развела руками.
- Отчаяние. Вот что нас объединяет. Мы в жизни разочаровались, потому и попали на чёртову электричку. Мы не случайные пассажиры, нас кто-то выбрал.
- А меня никто не желает спросить? – разозлился Матвей. – Лично я жил припеваючи. Я не один из вас… неудачников. Мне здесь не место! – он ударил кулаком по подлокотнику кресла.
- Не верю я тебе, - спокойно сказала Анна. – Слишком уж ты нервный для человека, который жил припеваючи. Я твою нервозность ещё в электричке отметила. Но знаешь, Матвей, мне лично плевать, какие у тебя были проблемы, главное, ответ на одну загадку мы нашли и теперь есть надежда что найдём и остальные ответы, которые помогут нам спастись.
Варя вдруг насторожилась.
- Слышите? Снег скрипит. Там снаружи кто-то есть! Кто-то идёт!
- Это они! – выдохнул Валентин. – За нами пришли.
Фёдор вдарил пару раз ногой по подлокотнику кресла, отломал деревянную панель, схватил её – оружие так себе, но всё же лучше, чем совсем ничего. Он рванул к кассе, встал рядом с Валентином и скомандовал.
- Все сюда! Будем держаться вместе.
Анна, Варя и Матвей незамедлительно последовали его указаниям и через пару секунд уже находились возле кассы, с тревогой глядя на массивные двери в противоположном конце зала.
- Не хочу здесь быть, - заскулил Матвей. Он прижимался к стене так, словно желал в ней раствориться. – Не хочу. Пожалуйста, пускай всё это прекратится.
Двери распахнулись, в зал вошли те пятеро, что исчезли в белой мгле.
Варя зажала рот руками, пытаясь сдержать крик, Анна замотала головой, словно отрицая то, что видели её глаза. Вернувшиеся пассажиры не выглядели прежними. Более того, они не выглядели живыми, несмотря на то, что двигались и ворочали челюстями, будто что-то пережёвывая. Две женщины и трое мужчин – от них веяло холодом, смертью. На изуродованных лицах блестела обледенелая кровь, глаза были серые, остекленевшие, а у одного парня так и вовсе в глазницах зияли дыры.
Не обращая внимания на застывших от ужаса людей возле кассы, пятеро вернувшихся двинулись в сторону подсобных помещений, при каждом порывистом шаге с них на пол осыпалась кровавая наледь.
Когда они скрылись в тёмном коридоре, Матвея вырвало, а у Вари ноги подкосились, но Фёдор успел подхватить её. Валентин ошарашенно посмотрел на свои трясущиеся руки и произнёс сипло:
- Я брежу. Такое просто не может быть правдой.
Анна закрыла лицо ладонями, словно таким образом пытаясь спрятаться от страшной действительности.
- Они все мёртвые, - тяжело дыша, сказал Матвей. – У них мёртвые глаза. Они… мёртвые! Мне нужно домой, я больше этого не выдержу!
Со стороны подсобных помещений послышался гул, коридор озарила яркая вспышка, затем ещё одна и ещё… Казалось, там молнии сверкали. Это светопреставление продлилось около минуты, после чего гул стих, коридор снова погрузился в темноту и из него один за другим начали выходить покалеченные пассажиры. Вот только одежда у них теперь была другая и некоторые шли не с пустыми руками.
Пожилая женщина, которую не смог спасти Фёдор, была облачена в клочковатую серую шубу, голову и нижнюю часть лица прикрывал шерстяной платок. За собой она катила тележку с двумя объёмными тёмно-зелёными контейнерами. На безглазом парне теперь была полицейская форма – новенькая, отутюженная, но уже пропитавшаяся кровью в некоторых местах. За псевдополицейским следовал мужик в телогрейке и в солдатской шапке-ушанке с завязанными на подбородке тесёмками, в руке он держал большую деревянную лопату. Рыжеволосая женщина в синей униформе и с невообразимым месивом вместо лица направилась к кассе. Она шла, подволакивая ногу и издавая шипящие звуки при каждом шаге. Последним ковылял старик в чёрном плаще, в шляпе, со скрипкой и смычком в руках.
- Что за чёрт? – выдавил Валентин. – Как это всё, нахрен, понимать?
- Спроси что-нибудь полегче, - нервно отозвался Фёдор. Он сжимал в кулаке планку так сильно, что костяшки побелели.
- Они жуткие, но, похоже, не агрессивные, - сделала вывод Анна, глядя, как вернувшиеся пассажиры расходятся в разные стороны.
Рыжеволосая зашла в помещение кассы, уселась в кресло, положила на стойку перед собой железнодорожный билет и застыла. Оттаявшая кровь, стекая со лба, попадала в её остекленевшие глаза, однако она этого как будто не замечала. Пожилая женщина подкатила тележку к выходу из вокзала, без усилий сняла с неё контейнеры и принялась бормотать хрипловатым бесцветным голосом:
- Пирожки. Пирожки с повидлом, с картошкой, с мясом. Пирожки…
Парень в полицейской форме и мужик с лопатой вышли на улицу, а старик встал возле стены и принялся играть на скрипке, хотя игрой эти скрипучие, не имеющие никакого отношения к музыке звуки, трудно было назвать.
- Кассирша, торговка, уличный музыкант, полицейский, дворник, - прошептала Анна. – В этом должен быть какой-то смысл.
- Они как механические куклы, - отметил Фёдор. – Такое ощущение, что их запрограммировали делать то, что они делают.
Глава третья
С опаской поглядывая на музыканта и торговку, Фёдор как-то крадучись пересёк зал и вышел на улицу.
Дворник, как и положено дворнику, расчищал лопатой снег на площади, а полицейский, глядя чётко перед собой, расхаживал возле платформы.
Фёдор вернулся в здание, подошёл к пожилой женщине.
- Пирожки, - повторяла она снова и снова. – Пирожки с повидлом, с картошкой, с мясом…
- Простите, что не смог вам помочь, - произнёс Фёдор. – Я пытался, но…не смог.
С тем же успехом он мог бы обращаться к фонарному столбу, на изувеченном лице женщины не появилось ни единой эмоции, в мёртвых глазах не было ни малейшей искорки осмысленности.
- Мне жаль, - вздохнул он, ощущая, как к горлу подкатил горький комок. Эта несчастная больше не вызывала у него страха, лишь сочувствие.
Анна, Варя, Матвей и Валентин всё ещё стояли возле кассы.
- Нам нужно разжечь костёр, - заявил Фёдор, подойдя к ним. – Без костра мы пропадём. Да, здесь творится полнейшая чертовщина, но нам нельзя сидеть сложа руки. А теперь вопрос жизни и смерти: есть у кого-нибудь зажигалка?
Валентин принялся судорожно шарить по карманам.
- Была! Точно была! – он вынул зажигалку и продемонстрировал её с таким видом, словно это была ценнейшая реликвия. – Вот!
Фёдор облегчённо выдохнул.
- Фух! Значит, поживём ещё. А теперь за работу. Кроме кресел тут нет ничего, что может гореть, так что будем их ломать. Но, если кто захочет пойти в лес за дровами, я лично удерживать не стану, - он с прищуром посмотрел на Матвея, словно вопрошая, не желает ли тот проявить убийственную инициативу. Шутка, конечно, получилась так себе, но, по его мнению, она сейчас была необходима, чтобы снизить напряжение.
- Очень остроумно, - проворчал Матвей беззлобно, а потом издал короткий истеричный смешок.
Анна поглядела на Фёдора уважительно, как на лидера, который в трудную минуту не растерялся и не сдался.
- И ещё кое-что, - сказал он. – Если у кого найдётся что-то бумажное для розжига, будет совсем прекрасно.
Анна обнаружила в кармане магазинный чек, Валентин – три сторублёвых купюры, Варя – ключи с брелоком в виде пластмассового Чебурашки.
- Пойдёт, - одобрил Фёдор. – Пластмасса хорошо горит.
Удивил всех Матвей, который вынул из кармана паспорт.
- Если это поможет разжечь костёр…
- Ещё как поможет! – обрадовалась Анна.
Фёдор рассудил, что порой необходима самая малость, чтобы вернуть надежду – всего лишь надо поставить перед собой цель. Сейчас эта цель – огонь.
- Так, - он призадумался, - Костёр будем разжигать на улице, рядом с выходом. Здесь, сами понимаете, дыма будет много.
Все согласились и принялись за работу.
Кресла были не прикручены и это очень облегчало задачу. Мужчины просто поднимали их и швыряли об пол, мебель разлеталась на части – хрупкой оказалась, словно те, кто её делал, меньше всего думали о добротности, будто мастерили временные декорации, не слишком пригодные для использования в быту. Женщины собирали деревянные планки и относили к выходу. Скрипач продолжал равнодушно пилить струны, издавая звуки, похожие на кошачий крик, а торговка, не умолкая ни на секунду, продолжала предлагать пирожки.
Фёдор разломал седьмое по счёту кресло и уже взялся за следующее, как вокзальная дверь распахнулась и в зал вошёл безглазый полицейский.
- Нарушение порядка! – прохрипел он. – Нарушение, нарушение!
Все застыли, Варя выронила обломки, которые несла к выходу. Полицейский вытянул руку.
- Вы все будете наказаны за нарушение порядка! – его голос походил на скрежет железа. – Будете наказаны!
Он ринулся вперёд, схватил остолбеневшую Варю за плечи и с нечеловеческой силой швырнул в стену. Девушка ударилась затылком, рухнула на пол, сделала судорожный вдох и застыла.
Фёдор кинул в мертвеца кресло, затем поднял один из обломков и бросился в атаку, издав сквозь зубы почти звериный рык. Нанёс удар по голове, но тут же безглазый стиснул пальцы на его шее, повалил, прижал к полу и принялся душить. Валентин и Матвей испуганно пятились, зато Анна не растерялась и пришла на помощь Фёдору – схватила острую щепу размером с ладонь, подбежала и, резко выдохнув, вонзила её в шею полицейскому. Тот как-то по птичьи дёрнул головой, широко раскрыл рот, зашипел, но хватки не ослабил. Задыхаясь, Фёдор ударил его кулаком по носу, по горлу. Силы кончались, лёгкие молили хотя бы об одном глотке воздуха, из всех мыслей осталась только одна: «Нужно выжить, выжить, выжить!» Он воткнул пальцы в глазницу мертвеца, а Анна нанесла ещё удар в шею щепой.
- Пирожки, - талдычила торговка. – Пирожки с повидлом, с картошкой, с мясом…
Музыкант усилил напор смычка на струны, издав совсем уж отвратные звуки.
Анна, с яростным выражением на лице, ударила полицейского щепой в ухо, но тот этого как будто и не заметил. Фёдор ощутил, что вот-вот лишится чувств, сжимающие горло пальцы ему казались железными тисками.
- Отойди! – пронзительно завопил Матвей, обращаясь к Анне.
Тощий, как жердь, хилый на вид, но он нашёл в себе силы поднять над головой кресло и обрушить его на голову мертвеца. Мощно получилось. И это помогло. Полицейский, ещё шире раскрыв рот, разжал пальцы и завалился на бок. Матвей снова ударил его креслом.
- Не напрягай меня, сука! – заорал он. - Меня! Нельзя! Напрягать!
Фёдор откашлялся, сделал пару глубоких вздохов и, придя в себя, бросился на мертвеца, обхватил его голову руками и принялся с остервенением бить затылком об пол. Адреналин кипел в крови, ярость находила выход в каждом ударе. Череп полицейского раскололся, вывалились мозги, но Фёдор продолжал бить, не в силах остановиться.
- Хватит! – выкрикнула Анна.
Это не подействовало.
- Хватит! Перестань, Фёдор! Остановись!
Остановился. Тряхнул головой, избавляясь от морока бесконтрольного гнева.
- Мы справились, - уже более спокойно произнесла Анна, положив ладонь на его плечо.
Он кивнул.
- Да, мы справились. Что с Варей?!
Девушка оказалась мертва, её голова была повёрнута под неестественным углом.
- Нет, - заплакала Анна.
Матвей снял очки, закрыл глаза, потёр пальцами переносицу. Валентин стоял в стороне, дрожал и мямлил о том, что хотел помочь, но не смог сдвинуться с места. Его взгляд метался по залу, будто не в состоянии зафиксироваться на чём-то одном.
Фёдор едва сдерживал слёзы. Ему невыносимо хотелось выкрикнуть: «Очнись, Варя! Очнись!» словно этот его призыв каким-то чудом мог оживить девушку. А ещё у него было сильное желание наказать виновного в её смерти – того, кто стоит за всем этим кошмаром.
- Я хотел помочь, - оправдывался Валентин.
- Нихрена ты не хотел, мудила бородатый! – зыркнул на него Матвей. – Меня зассанцем называл, а сам, - он махнул рукой, решив не договаривать.
С болью в глазах глядя на Варю, Фёдор подумал о том, что по сути обязан этому тощему заносчивому очкарику жизнью. А ведь считал его слабым звеном и на то было много оснований. Некоторые люди умеют изумлять: вечно ноющий мажор может превратиться в героя, а тот, на кого рассчитываешь, превращается в труса.
Варя вдруг дёрнулась, словно через её хрупкое тело прошёл электрический разряд. Анна охнула, а Фёдор едва не произнёс: «быть не может!» Сдержался, потому что сообразил, что слова эти глупые. Здесь всё может быть. Даже воскрешение! Тут территория страшных чудес!
- Она жива? – приблизился к остальным Валентин.
Варя заворочалась, будто пробуждаясь ото сна, неуклюже, постоянно дёргаясь, встала и двинулась к подсобным помещениям, при этом её голова была критично повёрнута к правому плечу, а глаза словно бы смотрели в никуда.
- Мне всё больше кажется, что я сошла с ума, - тихо сказала Анна. – Не хочу стать такой же как эти… - она долго подбирала подходящее слово и наконец нашла: - существа.
- Существа – это что-то живое, - возразил Матвей. – А это – мертвецы, как в каком-то долбаном фильме ужасов. Но вот что странно… мне отчего-то больше не страшно. Ещё недавно готов был обделаться от страха, а теперь… даже не знаю, что теперь. В башке полный бардак. И жить хочется. Никогда ещё так не хотелось жить.
- Спасибо тебе, - сказал Фёдор. – И вам, Анна. Если бы не вы…
Матвей усмехнулся.
- Мы ведь в одной команде, верно? А вообще, если честно, я сам себя удивил. Никогда храбростью не отличался и никогда в жизни никого не бил. Тем более – креслом.
- И тем более – мертвеца, - добавила Анна.
Полицейский зашевелился, поднялся на колени и пополз. Его движения были вялыми, из расколотого черепа вываливались окровавленные ошмётки.
- Нужно его добить, - встревожился Валентин.
Анна покачала головой.
- Не нужно. Ты же видишь, он больше не опасен. Пускай себе ползает.
В коридоре снова раздался гул, сопровождаемый вспышками яркого света. Это длилось секунд тридцать, а потом в зал вышла Варя. На ней был белый халат, на голове – шапочка, перед собой девушка без усилий толкала холодильник на колёсах с надписью: «Мороженое».
- Вот значит как, - нахмурилась Анна. – Она стала продавщицей мороженого. Это место заполняется своеобразным населением.
Варя встала рядом с торговкой пирожками и принялась монотонно зазывать:
- Мороженое. Мороженое фруктовое, эскимо, пломбир. Мороженое…
Фёдор подошёл к Варе.
- Можно мне одно эскимо?
Мёртвая девушка умолкла на полуслове, несколько секунд стояла, словно пытаясь сообразить, что теперь делать, затем открыла панель холодильника, вынула эскимо на палочке и протянула Фёдору.
- Благодарю, - сказал он и осторожно, будто готовую в любой момент взорваться гранату, взял мороженое. Выглядело оно вполне обычным.
- Не советую пробовать, - предостерёг Матвей. – Отдай бородатому, пускай он сожрёт, а мы посмотрим.
- Ага, хрен вам! – возмутился Валентин.
Фёдор вздохнул и положил эскимо на панель холодильника.
- Не будем рисковать. Не сейчас. Давайте займёмся костром.
У скрипки лопнула струна. Полицейский упёрся головой в стену, но всё равно пытался ползти дальше.
- Пирожки, - бубнила торговка. – Пирожки с повидлом…
- Мороженое, - бормотала Варя. – Мороженое фруктовое, эскимо…
Кассирша сидела в кресле неподвижно, как каменная. С улицы доносился шаркающий звук лопаты – дворник продолжал расчищать снег.
Четверо выживших возобновили работу – ломали кресла, относили обломки к выходу. С особым усердием трудился Валентин, видимо, желая таким образом загладить вину за свою трусость. Когда было раскурочено около трёх десятков кресел, Фёдор сложил из мелких щепок небольшой шалашик, засунул внутрь него денежные купюры, скомканные листы паспорта и поджёг. Огонь быстро разгорелся и скоро охотно принялся пожирать щепки, а чуть позже и крупные деревянные планки.
- Аллилуйя! – Матвей сложил ладони в молитвенном жесте. – Неужели я теперь согреюсь?
Все обступили костёр, глядя на огонь как на что-то чудесное, спасительное. Так, должно быть, смотрели на языки пламени древние люди, когда сидели в своих пещерах, слушая, как снаружи завывает ветер.
- Вы были правы насчёт меня, - сказал Матвей с грустными нотками в голосе. – Я тоже отчаялся, перестал видеть в жизни смысл. Вы даже не представляете, как мне было хреново. Хотя… как раз вы, наверное, и представляете. Я не жалуюсь, нет. Я всегда был тем ещё мудаком и заслужил все мои беды. От меня и друзья отвернулись, и отец, и подруга. Уж очень часто я людей подставлял, даже тех, кого любил. И слишком часто говорил себе, что мне всё пофигу, - он усмехнулся. – Я сейчас как на исповеди. Если бы ещё вчера мне кто-нибудь сказал, что я стану перед кем-то душу изливать, я бы расхохотался, причём презрительно. А теперь всё моё прошлое осталось где-то там, за пределами этого леса и, невероятно, но сейчас мне даже как-то легко, будто избавился от грязи, которая налипала на меня в течение нескольких лет. Может, это угроза смерти так на меня влияет?
Ему никто не ответил, все понимали, что вопрос этот почти риторический.
Дворник методично расчищал снег, потрескивали угли в костре, лес выглядел безмятежным, словно бы застывшим и в тоже время мощным, грозным, как уснувшее, но готовое в любую секунду пробудиться чудовище.
- Давайте кресла принесём, - предложил Фёдор. – В ногах правды нет.
***
Стемнело. Зажглись фонари и лампы в здании вокзала. Свет был бледным, каким-то лунным, призрачным. На небе высыпали звёзды.
Анна долго вглядывалась в небо, потом изумлённо заявила:
- Я вам сейчас скажу то, что вас ошарашит… Мы не в нашем мире! Это, чёрт возьми, звёзды не нашего мира! И поверьте, я знаю о чём говорю.
Валентин фыркнул.
- Решила пошутить? Вот только, дамочка, никому из нас сейчас не до шуток. Мы что, по-твоему, на другой планете?
- Понятия не имею, где мы, - пожала плечами Анна. – Я в детстве мечтала стать астрономом, и папа подарил мне на день рождения телескоп. Я все созвездия изучила и сейчас со стопроцентной уверенностью могу сказать, что тут нет ни одного знакомого мне созвездия. Это не наш мир! Если зависнувшие в воздухе снежинки ещё можно как-то объяснить необычным природным явлением, то звёзды…Нет, ребята, тут уже за подобными версиями не спрячешься.
- Иными словами, - на удивление спокойно резюмировал Матвей, - мы в ещё более глубокой жопе, чем предполагали. И ты не привела ещё один сильный довод: оживающие мертвецы. Я тебе верю.
Из леса донеслись звуки, похожие на многоголосый писклявый смех. В темноте между деревьями начали появляться парные серебристые точки.
- Ну всё, на кранты! – Валентин вжал голову в плечи, скукожился, словно пытаясь стать маленьким и незаметным.
Фёдор выхватил из костра горящую головёшку, окинул взглядом лесной массив.
- Если что, будем драться.
Пространство содрогнулось от мощного трубного звука. Над лесом, закрыв звёзды, выросла циклопических размеров фигура с неясными очертаниями. Похожие на ходули ноги неведомого существа возвышались над деревьями, длинные, напоминающие ветви руки, почти касались заснеженных крон.
Фёдор оцепенел от этого зрелища, впрочем, как и остальные. Он впервые в жизни не мог поверить своим глазам, рассудок отказывался такое воспринимать, допускать.
Существо величественно повернуло шарообразную голову, неспешно открылись круглые, излучающие голубоватый холодный свет глаза. Монстр плавно, беззвучно двинулся в сторону железнодорожной станции, при этом он каким-то образом умудрялся не причинять вреда деревьям, словно его ноги-ходули проходили сквозь них, как сквозь что-то призрачное, бесплотное. Даже снег с крон и ветвей не осыпался.
Валентин рухнул на колени, обхватил руками голову и принялся что-то лихорадочно бормотать. Анна взяла Фёдора за руку, крепко её сжала. Матвей зажмурился, дыша так тяжело, будто только что марафонскую дистанцию пробежал.
- Этого нет, - прошептал он. – Этого нет…
Чудовище приблизилось к территории станции, подняло ногу и сделало шаг. Чёрная туша будто бы проплыла над вокзалом и шокированными людьми, воздух наполнился острым аммиачным запахом. Перешагнув разом всю территорию, существо оказалось по ту сторону железной дороги и побрело дальше, словно какое-то древнее лесное божество, обходящее свои владения.
В темноте между деревьями больше не высвечивались глаза неведомых тварей, ночь опять стала безмолвной.
Прошло не мало времени, прежде чем все начали приходить в себя.
- У нас нет шансов здесь выжить, - сказал Валентин. Он всё ещё стоял на коленях. – Ни единого шанса. Мы обречены.
Фёдор хотел повторить слова Анны: «безвыходных ситуаций не бывает», но язык не повернулся. Уже в это не верилось. Однако, чувства полной обречённости почему-то не было, какая-то иррациональная искорка надежды всё ещё теплилась, словно бросая вызов чужому враждебному миру.
Все глядели на огонь уже не так как прежде. В глазах была усталость, какая бывает у древних стариков, прошедших тяжёлый жизненный путь.
Глава четвёртая
Из здания доносились пиликанье скрипки и бормотание торговки и Вари, дворник возле фонтана шкрябал лопатой.
- Я хочу уснуть и не проснуться, - меланхолично произнёс Матвей. Его веки подрагивали, под носом блестели сопли. – Хочу просто уснуть и просто не проснуться. Я чувствую себя пустым… Это место всё внутри меня выморозило. Хочу уснуть.
Он снял пальто, бросил его на землю и, еле переставляя ноги, поплёлся прочь.
- Матвей! – окликнула Анна.
Фёдор подбежал к нему, схватил за плечо.
- Какого чёрта ты делаешь?
- Ухожу, - последовал спокойный ответ. – Зачем оттягивать неизбежное? Ожидание смерти хуже самой смерти. Я желаю, чтобы всё это поскорее закончилось, - Матвей развёл руками. – Я бы повесился, да не на чем. Я бы застрелился, да нечем. Но… вариант есть. Пойду по тропе и пускай те твари меня прикончат. Будет больно, но я готов и… я это заслужил.
- Ты вернёшься и станешь, как тот скрипач или дворник, - печально сказал Фёдор.
- А может, это вовсе не так плохо, как кажется? У них есть своё место в этом мире, - Матвей усмехнулся. – Они значимы. А я никогда не значил ничего. Что-то делал, суетился, бабки заколачивал, но по сути всегда был пустым местом. Теперь не буду.
- Ещё рано сдаваться! – разозлился Фёдор. – Давай дождёмся утра. Утром мы что-нибудь придумаем.
- Я не сдаюсь, - ответил Матвей слабо улыбнувшись. – Я просто ухожу. Не напрягай меня, пожалуйста. И, кстати, бородатый был прав, тогда на тропе я действительно струсил и пропустил остальных вперёд. Вот такой я человек.
Он развернулся и пошёл дальше, ковыляя по снегу так, словно вся тяжесть этого мира навалилась на его плечи. Когда Матвей скрылся за углом вокзала, Фёдор вернулся к костру.
- А я не сдамся, - твёрдо заявила Анна. – Буду цепляться за жизнь до последнего. Что-то внутри меня как будто знает, что нужно держаться во что бы то ни стало.
Фёдор посмотрел на эту милую, чуть полноватую женщину с россыпью веснушек на переносице, и горько пожалел, что не встретил её раньше. Ему хотелось верить, что они сошлись бы и никакие проблемы, никакие беды им были бы не страшны.
- Костёр погаснет, и мы сдохнем, - угрюмо сказал Валентин. – На сколько нам дров хватит? Часов на десять? Думаю, к вечеру завтрашнего дня мы замёрзнем насмерть.
Как же Фёдору хотелось оспорить его слова, но аргументов не находилось. А фразы вроде: «мы что-нибудь придумаем» или «не нужно отчаиваться» уже казались неуместными. Да, искорка надежды всё ещё теплилась, но ей необходимо было топливо, как для костра, который рано или поздно догорит.
Где-то далеко раздался крик, а минут через двадцать вернулся Матвей. У него была оторвана рука, отвисшая челюсть держалась на сухожилиях, от одежды остались лишь окровавленные лохмотья.
- Нет, я не стану таким! – замотал головой Валентин. – Я таким не стану ни за что! – он сжал кулаки, устремил взгляд в небо и заорал, будто обращаясь к звёздам: - Не стану! Не стану!..
- Замолчи! – прошипела Анна. – И без твоих воплей тошно.
Губы Валентина задрожали.
- Я не стану таким, - повторил он с нажимом, словно умоляя ему поверить.
Матвей зашёл в здание, а когда вышел, на нём был полосатый свитер и кепка, в руке он держал небольшую кипу газет.
Фёдор подумал, что этому парню больше никогда не понадобятся очки. Мысль была неожиданной и настолько абсурдной, что едва не вызвала хохот. Фёдор стиснул зубы, понимая, что, если сейчас засмеётся, это станет конкретным шагом к сумасшествию.
Матвей, покачиваясь точно пьяный, пересёк площадь, зашёл в киоск и уселся на стул.
- Киоскёр, - произнесла Анна. – Матвей стал частью этого мира.
Фёдор подкинул в костёр дров. А потом случилось неожиданное – в доме загорелся свет.
Все подбежали к окнам, увидели мальчика лет семи с рыжими всклокоченными волосами. На нём были клетчатая пижама и пушистые синие тапочки. Зевая, он зашёл в кухню, деловито налил воду в чайник, поставил его на плиту и включил конфорку.
Анна постучала по стеклу.
- Эй, мальчик!
Он снова зевнул, затем сонно посмотрел на людей за окном и вяло помахал рукой.
- Мальчик, ты слышишь нас? – выкрикнула Анна.
- Конечно, слышу, - ответил он недовольно. Его голос странным образом доносился со стороны вокзала, будто там находились скрытые громкоговорители. – И не нужно кричать.
- Кто ты? – спросил Фёдор.
- Гриша, - последовал ответ. – И это – мой город. Ну, не совсем пока город, но скоро здесь будут и цирк, и колесо обозрения, и самая настоящая ракета. Много чего будет.
Анна выдавила улыбку.
- Здравствуй, Гриша. Рада с тобой познакомиться. Мы все рады. Может, ты впустишь нас в дом?
Мальчик нахмурился.
- Ага, хитренькая какая! Я вас впущу, а вы мне плохо сделаете. Все люди злые и вы тоже.
- Нет, Гриша, нет! – мотнула головой Анна. – Обещаю, мы не причиним тебе вреда.
- Врёшь! – в его глазах блеснул гнев. – Вы злые, вы сломали моего полицейского и теперь он совсем испорчен!
- Но он ведь напал на нас.
- Полицейский делал то, что должен делать. Вы сами во всём виноваты. Вы такие же, как те плохие люди, от которых мы с мамой прятались и убегали.
Анна прижала ладонь к стеклу, во взгляде появилось сочувствие.
- Пожалуйста, Гриша, расскажи о тех плохих людях, - она явно пыталась наладить контакт.
Валентин глядел в окно с ненавистью, его ноздри вздувались, как у загнанной лошади. Фёдор словно бы ощутил, что бородач вот-вот сорвётся, начнёт орать, психовать, а потому поспешил пресечь этот порыв:
- Если хотя бы слово от тебя услышу, сильно пожалеешь. Уяснил?
- Угу, - буркнул Валентин, отвернувшись.
- Гриша, расскажи, что случилось с тобой и твоей мамой, - заискивающе попросила Анна.
Мальчик сердито служил руки на груди, поджал губы и это выглядело бы забавно, если бы не обстоятельства.
- Пожалуйста, - настаивала Анна.
- Ну ладно, расскажу, - Гриша расслабился, вынул из шкафчика чашку, поставил её на стол. – Мы с мамой особенные и поэтому злые люди хотели нас поймать, чтобы сделать больно. Мама сказала, что, если они нас поймают, то отвезут в страшное место, где будут втыкать в нас иголки, бить током, а потом распилят головы, чтобы изучить наши мозги. Мы постоянно убегали и прятались. Мама всё время искала дорогу сюда, в Бесконечный лес, но не могла найти. Она всегда знала про этот лес, видела его во сне. И про Рогатую Королеву знала.
Закипел чайник. Гриша положил в чашку чайный пакетик, залил кипятком. Потом достал из буфета банку варенья, плетёную корзиночку с печеньем и поставил всё это на стол.
Фёдор и Анна терпеливо ждали, а Валентин нервно переминался с ноги на ногу. Гриша сел за стол, пододвинул к себе чашку и продолжил:
- Мама всё-таки нашла дорогу. Но и злые люди нас нашли. Она толкнула меня на дорогу и закричала: «Беги, беги!» и я побежал, а мама… Я не знаю, что случилось, но пути назад уже не было, дверь закрылась. Мама там осталась, она не успела. Я долго, очень долго шёл в темноте. Страшно было и холодно. А потом я очутился в лесу, рядом с Королевой, - мальчик улыбнулся. – Она большая и красивая, у неё рога, как у оленя. Королева здесь самая главная, ей служат все лесные чудища.
Гриша подул в чашку, сделал глоток, съел ложку варенья и печенье. Было отчётливо слышно, как он чавкает и причмокивает, словно рядом с ним находился потайной микрофон, через который во внешний мир транслировались все звуки.
- Расскажи нам про Королеву, - не выдержал Фёдор. Он всей своей сутью ощущал, как ускользает время, секунда за секундой.
Допив чай, Гриша отнёс чашку в мойку, прошёл в гостиную, взял со стола большой альбом для рисования, открыл и с гордостью продемонстрировал красочную картинку.
- Вот она какая. Королева!
На листе была изображена женщина с длинными зелёными волосами, круглыми красными глазами и большими ветвистыми рогами. Мальчик определённо очень старался, рисуя её - уделил внимание и длинным ресницам, и ногтям, и узорам на платье.
- Королева хорошая, - заявил он с чувством. – Она всё для меня делает, всё, что пожелаю. Я захотел, чтобы у меня был свой город, и Королева его построила. Ну… не совсем ещё построила, пока только вокзал, но скоро здесь будет много чего. И люди. А то что это за город без людей?
Он открыл страницу, на которой были изображены здание с надписью «вокзал» и улыбающиеся человечки.
- Мы с мамой однажды были на таком вокзале. Я помню и дворника, и полицейского, и тётеньку, которая пирожки продавала. Мы купили у неё пирожки с повидлом и с мясом. Очень вкусные. А вы почему не кушали пирожки и мороженое?
Анна пожала плечами.
- Испугались.
Гриша махнул ладонью.
- Не бойтесь. Пирожки и мороженое самые настоящие и вкусные. Их сделала Королева. Она умеет делать всё. Скоро такой цирк мне построит! Самый лучший цирк в мире! И там будет очень много клоунов. Их Королева сюда на следующем поезде привезёт, как вас привезла. А ещё она построит колесо обозрения. Мы с мамой на таком катались, поднялись высоко-высоко…
Он продемонстрировал рисунок со зданием, на котором большими буквами было написано «ЦИРК», над зданием возвышалось колесо обозрения. А ещё на рисунке были клоуны. Очень много клоунов с красными носами и в разноцветной одежде.
- Получается, это Королева нас сюда привезла? – уточнила Анна.
- Конечно. Это ведь её поезд. Она вас выбрала, сказала, что все вы очень сильно устали и что здесь вам будет намного лучше.
- Но нам здесь не лучше, Гриша! Посмотри, что стало с остальными пассажирами. Они мертвы!
Мальчик швырнул альбом на стол, топнул ногой.
- Не надо так говорить! Они живые! Они ходят и разговаривают! И клоуны в моём цирке будут живые и весёлые!
- Нам страшно, Гриша! – усилила напор Анна. – Страшно и холодно. Уверена, те люди, что хотели поймать вас с мамой, очень злые, но мы ведь не сделали ничего плохого ни тебе, ни твоей маме.
Лицо мальчика покраснело, в глазах заклубилось что-то чёрное. Исподлобья глядя на Анну, он процедил:
- Все люди злые! Так мама говорила, а мама никогда меня не обманывала. Это вы врёте! Вы, вы!
Он снова топнул и пространство содрогнулось, словно при землетрясении. Посыпались сосульки с карниза вокзала, всколыхнулись ветви елей, освобождаясь от снежных шапок.
- Вы! Всё! Врёте! – голос Гриши был подобен громовому раскату, он уже не походил на детский.
Фёдору казалось, что, если мальчишка топнет ещё раз, земля расколется на части. Но нет, не топнул. Насупившись, Гриша сел за стол, раскрыл альбом на пустой странице, взял карандаш и начал рисовать, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
- Девять человек, - прошептал Валентин. Он зачерпнул ладонью снег и принялся его есть. – Я посчитал. На рисунке девять, а не десять. Где ещё один?
Фёдор и Анна вернулись к костру, подкинули в огонь обломки мебели. Разговор с Гришей дал ответы на многие вопросы, но не указал путь к спасению.
- Нам нужно как-то до него достучаться, - вздохнула Анна. – Это единственный вариант.
- Я всё слышу! – раздался голос мальчика. – Я даже слышу, как вы дышите и как бородатый дядька скрипит зубами. И не нужно стучаться, я всё равно дверь не открою.
Фёдору хотелось ответить ему резко, но вовремя осёкся: это только усугубило бы ситуацию.
Валентин расхаживал по площади, повторяя слова про девять человек на рисунке. Иногда он останавливался, сосредоточенно тёр пальцами виски, а затем снова начинал ходить и бормотать. Анна проследовала в здание вокзала, вышла с двумя пирожками, один из которых протянула Фёдору.
- Скажи, Гриша, - сказала она, - а мы точно не отравимся, если съедим эти пирожки?
- Не отравитесь, - холодно ответил мальчик. – Ешьте.
- Ты нас не обманываешь?
- Я всегда говорю только правду! Как мама!
- Это хорошо, - с готовностью похвалила Анна. – Это очень хорошо, что ты честный. И вовсе не злой. Был бы злой, как те люди, что охотились на тебя и твою маму, ты бы не предлагал нам пирожки. Я рада, что познакомилась с тобой.
Фёдор удивился её выдержки. Наверняка сейчас она боролась с негативными эмоциями, с гневом по отношению к жестокому ребёнку, из-за которого семь человек превратились в нежить. Боролась, но продолжала добиваться его расположения, терпеливо играя роль подлизы.
Анна решительно, будто доказывая, что полностью доверяет мальчику, откусила кусок от пирожка, прожевала, проглотила.
- Ух-ты! Очень вкусно, Гриша. С повидлом. Моя мама точь-в-точь такие же пирожки пекла.
Фёдор последовал её примеру. Да, действительно было вкусно, хотя с голодухи всё кажется изысканным деликатесом.
Анна доела пирожок, вытерла ладонью губы.
- А знаешь, Гриша, мы ведь с тобой похожи.
- Это как? – удивился мальчик.
- Меня в детстве тоже злые люди обижали. Я знаю, что это такое, когда все смотрят на тебя, как на урода. Я тоже была особенной и только мама меня защищала.
Фёдор был уверен, что всё это она выдумала. Для пользы дела. Оставалось лишь надеяться, что пацанёнок не почувствует фальшь.
- Я, как и ты, ненавижу злых людей, - продолжила Анна. – Очень хотелось бы, чтобы таких людей вообще не было.
- И я их ненавижу, - буркнул Гриша. – Когда-нибудь я стану таким сильным, что вернусь и всех их убью. Они будут ползать передо мной на коленях и просить прощения, но я их не прощу. Ни за что. Всех убью.
- Злые люди этого заслуживают, - вынужденно согласилась Анна. – Если бы мы могли вернуться в наш мир, мы тоже стали бы наказывать злых людей.
Фёдор напрягся, понимая, что она ступила на тонкий лёд. Гриша долго молчал, потом ответил:
- Вы это говорите, только для того, чтобы я вас отпустил. Я не глупый.
- Конечно же ты не глупый! – поспешила заверить Анна. – Ты чудесный умный мальчик. Просто… это несправедливо, что Королева выбрала нас. А знаешь, мы могли бы стать твоими солдатами в нашем мире. Что скажешь? Ты же хочешь, чтобы у тебя были свои собственные солдаты для борьбы со злом?
- Ну…, наверное, хочу, - заинтересовался Гриша.
- Ты об этом подумаешь? – губы Анны тронула улыбка. – Я тебе обещаю, мы станем хорошими солдатами, самыми лучшими!
- И я обещаю! – с пылом сказал Фёдор, ощущая, как разгорается искра надежды.
- Я подумаю, - отозвался мальчик. – Солдаты мне нужны.
Анна прижала палец к губам, давая Фёдору понять, что теперь лучше помалкивать, ведь даже одно неосторожное слово могло склонить чашу весов не туда, куда надо. Им оставалось лишь ждать, каков будет ответ Гриши. Ответ, от которого зависела жизнь.
Время шло. Фёдор и не подозревал, что ожидание может быть настолько тягостным. Так, пожалуй, чувствуют себя приговорённые к казни, робко надеющиеся, что в последний момент их помилуют.
Валентин подошёл к костру, сел на корточки, снова и снова повторяя:
- Девять… девять… девять… - судя по отстранённому взгляду, бородач полностью ушёл в себя. Он был похож на тех, кто уже стал частью этого места.
- Что-то мне ещё пирожков захотелось, - заявил Фёдор. Просто стоять и ждать ему стало невыносимо, ноги требовали разминки. – Пойду схожу.
Анна улыбнулась.
- Возьмите и мне один. С картошкой.
Фёдор отметил, что улыбка её была не вымученной, в ней ощущалась толика радости – радости человека, убеждённого, что весь этот кошмар скоро останется в прошлом. Анна верила. И ожидание ответа мальчишки её, похоже, не тяготило, потому что она не подпускала сомнений. Твёрдая вера в благополучный исход сквозила не только в улыбке, но и в глазах, в чертах лица.
Нежно коснувшись руки Анны, Фёдор проследовал в здание.
Тут было всё как прежде. Мёртвый полицейский вяло бодал стену, мёртвые женщины монотонно предлагали товар, мёртвый музыкант водил смычком по струнам. Местное население. Жуткие игрушки ненормального ребёнка. В голову вдруг просочился вопрос, который Фёдор старался не подпускать уже долгое время: а какую роль мальчишка уготовил ему?
Нет, ответа знать не хотелось.
Он взял пирожки и, мысленно повторяя: «Мы выживем. Мы выживем…», вышел на улицу.
Внутри у него всё похолодело, пирожки выпали из рук. Анна лежала возле костра. Валентин убегал в сторону платформы.
- Он злой, злой! – раздался голос Гриши. – Бородатый дядька злой!..
Фёдор бросился к Анне, упал перед ней на колени. Она хрипела, изо рта выплёскивалась кровь, в выпученных глазах горел вопрос: за что?! Из её шеи торчала сосулька, которая разорвала яремную вену.
- Девять! – выкрикнул Валентин, удаляясь. – Девять, девять! – он подбежал к дворнику, вырвал из его рук лопату, ударом ноги сломал её и помчался дальше, сжимая в кулаке обломок черенка.
Фёдор выдернул сосульку из шеи Анны, прижал ладонь к ране, тщетно пытаясь сдержать поток крови. На языке крутились слова: «Всё будет хорошо!» Но он не мог произнести их вслух, потому что это была ложь, потому что ничего хорошего, чёрт возьми, уже не будет! Анна умирала. Женщина, которая дала себе зарок бороться до конца, которая ни разу не утратила надежды, теперь умирала. Из всего, что произошло за последние сутки, это казалось Фёдору самым невероятным и самым чудовищным. Ему хотелось орать, выть от собственного бессилия, от невыносимого желания, чтобы время повернулось вспять хотя бы на несколько минут. Ну зачем он оставил Анну наедине с этим психом?! Зачем?!
Она приподняла голову и произнесла, захлёбываясь кровью:
- Живи.
На это ушли её последние силы. Веки закрылись, дыхание прекратилось. Фёдор поднял взгляд к небу, мысленно проклиная эти звёзды, весь этот мир. А потом накатила такая злость, что перед глазами встала красная пелена. Он поднялся, сжал кулаки и заорал:
- Убью, тварь!
- Убей, убей! – поддержал Гриша. – Я не хочу, чтобы бородатый остался последним и не хочу, чтобы он был в моём городе!
Резко выдыхая пар, Фёдор ринулся к платформе. В нём не осталось никаких эмоций, кроме ярости. Валентин должен сдохнуть – вот какая была теперь его единственная цель, перед которой меркло даже желание выжить. До боли в дёснах стиснув зубы, он стремительно пересёк площадь.
Валентин, дрожа всем телом, стоял на верхней ступени лестницы, ведущей на платформу. Перед собой он, как копьё, держал черенок лопаты.
- Я должен был это сделать! – его голос сорвался на фальцет. – На рисунке мальчишки девять человек, а где десятый?! А десятый здесь не останется, он выживет и уедет! Я десятый! Я! Прошу, дай мне тебя убить, я должен выжить!
Фёдор поднялся по ступеням, сжимая и разжимая кулаки. Он не раз задавался вопросом, хватило бы у него духа убить человека, если того потребуют обстоятельства. Теперь ответ был очевиден.
Валентин закричал и нанёс удар, затем ещё один. Фёдор не чувствовал боли, ярость поглощала её, делала неважной. Перехватив черенок, он выдернул его из рук бородача.
- Бей, бей! – вопил Гриша.
И Фёдор начал бить, со звериным оскалом глядя, как Валентин упал, как пытался уползти. Черенок сломался, в ход пошли ноги. Убийца Анны корчился на снегу, издавая жалобный скулёж и моля о пощаде. Но Фёдор слышал лишь стук крови в висках, вся вселенная для него сузилась до крошечного участка платформы. После мощного удара каблуком по горлу, Валентин дёрнулся и затих.
- Его больше нет! – выкрикнул Гриша. – Он сдох, и я не стану делать его жителем города!
Анна зашевелилась возле костра, неуклюже поднялась и побрела к дверям вокзала, оставляя за собой алые пятна на снегу. В её глазах жизни было меньше, чем в осколках льда.
Фёдор схватил Валентина за волосы, приволок к краю платформы и сбросил на рельсы перед локомотивом. Ярость начала отступать, сменяясь горечью и жуткой усталостью. В душе ширилась пустота. Теперь он понимал, что чувствовал Матвей, уходя по тропе навстречу гибели. Больше ничего не хотелось, даже спасения.
Сделав глубокий вдох, Фёдор опустился на колени, зачерпнул ладонями снег, погрузил в него разгорячённое лицо.
- Бородатый был прав, - сказал Гриша. – Последний должен сесть в поезд. Так с самого начала решила Королева. Она сказала, что самый сильный, тот, кто продержится до конца, сядет в поезд и уедет.
Фёдор отстранил ладони от лица и произнёс с грустью:
- Самой сильной была Анна. И самой достойной.
- Она не была, - возразил мальчик. – Она есть. Посмотри на неё, с ней всё хорошо.
Анна вышла из здания вокзала, пересекла площадь, поднялась на платформу и встала возле дверей третьего вагона. Ей шла железнодорожная форма, пусть даже пропитанная кровью выше груди.
- Это уже не она, парень, - вздохнул Фёдор. – Её здесь больше нет. Здесь нет никого, кто приехал на этой электричке. Тут только пустые оболочки и я.
- Мне не нравятся твои слова, - с обидой в голосе сказал Гриша. – Уезжай. Возьми билет в кассе и уезжай. А я буду ждать другой поезд, с людьми, которые станут клоунами.
Над лесом появилось бледное рассветное зарево. Погасли фонари. Фёдор встал и отправился к вокзалу.
Кассирша выдала ему билет, с которым он вернулся на платформу. Анна билет забрала, после чего открылись двери вагона.
- Скажи, Гриша, ты отпустил бы нас с Анной? – спросил Фёдор.
- Ты правда хочешь это знать?
- Нет. Пожалуй, нет.
Он зашёл в вагон, сел возле окна. Анна спустилась с платформы, вышла на площадь. Свою короткую роль она сыграла. Скоро к ней присоединились остальные пассажиры, даже безглазый полицейский умудрился выползти на улицу. Они выстроились в ряд – Варя, Матвей, кассирша, дворник, торговка пирожками, музыкант, Анна.
На крыльце дома показался Гриша. На нём были валенки, серое пальто с чёрным воротником и меховая шапка. Он спустился по ступеням, распростёр в разные стороны руки. В тот же миг всё вокруг задрожало, раздался глухой скрежет, словно в недрах земли заработали какие-то громадные механизмы. Противоположный от платформы большой участок леса просто-напросто растворился в стылом утреннем воздухе, как мираж. Вместо него материализовалось красивое здание с колоннами и вывеской «ЦИРК» над широкой фасадной лестницей.
Гриша взмахнул руками, будто дирижируя, и за зданием на фоне рассветного неба начало проявляться исполинское колесо обозрения. Слегка покачивались сотни красных кабинок, по контуру всей конструкции мигали разноцветные огоньки.
Теперь это место было готово к прибытию очередных пассажиров, к новому населению. Фёдор подумал, что Рогатая Королева наверняка уже выбрала кандидатов – тех, кто отчаялся, тех, кому скоро предстоит испытать дикий страх. И в живых среди них останется лишь один.
Как по команде губы мертвецов скривились в неестественных улыбках. Они подняли руки, принялись махать ладонями, прощаясь. Фёдор ощутил щемящую тоску, глаза защипало от слёз. Ему не хотелось смотреть на эти бездушные куклы, но он не в силах был отвести взгляд.
Электричка тронулась, превратив лежащее на рельсах тело Валентина в груду мяса и костей. За окнами замелькали заснеженные деревья. Прижавшись виском к холодному стеклу, Фёдор закрыл глаза. Он был уверен, что этот поезд не привезёт его в родной город. Впереди будут ещё станции, на которых придётся бороться за жизнь. Таков уж этот мир. Но он сделает всё, чтобы не погибнуть. Анна сказала ему: «живи» и он будет жить.
За неё.
За всех, кто сгинул на первой станции.