Женщина в любви. Нина Грин

Наталья Приходько
Нина Николаевна Грин жена русского советского писателя и поэта Александра Грина, автора феерии «Алые паруса». Именно она стала прототипом героини Ассоль.

Родилась  Нина 11 октября 1894 года. Отец – Николай Сергеевич Миронов был банковским служащим, мама – Ольга Алексеевна -  занималась семьей, у Нины было два младших брата. Семья часто переезжала, но тем не менее Нина окончила гимназию  с золотой медалью и  поступила в 1914 году на Бестужевские курсы в Петербурге.
Там же она встретила свою первую любовь. Её избранником стал студент юридического факультета  Сергей Коротков. В 1915 году молодые люди поженились, но счастье их не было долгим – муж оказался ревнивцем, что омрачало жизнь. Шла Первая мировая война. Окончив два курса Нина пошла работать в госпиталь,  а Сергея  мобилизовали в армию и в 1916 году он погиб. 

В 1918 году, работая машинисткой в газете «Петроградское эхо» Нина впервые увидела Александра Грина. Умненькая красивая смешливая девушка обратила на себя внимание писателя. 1918 год был для Нины тяжелым – умер отец, сама Нина заболела тифом и мама отправила её к родственникам в Подмосковье. Перед отъездом они встретились  у памятника «Стерегущему», и Грин подарил ей свои скромные стихи:

Когда, одинокий, я мрачен и тих,
Скользит неглубокий подавленный стих,
Нет счастья и радости в нем,
Глубокая ночь за окном…
Кто вас раз увидел, тому не забыть,
Как надо любить.
И вы, дорогая, являетесь мне,
Как солнечный зайчик на темной стене.
Угасли надежды. Я вечно один,
Но все-таки ваш паладин.

Грин обещал навестить её. Нина Николаевна позже вспоминала, что тогда не придала особого значения этой встрече и этому стихотворению.  Обещание навестить Грин не сдержал, так как был призван в Красную Армию. Вскоре заболел тифом и был отправлен на излечение в Боткинские бараки.

 В 1921 году девушка вернулись в Петроград, где устроилась  работать медсестрой  в сыпно-тифозный барак.
В январе 1921 года Нина возвращалась из райсовета, расстроенная тем, что  получила отказ на прошение о выдаче ордера на обувь. Она шла по Невскому в драных ботах и встретила Александра Грина. Они узнали друг друга. Нина Николаевна вспоминала, что Грин походил на католического пастера: «Длинный, худой, в узком черном, с поднятым воротником, пальто, в высокой черной меховой шапке, с очень бледным, тоже узким лицом и узким… извилистым носом». . «Необходимо было каждому из нас отмучиться отдельно, – писала Нина Николаевна, – чтобы острее почувствовать одиночество и усталость. А встретились случайно снова, и души запели в унисон». Он тут же выпалил: «Я не хочу, чтобы вы снова пропали. Не поленитесь, зайдите ко мне в свободную минуту»», и когда прощался,  дал адрес «Дома искусств», в котором проживал.  Нина вскоре забежала к нему на минуту, потом ещё и ещё… Ей было 27 лет, а Грину 41 год. За его плечами был неудачный брак, много романов, темное прошлое и дурная слава, о чем ей регулярно доносили знакомые; и о том что он влюблён в литературного секретаря Марию Алонкину.
Грин всегда ждал ее прихода Нины, но если вдруг она не заставала его дома, то  находила в его комнате  лакомства, букетик цветов и записку с извинениями и просьбой подождать его. О его нежных чувствах к Нине говорит стихотворение той поры:

Дверь закрыта, лампа зажжена,
Вечером ко мне придёт она,
Больше нет бесцельных, тусклых дней,
Я сижу и думаю о ней.

В этот день она даст руку мне,
Доверяясь тихо и вполне.
Страшный мир свирепствует вокруг.
Приходи, прекрасный, милый друг.

Приходи! Я жду тебя давно.
Было так уныло и темно,
Но настала зимняя весна.
Лёгкий стук... Пришла моя жена.
Пять, и шесть... и восемь лет пройдёт,
А она, такая же, войдёт,
И такой же точно буду я... Хорошо, любимая моя.

5 марта 1921 года Грин сделал предложение Нине стать его женой. В дневнике она написала «не было противно думать о нём». Она рассуждала так: «Я согласилась. Не потому, что любила его в то время, а потому, что чувствовала себя безмерно усталой и одинокой, мне нужен был защитник, опора души моей. Александр Степанович – немолодой, несколько старинно-церемонный, немного суровый, как мне казалось, похожий в своем черном сюртуке на пастора, соответствовал моему представлению о защитнике. Кроме того, мне очень нравились его рассказы, и в глубине души лежали его простые и нежные стихи».


8 марта 1921 года Нина осталась у Грина. Она вспоминала: «Он не однажды вспоминал ту минуту, когда мы с ним впервые остались вдвоем и я, лежа рядом, стала обертывать и закрывать его одеялом с той стороны, которая была не рядом со мной. “Я, – говорил Александр Степанович, – вдруг почувствовал, что благодарная нежность заполнила все мое существо, я закрыл глаза, чтобы сдержать неожиданно подступавшие слезы, и подумал: Бог мой, дай мне силы сберечь ее…».
20 мая Грин привел Нину  в учреждение, на одной из комнат было написано ЗАГС, но Нине Николаевне это   сокращённое название ничего не говорило. В комнате, взяв Нину за руку, Грин признался: «Ниночка, друг мой, не сердись на меня. Я привёл тебя туда, где записывают браки... Для моей души необходимо, чтобы брак наш был оформлен, и я сердцем прошу тебя: не откажи мне в этом. Ни¬когда, ни в чём я тебя неволить не буду, верь мне. Подойдём к этой женщине и оформим нашу близость. Потом я скажу тебе все хорошие и нежные слова, на коле¬нях попрошу прощения, что обманом за¬вёл тебя сюда». Нина Николаевна, не смогла обидеть его отказом.  На обратном пути Александр Степанович извинялся за свой обман.
Они дошли до церкви Благовещенья у Конногвардейского бульвара, обошли её вокруг и поцеловали иконки на её фасаде.
Это было их венчание.

По большому счету, они женились не  по любви, но каким-то чудесным образом  сразу после женитьбы в их сердцах родилась любовь. В мае 1921 года он писал ей: «Я счастлив, Ниночка, как только можно быть счастливым на земле…Милая моя, ты так скоро успела развести в моем сердце свой хорошенький садик, с синими, голубыми и лиловыми цветочками. Люблю тебя больше жизни». А  24 сентября, Нина пишет мужу: «Сашечка! Милый...  Если я заболею и умру - при нехорошем сердце это бывает, - помни, голубчик, что я любила тебя так, как только может любить человеческое сердце, и чувствовала всегда твою нежную ласковую любовь... Целую тебя... Не смейся - я от любви пишу»...
Феерию  «Алые паруса» Грин начал писать в 1916 году, а заканчивал будучи уже женатым на Нине Николаевне.  И посвятил эту повесть-феерию жене.  В посвящении написано: «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает  Автор ПБГ, 23 ноября 1922 г.»


Грина начали часто издавать, появились деньги и 1924 году они поехали в путешествие  в Крым. Вначале в Севастополь – его любимый Зурбаган, место событий многих его рассказов - город его молодости, где Грин,  будучи эсером, был впервые арестован за революционную пропаганду. Из Севастополя отправились в Балаклаву, а оттуда на пароходе - в Ялту.  Крым покорил их своими красотами, и Нина Николаевна настояла на переезде, тайне надеясь, что на новом месте муж избавиться от пристрастия к спиртному.

 Они купили четырехкомнатную квартиру в Феодосии, на улице Галерейной, где стали жить вместе с матерью Нины Николаевны Ольгой Алексеевной Мироновой. «В этой квартире мы прожили четыре хороших ласковых года», – вспоминала много позднее Нина Николаевна.

Грин много работал по ночам. Пил чай и  беспрерывно курил, роняя пепел и бросая окурки.  Жене он не разрешал убирать в кабинете, чтобы она не перетруждалась. А Нина рано поутру, когда муж отправлялся спать, открывала окна для проветривания, вымывала до блеска пол, а потом бросала окурки  в меньшем количестве, чтобы он не заметил, что она потрудилась. Что вы хотите?! Это же Любовь!

Пристрастие к алкоголю мучило Александра Степановича, но совсем избавиться от тяги к бутылке он не мог.
Понимал, что обижает Нину Николаевну, огорчает ту единственную дорогую ему женщину, которая «для жизни светлой создана».
В от¬чаянии молился, прося Господа со¬хранить так нежданно выпавшее ему счастье, сохранить его любовь:

«Люблю её, о, Господи, прости!
Ты дал мне сам любовь святую,
так со¬храни её и защити,
раз сделать так сам не могу я.
Мне не о чем тебя теперь просить,
лишь чуда разве в об¬разе любимой,
чтоб помогла разрушенному жить,
хотя бы в боли нестерпимой.
Её люблю, люблю - и это всё,
что есть во мне сильнее наказанья,
прими, о, Господи, проклятие моё,
мне посланное в день страданья!
Сними его, не поздно ведь ещё,
моё желание исправиться огромно,
хотя и то моление моё,
как  неуместное, нескромно.
О чём просить? Чего я заслужил?
Презренья только заслужил я,
но видит Бог, я, Господи, любил
и верным даже в мыслях был я.
Её люблю я, так люблю давно,
как снилось мне ещё ребёнком,
что с этакой любовью суждено
мне жизнь узнать родной и звонкой.
Спаси её, спаси её, мой Бог,
избавь её от злых людей и бедствий,
тогда я буду знать, что ты помог
моей душе в лихую ночь молебствий.
Спаси её, я об одном прошу,
о малом дитятке твоём родимом,
о солнышке усталеньком твоём,
о ненаглядном и любимом».

В конце 1920-х   Александра Грина неожиданно перестали печатать.
В 1930 году из-за нехватки денег они переехали из Феодосии в Старый Крым, где Нина купила саманный домик, продав золотые часики, подарок мужа. Жизнь была в Старом Крыму дешевле, но  все же  приходилось вещи обменивать на продукты. Нина Николаевна вязала  вместе с матерью платки, береты и сбывала их на рынке и по окрестным деревням за мизерную цену. На  хлеб хватало. Вернувшись с рынка, уставшая, но довольная, она говорила, что удачно обменяла вещи.
Диалог супругов:  «Потерпим, Нинуша? Потерпим, Сашенька. Ты прав».

Вот письмо Грина другу от 1931 года: «У нас нет ни керосина, ни чая, ни сахара, ни табаку, ни масла, ни мяса. У нас есть 300 гр. отвратительного мешаного полусырого хлеба, обвислый лук и маленькие горькие, как хина, огурцы с неудавшегося огородика. Ни о какой работе говорить не приходится. Я с трудом волоку по двору ноги...». Он обратился в Союз писателей СССР с просьбой о помощи, но член правления писателей Лидия Сейфуллина  высказалась по на правлении: «Грин - наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким! Ни одной копейки принципиально!..» Вернувшись из Москвы, Грин сказал жене: «Амба! Больше печатать не будут».
В 1932 году у  Грина был диагностирован рак. Он принял это без ропота  с христианской кротостью. За два дня до смерти он попросил, чтобы пришел священник для последней исповеди.  Жене он сказал: «…нет у меня зла и ненависти ни к одному человеку на свете, я понимаю людей и не обижаюсь на них. Грехов же в моей жизни много, и самый тяжкий из них – распутство, и я прошу Бога отпустить его мне». Умер Александр Степанович утром 8 июля 1932 года, на 52-м году жизни, от рака желудка. Похороны состоялись на следующий день. «Я думала, что провожать буду только я да мама, – вспоминала Нина Николаевна. – А провожало человек 200, читателей и людей, просто жалевших его за муки. Те же, кто боялся присоединиться к церковной процессии, большими толпами стояли на всех углах пути до церкви. Так что провожал весь город». Никто из писателей на похороны не приехал.  Через два года Мариэтта  Шагинян приехала в Крым посмотреть, где жил и умер  Грин. Выйдя из домика Шагинян вдруг разрыдалась: «Мне больно видеть, - сказала она Нине, - как бедно жил Грин, даже пол в доме земляной».
Спустя год после его смерти Нина Николаевна выразила свои горестные чувства в стихотворении:
Ты ушёл... Сначала незаметным
Показался мне тяжёлый твой уход.
Тело отдыхало, а душа молчала.
Горе, не терзая, думалось, пройдёт.

Но шли дни, и сердце заболело
Острою мучительной тоской.
Мне хотелось, сбросив тяжесть тела,
Быть всегда, мой милый друг, с тобой...
Нет тебя, и нет сиянья счастья,
Нет горенья творческих минут.
На земле осталось только тело.
Жадное до жизни, наслажденья
И ничтожное в своих желаньях...
Ты ушёл, и нет тебя со мною,
Но душа моя, мой милый друг, всегда с тобою.

В 1934 году Нина Николаевна вышла замуж за феодосийского врача-фтизиатра Петра Ивановича Нанина, лечившего Александра Грина. Брак продлился несколько лет и распался. Нина Николаевна с матерью осталась жить в Старом Крыму, трудилась медсестрой и начала работу по увековечиванию памяти Александра Грина.  Ей удалось издать сборник рассказов Грина «Фантастические новеллы», на полученный гонорар возвела жилой дом на ранее приобретенном участке земли 20 соток, а саманный дом Грина стал частным музеем.

28 октября 1941 началась оккупация Крыма  немецкими войсками.  Ей удалось устроиться сначала корректором в типографию, а затем – редактором «Официального бюллетеня Старо-Крымского района», где публиковались антисоветские статьи. Позже во время допросов Нина Грин признала свою вину и объяснила свои действия следующим образом: «Должность заведующей типографией мне предложили в горуправе, и я на это согласилась, так как в это время у меня было тяжелое материальное положение. Выехать из Крыма, т. е. эвакуироваться, я не могла, так как у меня была старая больная мать и у меня были приступы грудной жабы. Выехала я в Германию в январе 1944 г., боясь ответственности за то, что работала редактором. В Германии я работала вначале рабочей, а затем медсестрой лагеря. Я виновной себя признаю полностью во всем». Нина Николаевна  попала в сложную ситуацию, как и тысячи других людей, оказавшихся на оккупированных территориях, в плену или на принудительных работах в Германии.  Изменницей родине назвать её нельзя хотя бы потому, что еще в 1943 г. она спасла жизни 13 арестованных, обреченных на расстрел, но этот факт не учли. Суд приговорил ей к десяти годам лагерей  «коллаборационизм и измену Родине» с конфискацией имущества.

В 1955 году вышла на свободу по амнистии (реабилитирована в 1997 году) и вернулась в Старый Крым, где с трудом отыскала заброшенную могилу мужа.  Саманную хижину, где умер Александр Грин, и Нина Николаевна хотела открыть музей писателя, присвоил 1-й секретарь Старо-Крымского горкома партии  и устроил в ней сарай для личных коров и кур. Он поднял против Нины весь район, даже местные мальчишки, когда она приезжала хлопотать о музее, бегали за ней и кричали:   — Фашистка! Шпионка!
 «Она шла, не ускоряя шаг, глядя прямо перед собой, - вспоминала свидетельница. - Я выбегала из дома, разгоняла ребят, стыдила их, даже плакала. Один раз, когда я расплакалась, Нина Николаевна сказала:  — Ну что ты, девочка, они ведь не виноваты. Их научили...

В августе 1960 года открыла музей Грина и там прожила последние десять лет своей жизни и закончила книгу воспоминаний.

Нина Николаевна Грин скончалась 27 сентября 1970 года.
Похоронить себя она завещала рядом с мужем, но по приказу  местного партийного начальства супругу писателя похоронили в другом конце кладбища. 

Грин научил Нину верить в чудеса:  «Здравствуй, Ассоль! – скажет он. – Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет все, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали».

23 октября 1971 года, в день рождения Нины Николаевны, шестеро её друзей ночью перезахоронили гроб в могилу мужа.
Чудо воссоединения   любящих сердец свершилось.