У моего народа не стало слёз.
Мы стали циничными. Мы листаем карусель новостей.
И в фото- отчетах видим человеческие смерти, но не видим за ними людей.
Мы дрожим за свою шкуру.
Это максимально противно.
Мы плачем от жалости к себе и от собственной слабости. Мы сливаемся с чьим -то горем.
Мы раздражается гневом, на тех, кто рядом. Мы бросаем стариков и собак на произвол судьбы, а сами прячемся в безопасных местах. Мы привыкаем опускать свою совесть на самое дно души. Где и лежим под стенкой на полу в надежде, что пронесёт.
Мы хотим совершить подвиг. Мы боремся с собой, но не готовы умереть. Не готовы оставить место у стены, и одеяло, и кипяток с вареньем.
Мы молимся, что б все закончилось. Чтобы страх не давил на нас, но мы не молимся, чтобы стать чище, и терпимее, и человечней, и милосерднее.
Горе других пронзает нас . И мы плачем.
А ведь это Бог переплавляет нас.
И мы можем либо очиститься от всего подлого, что было в нас, а мы не знали, либо продолжать жаться к стене, шепча молитвы, закрывая глаза и уши, чтобы не слышать дрожь земли.
18-й день войны. Харьков.