ГЛАВА X
"Внутри молельной крутило дымным пламенем. Прыгали, метались, огнем охваченные люди. Огонь бил из-под пола. Солдаты, сняв треуголки, крестились, от нестерпимого жара, пятившись назад. Никого спасти было нельзя. От запапаха жереного мяса некуда было деваться...".
Сотрясалась Россия под реформами государя Петра Алексеевича. Безжалостно крушил он старые формы, силой искоренял былые понятия, изламывал вековые устои. Потому была великая сила у чинушей его , а оттого и мздоимство и воровство раслодилось уже в государственном размахе. Сильный вытряхивал душу из простого человека, пользуясь государевым указом. Нужно было государю Петру флот строить, а с методами для той цели он не считался и вовсе. Силой сгонял он народ на верфи под Архангельск, срывая с насиженных мест, на каторжный труд. Потому и сопротивление реформам государя большое сопротивление встречало среди простово народа, потерявшего ныне все права свои. Вся Россия противилась нововведениям тупым и темным упрямством, веками взрощенным в поколеньях. Грабили и разбивали обозы на дорогах, жгли и ломали заставы с мастерскими, да все ножи с топорами на государвых людей точили. Много народу бежало от кровожаждущих без закона и жалости в дикую глушь, подальше от антихристого правления. Быль заменяли сказки и суеверия, верили что во Христа, что в домового с лешим и прочую нечисть воедино. Большую власть возимели суровые старцы-раскольники, к которым ходили молиться заместо церкви. «В мире антихрист, — говорили им старцы, — одни те спасутся, кто убежал от царя и патриарха".
По приказу Петра отправлялись и в эту глушь солдаты, чтобы отыскивать неповинующихся и силой забирать. Вел государь сильную борьбу с противниками своими и до нешуточного дело доходило часто: и пороли и вешали особо ярых на глазах у всех. Да ещё больше злобились люди на то, смертным страхом ненавидя дело государево. И нередко при приближении солдат бежали с деревень мужики и бабы, бросая все, лишь детей прихватив с собой. Собирались у старца-раскольника под защитой, и, чтоб не даться в руки, сжигались в избе или в церкви, с жуткими криками и диким пением...
Солнце нестерпимо резало глаза, отражаясь от снега. Безветрено было вокруг и прозрачно-чисто. Лютовал мороз в поле, трещал в лесу деревьями, мелкие реки до самого дна вымораживая. Выедал лица дыханием своим, инеем оседал от дыхания на усах и бородах, деревянил пальцы под рукавицами. Скалясь частоколом, стоял недалече от застывшего леса острог. Пусто и безлюдно было вокруг, только часовой виднелся на башне- шапка надвинута, укутанный до глаз и ворот наглухо поднят. Возле острога так же ни души, только следов много: человеческих ног, конских копыт, да санных полозьев. И ворота затворены. А подле острога яма глубокая в снегу чернела, куда сажали приговоренных на смерть мученическую...
Вышли по ту пору из лесу два мужика, да поплотнее запахиваясь в армяки свои, проваливаясь ежечасно в глубокий снег, двинулись к острогу. Без оружия были мужики: ни ножей ни топоров не было у них при себе, и шагали они явно не без страха от дерзости своей. Осторожно смотря на часового, шли мужики к острогу скорым шагом. Да, скорее всего, и не видел их солдат- совсем, очевидно на посту своем закоченел, да только поскорее смениться и мечтал...
Остановились мужики возле ямы глубокой, да уставились вниз. Пуста былы яма, лишь из-под снега виднелась цепь оборванная и оржавленная из земли торчавшая.
Гляди, Егор- сказал тот, что постарше был, да повыше ростом: Здесь сидел святой старец Нектарий, в молитвах своих денно и ночно за грехи наши молясь.
А за что его обрекли на муки такие?- с благовейным шопотом спросил тощий, низкорослый Егор с жиденькой, длинной бороденкой, воровато оглядываясь по сторонам: Слыхал я, Савелий, будто врагом государевым прослыл сей Нектарий.
Обладал старец силою великой, да спасал души заблудшие от царствия зверя. Шли к нему люди с дальних губерней, защиты прося от власти Антихристого, да самодурства слуг его порочных. И всех принимал он: И баб, и мужиков, и детей малолетних, и грешных и убогих- всех призревал и под защиту свою святую словно пастырь стадо брал. Одевал Нектарий мантию свою, запирал он страждущих в обителях, да стенах святых и пел молитвы праведные, когда слуги Антихристовы двери ломали, дабы по души человеческие вовнутрь вломиться. А опосля в пламене всеочищающем возносил он на небеса прямо в Царствие Божье, и ангелы спускались по ту пору прямо к нему и радовались. И сгорали в огне том тела людские вместе с грехами ихними и возлетали души их очищенные в вечную жизнь! Так и оставался зверь ненасытный ни с чем. А старец святой невридимым из пламени выходил, да шел дальше миссию свою великую выполнять. Гонялись за ним слуги Антихристовы по пятам, да все никак не поймать им его было- крепко защищал Господь его силой своей. Но схватили Нектария в итоге своем предатели-племя Иудино, и нечистым выдали. Бросили святого старца в яму глубокую на смерть лютую, да обозрение всеобщее, как Иисуса в терновом венке, так и Нектария в мантии его. Ходили вкруг ямы сей зубоскалы разные и в мученника грязью да камнями швыряли. Но и там не оставили старца святого сила его несокрушимая и вера праведная. Не поддался он ни соблазнам, ни малодушию, лишь молился денно и ночно Господу о спасении нас грешных из пут дьявольских. Так и помер святой старец на семнадцатый день, бросили тело его в яму беззвестную и закопали будто пса. А сию яму в назидание другим оставили-глядите, мол, что с тем будет, кто царствию Антихриству противиться вздумает. Вот только помнит народ святых своих негласно. Посему и ходят сюда люди, дабы землицы святой набрать с того места, где мученник сей свои дни закончил, да на небеса прямо отсюда и вознесся...
Господи, упокой душу его безгрешную- перекрестился Егор.
Зачерпнуть надобно землицы снизу - ответил Савелий, оглядывая склоны и ища место, где удобнее было бы спуститься: Ибо свята она стала. Да защитит в час недобрый святой старец Нектарий нас от руки Петра-Антихриста.
Это про что вы речи, варнаки ведете?- загремел неожиданно за их спинами грозный голос: Слова противные произносите?
Обрернулись мужики и обомлели в страхе. Стоял перед ними высокий человек в мундире поручика, с громадными усами. И откуда он только появился- не было же вокруг ни души. Замер Савелий, в ужасе на месте осев, а Егор хотел было драпануть с испуга, да окружили их как из под земли выросшие солдаты-преображенцы не меньше десятка душ и штыки нацелили.
"Ну все, пропали..."-мелькнула в голове у Егора, да дал поручик солдатам своим команду и отступили они. А потом подошел к ним и негромко несколько слов сказал, после чего закинули солдаты ружья на плечи, да дальше пошли, оставив мужиков с поручиком одним. Те от страха лишь стояли, зажмурившись, да глаза открыть боялись.
Закурил поручик трубку свою, да сказал спокойно уже: Не бойтесь, мужики, не трону я вас. Послушайте, лучше что скажу я вам сейчас, ибо вижу я, что и сами вы по темноте своей, да простоте душевной не знаете кого святым возомнили, баб базарных только слушая, да юродов всяческих шипение. Кои науки всяческой, равно как и умения разного сторонятся как черт ладана. А сами как звери живут в темноте невежества своего, прочих слепыми делая...
Помолчал некоторое время поручик и узрев, что слушают его мужики, продолжил, трубкой попыхивая.
Не по наслышке зная я старца сего, ибо и сам когда-то так же как и вы сейчас веру слепую в его святость имел да за непогрешного чудотворца и в самом деле почитал.
Обманом заманивал к себе мужиков, баб да детишек малолетних вместе с ними, обещая в царствие небесное увести. И смерти лютой придавал, паля заживо без жалости всякой. А сам, подлец тайным лазом из огня уходил по ту пору. Так на темноте людской и играл он из себя святого человека божьего, якобы о душах людских пекущегося, а на самом деле себе величия воздававшего. А люди по темноте своей и слушались его, словно овцы и чинил он беззаконие свое, сколь повадно ему было! Первым государевым врагом стал, столько народу погубил, чиня препятствия делу его.
Слушали мужики поручика, да веры в его слова не было у них, лишь боязнь одна, да и только.
Посему и издал указ государь дабы отлавливать юродов разных и в застенке пороть плетьми нещадно, пока в разумление от меры сей не придут.-продолжил поручик: А раскольников, сынов собачьих, да попов, что супротив государева дела народ мутят, на дыбах да колесах растягивать. И подпевалам ихним, да тем кто речам их внимает истово- ноздри рвать, да на каторжные работы ссылать без всякой жалости!
Сдать должен я вас, закону согласно в Преображенский приказ, князю Федору Юрьевичу Ромодановскому в руки, как говоривших слова противные про государя нашего Петра Алексеевича...
Вздрогнули мужики при упоминании князя-кесарево имени, да еще больше съежились, будто прямо здесь уж бичевать их начнут. Но продолжил говорить поручик, продолжая на яму смотреть взглядом злым.
Да делать этого не стану потому лишь, что сам некогда дураком слепым вроде вас был и в услужении сего пса находился доброй воле своей. -продолжил поручик: И лишь милосердием своим Господь, да товарищ Федька, коего кликали Умойся Грязью, выручили меня, глупого из беды той...
Искал я по ту пору покоя душе своей измученной и надоумили меня люди знающие к старичку одному в раскольники податься. А я, дурак и рад был тишины да покоя для души найти. Однако же только мучения и претерпел по ту пору. Голодом морил меня старец Нектарий по несколько дней сряду нарочисто, сам так же пищи не употребляя. Хотя стояла там у нас целая кадушка с медом- попробуй я тронь её только. Даже когда старца рядом не было-и то в мыслях не допускал хоть ложку откушать, настоль запугал меня он. А товарища моего Федьку Нектарий и вовсе как собаку на цепи держал, приговаривая, что бесы в нем живут. Хирел я, да вскоре еле на ногах стоять стал, а он все огурцом был, да утверждал, что Силой Господней держиться. А как-то ночью увидал я его, что мед он жрал втихомолку, пока никто не зрил. Сказал я ему как-то раз о сием, так напустился старец Нектарий на меня: за волосы таскал, бил нещадно да все прочь от себя в царствие Антихристово выгнать грозился. И приговаривал: "Не меня, щенок видел ты тогда, а беса!". И прав был. Ибо не человек он есть, а всамделишний бес. Вот тогда-то и пришло сомнение у меня в праведности старца сего, стал я Федьку, коего сначала безумным считал, слушать начал. Надоумил Федька меня бежать, как раз когда старец сей вновь народ к нему пришедший запер в церкви деревянной на вознесение. Надел, подлец мантию свою, да увещал, дабы видел над церковью ангелов Божьих к ним спускающихся! Собрал, мерзавец, мужиков, баб, да детишек малых и зажег всех разом. Ломились солдаты государевы в молельню, дабы спасти людей от смерти лютой, а мы по ту пору с другой стороны оттуда выбрались, прежде чем полыхнуло все ярким пламенем. Много криков было, долго мучились, бедолаги те, в пламени погибая...
Замолчал ненадолго поручик, пуская дым, а потом продолжил вновь: Затаились мы, а потом, когда поутихло все- глядь, зашевелился сугроб в одном месте, откинулась тайная крышка и вылезает старец Нектарий оттуда как был в мантии своей на которую полушубок надел. Выбрался, паразит проклятый, из огня тайным ходом, да уйти втихомолку жаждал. Не ждал, поганец, нас вновь увидеть- думал, что горели мы там с другими вместе. Ан, нет! Хотел он тикать было, да цапали его под белы руки и поручику прямо приволоки. Плевался Нектарий, шипел да проклятьями грозился. Однако отгулял он свое- швырнули его в яму глубокую как зверя дикого всем на обозренье и другим в пример. И здесь смутьян никак уняться не желал- все проклятьями посыпал, да калом кидался. Пока не подохла змея сия скоту подобно...
Молчали мужики, понуря головы, слушали поручика. Врет, собака ведь, соловьем заливается, дабы добреньким прикинуться, а сам только и ждет того, как расчувствуются мужики, песням его поверив, да ляпнут что нибудь ненадобное, после чего он их тепленькими прямо в приказ и отправит.
Вот беда- подумал Егор с досадой тоскливой: Зачем послушал только сего пустозвона Савелия, да притащился с ним сюда. Мало ли святых всяческих, окромя Нектария энтого на свете есть. Все, отгулял свое, теперь-амба. Вырвут ноздри, клеймо на лоб поставят и отправят на болото гнило- Петшербург этот поганый строит..
И удивлен был до изумления, когда выбил поручик трубу свою о голенище, да в карман убрав, кашлянул и сказал: Идите с Богом, мужики. Отпускаю я вас сейчас. В другой раз попадетесь- на себя пеняйте!
Испугались мужики сначала, ушам своим не поверя, да подвоха ожидая на месте замерли. Но молчал поручик, продолжая на яму смотреть, а на мужиков и не глядел даже. А потом обернулся и крикнул зло: Чего столбами встали, дурни! Али ждете пока ещё кто подойдет, да повяжет вас?!
Скажи, как зовут тебя, служивый!- робко сказал Савелий: За кого, сердечный молиться нам?
Андрей Голиков я. Отрекся я от учения пса сего смердячего и на верную службу Петру Алексеевичу пошел. А опосля в поручики был произведен и верой и правдой служу государству Российскому. А молитесь, мужики за товарища моего, коего кличут Федька Умойся Грязью. Свершил убийство он и на каторгу за деяние сие попал...
Ну ступайте с Богом...
И повернувшись, медленно пошел прочь.
Некоторое время ещё смотрели ему мужики вослед, все ещё не веря счастью своему, а потом развернулись и дунули прочь во все лопатки. Усмехнулся только Голиков, гляд им вслед.
Пошто варнаков отпустил?!- подошел к нему сзади хмурый сержант: Али указ забыл? Ловить приспешников да пособников святош сих на месте, да в приказ для следствия отправлять не медлячи?!
Не по чину разговор свой, Еким ведешь- ответил Голиков на то: Али табель о рангах позапамятовал?
Не о себе, дурья башка речь веду- ответил Еким: О тебе пекусь. Мне то, что до сего. А ежели узнает кто, да Ромодановскому донесет. Сам же в приказ и отправишься как пособник. Вот и будет тебе, дураку тогда твой табель о рангах. Али сам молельню ту запамятовал. Где бы ты был сейчас, ежели Боровкин по ту пору не подошел. Он тебя потом под крыло свое взял, инпаче загремел бы ты сместе в Федькой своим...
Государеву делу я служу верно-ответил Голиков: Ежели взял бы я сейчас дураков этих, да в приказ отправил, что бы толку с сего было? Ну пороли бы их, ну в Сибирь отправили. А думаешь от этого перестали бы святошу Нектария почитать? Как бы ни так! Ещё больше бы стали ходить сюда, да поклоняться. Не посей Федька по ту пору сомнения в душе моей, так бы и верил я псу этому лживому, да святость его почитал и изжарился бы с остальными. В этом то и сила ихняя-что слепо верит народ и их чудодейственность, а государевых дел сознать не может, посему и Антихристом мнят. Нет, Еким, одной силой здесь не управишься, тут надо и умом поступать.
Да нешто с этих двух толку выйдет- ответил Еким: Сейчас они кланяться тебе до земли будут, а опосля опять слугой Антихристовым обзовут.
Нет, Еким- возвразил Голиков: Кабы на себе я то не испытал, то и не делал бы так. Что отпустил я их, то в диковину им и стало. Стало быть, значит и в словах моих прада есть. А коли так, то уже и в умах иних сомнение забрезжит в непорочности своего святоши Нектария. Да, прав ты с двоих тех толку немного станет. Но коли больше их будет, то вскорости и прозревать народ потихоньку начнет, кого святыми себе сделал. Вот тогда-то и опрокинем мы этих Нектариев как турков под Азовом...
Ну, дай Боже, коли так выйдет- ответил Еким, промолчав: Бровкину я донесу по поводу сего. Ты уж сам пред ним выкручивайся как знаешь. Лучше я сейчас да Бровкину, чем другой кто, потом прознав, да Ромодановскому сразу. Бровкин то Меньшикову скажет, а тот и до государя доведет. Может, статься и одобрят тебя. А Ромодановский то сам знаешь долго думать не будет- он на разбор быстр.
Не решишь, Еким дело сиё одной лишь силушкой. Тут и умом действовать надобно - ответил Голиков: Хотя и Федор Юрьевич тоже отчасти прав тут. Ибо издавна только огнем от чумы и очищают! Дурную траву да с корнем вон!
И длинной слюной плюнул он прямо в глубокую яму...