Геракл и Любава
Вступление
Вспоминала мифы Древней Греции, которыми зачитывалась в детстве. Но только недавно поняла, насколько мне жаль Геракла. Я - невероятный любитель хеппи-эндов, и часто мысленно переписываю сценарии так, чтобы получился счастливый финал. То же самое и в этом произведении. Кроме того, в детстве я читала мифы в книге Веры Смирновой "Герои Эллады". Для меня это лучшая версия мифов о Геракле, в первую очередь потому, что там не написано о безумии Геракла и убийстве им собственных детей. Все гораздо логичней -- он пошел к Еврисфею, сделав выбор в пользу жизни,наполненной подвигами. Ибо после попытки убийства я сомневаюсь, что Иолай захотел бы его сопровождать. Впрочем, об этом упомянуто в самом произведении. Недавно читала другие версии, в том числе в книгах Николая Куна и Роберта Грейвса. Но в книге Смирновой Геракл представлен самым чистым, самым светлым героем, по сравнению с книгами других авторов. В этой же книге я вижу наибольшую логичность в некоторых противоречивых моментах. Хотя, надо отдать должное, в каких-то моментах логичнее именно у Куна или Грейвса. Также я использовала версию Смирновой, которая упоминает из детей Геракла от Деяниры только Гилла. Так удобней, в том числе потому, что по одной версии у него были сыновья и дочь Макария, по другой – только сыновья. Да и не знала, как закручивать сюжет, чтобы спасти Макарию. Кто-то, возможно, скажет, что главные герои несовместимы по времени, когда они могли жить на земле. Но я прочла в Интернете, что Геракла авторы фильмов, сериалов помещали в самые разные эпохи, вплоть до того, что он освобождает современного Прометея в России 20 или 21 века. Плюс пишут "по мотивам", например, когда люди обращаются к Гераклу с просьбой разобраться с Минотавром (вопрос: его что, Тезей не дорезал?). И я решила: почему кому-то можно, а мне нельзя? И если перемещение эпох тут не ново, и ласковое "Гераклушка" тоже написала не я первая, то славянку ему в жены не давал еще вроде никто. Дополнительно скажу, что целью этого произведения было "отмыть пятно" с Геракла, поставленное в нескольких версиях, в которых я вижу просто обливание грязью (увидите, что я имею в виду), а также с военных (про которых знаете какие анекдоты ходят), и жен военных (совершенно несправедливо облитых помоями в фильме "Анкор, еще Анкор!"). Плюс еще читатель найдет смешные моменты. Также, что касается других героев, некоторым я тоже сделала хеппи-энд. Что касается тех, о ком есть разные версии, я брала лучший вариант, где все живы. Почему выделила Иоле отрицательную роль? Потому что по мифу и литературным произведениям (например, «Заговор») она на меня не произвела впечатления скорбящей, потерявшей любимого. Важно также то, что мне, как христианке, сложно было писать о языческих богах, которые, по мифам, могли отколоть такие номера, что куда людям браться. Поэтому я упоминала только "безобидных" богов. Думаю, незачем «заеложивать» снова 12 подвигов (и другие известные подвиги Геракла), поэтому я начала повествование с момента, когда Геракл был уже на горе Эте (исходила из самой распространенной версии его гибели). Завершая описание, скажу так: кто хочет, чтобы точно по мифам, как там (строго исторически) тому подойдет вряд ли, а кто устал от моря негатива, кто хочет отдохнуть, тому будет самое оно!
Глава 1
Измученного страданиями Геракла отнесли на носилках на гору Эту. Он уже не стонал и не метался, и, хотя лицо его сохраняло мужественное выражение, в глазах отражалась нечеловеческая боль. Отравленный хитон был в пятнах крови. Геракл больше не думал о том, как избавиться от своих мучений или хотя бы облегчить их. Он хотел прекратить их совсем, вместе с собственной жизнью. Оставалось только поджечь костер, но никто не решался сделать это – ни один не хотел стать убийцей Геракла. Стоя вместе с мужчинами, безутешно рыдала Алкмена. Она никак не могла смириться с мыслью, что видит сына последний раз, что такой великий герой, презиравший любую опасность и даже саму смерть, так нелепо гибнет от руки женщины. Сын Геракла Гилл, выслушав предсмертную волю отца, подошел к Алкмене. Они молча стояли приобнявшись, не отходя от Геракла. Гилл плакал беззвучно, лишь изредка стирая рукой горькие слезы, проливаемые по погибшей матери и умирающему отцу.
А в это время, радуясь теплой погоде и солнечному дню, неся на рыночную площадь лекифы - сосуды со свежеотжатым оливковым маслом,- шла Любава, молодая красивая крестьянка. Она приехала из далекой земли к северу от Греции много лет назад, поселилась в Трахине, прекрасно овладела греческим языком, и ее уже давно не воспринимали как чужеземку. Она так хорошо научилась делать оливковое масло, что всегда находилось достаточно покупателей. Пышные темнорусые волнистые волосы были распущены и покрывали лопатки, голубые глаза излучали радость, длинное белое, вышитое красивыми узорами, платье с поясом облегало стройную фигуру.
По пути Любава заметила большое скопление людей на горе и решила подойти посмотреть, почему они собрались там. То, что она увидела, заставило ее ускорить шаг. Подойдя ближе, она узнала Геракла. Будучи потрясенной увиденным, она спросила одного из мужчин, что происходит.
- Ты разве не слышала? — удивился тот.
- Нет. Я рано вышла из дома, и не успела узнать новости.
- Ты ведь знаешь, что это Геракл? Знаешь, кто это такой?
- Конечно! — Любава нетерпеливо кивнула, в ее голосе прозвучало желание скорей услышать ответ.
- Так вот что с ним произошло. Он возвращался из Эхалии…
Мужчина кратко рассказал Любаве, как все случилось. Едва дослушав, Любава подбежала к костру. «Я подожгу», -- услышала она голос Филоктета . «Лук и стрелы твои», -- ответил Геракл.
«Не поджигай, -- почти закричала Любава. — Попробуем оливковое масло!» Филоктет растерянно посмотрел на нее. Один из мужчин направился к ней, желая отвести ее в сторону, боясь, что она лишь сделает Гераклу больнее. Яд-то уже в крови, говорил он. «Пусть попробует, -- удержал его другой. – Хуже вряд ли будет».
Поставив корзину на землю, Любава взяла один лекиф, открыла его и полила маслом на руку Гераклу. Затем стала осторожно снимать отравленную одежду. Хитон стал понемногу отделяться от тела. Отставшие куски ткани Любава бросала на землю.
Снять ткань с рук и бедер удалось довольно быстро. Почувствовав легкое жжение на собственных руках, Любава полила маслом и их. Затем все с радостью увидели, что нижняя одежда Геракла не успела пропитаться смертельным ядом. Оставалось снять хитон с груди, плечей и спины, но это было сложнее: там были сорваны куски кожи. Двое присутствующих предложили помощь, и Любава попросила положить Геракла на траву – так ей было удобнее. Четверо человек опустили Геракла на землю вместе с львиной шкурой. Когда Любава снимала кусок ткани с груди Геракла, от боли он сильно взмахнул рукой и выбил сосуд из ее рук. От испуга Любава зажмурилась. Лекиф упал на нее и масло испачкало ей платье. Подхватив сосуд, чтобы масло не вылилось на землю, Любава подложила руку Гераклу под голову. «Потерпи, Гераклушка, -- тихо проговорила она, -- все позади. Чуть-чуть потерпи, пожалуйста». Геракл лишь смотрел на нее, но был не в силах ответить что-либо. Затем она обратилась к стоящим рядом мужчинам: «Придержите его за кисти и ступни, там не обожжено». С опаской четверо человек опустились на корточки, зная, что удержать Геракла – задача не из простых. Найдя глазами Алкмену, Любава подозвала ее. «Приговаривайте ему что-нибудь, -- попросила Любава, положив голову Геракла на руки присевшей Алкмены. – Что-нибудь успокаивающее». Вытирая слезы, Алкмена стала что-то шептать.
С мест, где была сорвана кожа, снимать ткань было особенно тяжело. Масла приходилось выливать даже по полсосуда. Кровь запекалась, удивительным образом пуская пузыри. Когда Геракла с большим трудом посадили, чтобы снять остатки отравленной одежды со спины, он снова, будучи не в силах превозмочь боль, с такой силой повернулся рывком, что Любава, сидевшая сзади него, едва успела увернуться. «Да, платье испортил, теперь нос разбей», -- едва слышно шепнула она. Но наконец ядовитый хитон был снят. На теле тут и там были раны. Любава еще раз полила их маслом, которого не осталось и половины сосуда.
«Теперь несите ко мне, -- голос Любавы прозвучал решительно. – Надо перевязать раны». «А если яд уже попал в кровь, поможет?» -- тихо спросил Филоктет. «А ведь точно! Затопим баню. Яд уйдет с паром». Гилл положил носилки возле Геракла и готов был взяться за них, но некоторые стали возражать:
- Геракл входил в реку. Только хуже стало.
- Ему сейчас только мыться.
- Еще пока к тебе донесем…
«Это не такая баня, — объяснила Любава, -- ваши по-другому устроены. А тут пар всю отраву выгонит. А не хотите, тогда я сама… Хоть как дотяну». Любава и Гилл стали тянуть по земле львиную шкуру, но сдвинуть почти не могли. Гилл и еще трое мужчин положили Геракла и львиную шкуру на носилки и понесли вслед за Любавой. Двое взяли ветки, разрыли землю, сожгли остатки хитона и закопали пепел, а затем догнали остальных. Когда пришли, Любава показала на небольшую пристройку возле дома. «Несите туда и кладите на полку. Шкуру не берите, там она не нужна. Сейчас попрошу у соседей топор и наколите побольше дров. Алкмена, присядьте сюда». Пока двое кололи дрова, она показала остальным, как обращаться с шайками и веником. «Будете и сами довольны, -- добавила Любава. — Выйдете — летать захочется. А я пока угощение приготовлю».
Алкмена сидела у стены, опустив голову. Она уже не плакала, но затеплившаяся надежда то успокаивала ее, то снова сменялась тяжелыми мыслями. «Лишь бы был жив», -- думала она. Но другие размышления опять начинали тяготить. Если сын будет спасен от смерти, как он будет дальше жить? Вернется ли прежняя сила? Будет ли счастлив, оставшись в живых?
Любава мягко и осторожно взяла ее за плечи. «Все самое страшное позади. Держитесь. А раны заживут, и, я думаю, скоро. Выйдут мужчины, я и для нас затоплю, легче станет».
- Спасибо, красавица, не до бани мне. Да и тебе зачем из-за меня лишние хлопоты?
- Выпейте пока вот это. — Любава подала Алкмене небольшую чашу.
- А что это за вино?
- Это не вино. Это сок утром из черники отжала. Выйдет Геракл, и ему подам.
- А вкусно. Тебе, может, приготовить помочь?
- Спасибо, я сама. Только попрошу Вас порвать ветошь для повязок.
Когда Геракла положили на первую полку, от пара стал выходить яд. Он капал на доски, было слышно шипение. Дыры в полке и в полу образовались с кулак величиной. Геракла подняли, пока не упала полка из-за дыр. Голова его немного кружилась, но он был уже в состоянии сидеть. Затем Геракла посадили на другую полку. От выходящего яда теперь показывались только маленькие дырочки. Когда ему помогали подняться, он встал на ноги и почувствовал, что может стоять. Головокружение прошло, ощущалась лишь легкая дрожь в руках и ногах. Когда же Гераклу помогли сесть на третью полку, не появилось ни одной дырочки. Он встал сам и без сомнения ощутил, что вполне может ходить. Ноги и руки уже не дрожали.
Из бани все выходили довольные. Не только потому, что радовались спасению Геракла, но и сами чувствовали невероятный подъем сил. Когда Любава услышала, что гости выходят из бани, она взяла приготовленные куски ткани, чтобы перевязать Гераклу раны. Филоктет и его отец Пеант помогали ей.
Усадив гостей за стол, Любава поднесла к губам Геракла чашу с черничным соком.
- Выпей, это тебе сейчас надо. А затем я покормлю тебя.
- Спасибо, добрая женщина. — Геракл был глубоко тронут. — Хотя я еще чувствую слабость, я могу есть и пить сам. – Взяв чашу из рук Любавы, Геракл выпил сок.
- Тебе лучше?
- Нет сравнения. Больно только там, где оторвана кожа.
- Все заживет. К тебе вернутся силы.
- Правда? Ты веришь? — Глядя Любаве прямо в глаза, Геракл взял ее за запястья, глаза его чуть расширились. В его голосе звучала надежда.
- И не сомневаюсь. Будешь еще сильнее. Еще не одни Олимпийские игры выиграешь!
- Ну раз ты сказала…, -- глаза Геракла засияли, голос стал уверенным, -- я тоже не сомневаюсь!
«Верь, Геракл, -- поддержала Алкмена, -- все будет чудесно!».
Тут Любава обратила внимание на русоволосого широкоплечего юношу высокого роста. Он ничего не ел, и, опустив голову, вытирал слезы. Она подошла к нему и стала успокаивать, говоря, что Геракл скоро совсем поправится. «Это Гилл, сын Геракла, -- объяснил Пеант, -- он плачет об умершей матери». Любава стала утешать Гилла.
- Держись. Я понимаю, как тебе больно.
- Моя мать… Она всегда была верной, честной, доброй… Не хотела потерять любовь отца…
- Она была хорошей женщиной. Ты плачь о ней, но думай о том, что отец остался жив.
- Да, если бы не ты… Не знаю, как и благодарить.
- Поешь что-то. Тебе нужны силы. Пожалуйста, Гилл.
Гости с аппетитом ели, благодарили Любаву за спасение Геракла и хвалили за вкусную еду. Завязался оживленный разговор.
- А что значит твое имя, Любава?
- Связано со словом «любовь»: и «любимая», и «любящая».
- А далеко твоя земля?
- Далеко. Морем плыть.
- А что это за блюдо? Мы и не видали такого.
- Бли-ны.
- А это?
- Го-луб-цы.
- Прости… А ты не нимфа? Или, может, волшебница?
- Ни то, ни другое. И не люблю, когда мне говорят такое. Маслом мне в детстве мама ногу облила, когда я горячим отваром ошпарилась, поэтому я и знаю, что от ожогов это первое дело. Только не оливковым, а другим. Цветы у нас есть такие – подсолнечники. А баня в нашей земле от многих болезней первое средство. Когда сюда приехала, попросила, чтобы мне баню построили. Соседей научила париться, им понравилось.
- Почему же не любишь, когда про нимфу спрашивают?
Любава обвела гостей взглядом, и, чуть выждав, ответила:
- Меня из родной земли выгнали, когда муж заподозрил, что я ведьма и изменница. А я никогда ничем таким не занималась. С подружками, бывало, гадали, а потом я и от этого отказалась. Могут зло нагадать, а потом сбудется.
- А здесь не ходила к пифиям?
- Нет. Только Деметру прошу урожай благословить.
- А почему тебя заподозрили?
Любава поправила платье.
- Тут целая история. У нас когда девушка замуж выходит, ей голову покрывают. Потом она на улицу с непокрытой головой не выходит. Мне хоть это и не нравилось, да что поделаешь. Я как замуж вышла, мне, как и всем, покрыли голову. А однажды летом я в саду работала. День выдался жаркий, с самого утра идешь, пОтом обливаешься. Как сонце повыше поднялось, не выдержала я, сняла головной убор, надеясь, что никто меня не увидит. А муж к обеду раньше пришел. Посмотрел на меня, да как поднял крик! Что я ему изменяю, что ко мне кто-то ходит, пока его нет. Пытаюсь объяснить — не слышит. А тут и соседи повыскакивали, шум стоял — до самой реки было, наверное, слышно. Некоторые пытались вступиться. Другие, наоборот, возмущались, как я голову открыть посмела. Затем и мать с братьями прибежали. Он уже хотел бить меня, а они между нами встали. Тогда он как давай орать, что меня надо убить, что я ведьма, смотрите, мол, какая худая, и волосы вьются, и не забеременела до сих пор. Больно стало, слов не найти. Я так хотела дитя, так переживала, когда же будет, а он взял и на людях всё выложил. Еще я ходить, бегать люблю, с чего мне дородной-то быть? Да и не нравится мне такое. Ладно еще, после того, как дитя родится. А у нас некоторые еще замуж не вышли, а тело уже как винная бочка. Или мужчина женится, нескольно лет пройдет, а потом сидит, и живот на коленях. Не у всех, но бывает. Уж простите, может, этого говорить не надо было. А здесь, я смотрю, все стройные, а волосы кудрявые тут очень у многих. Вот у Геракла волосы больше, чем у меня, вьются.
- Чего же он, интересно, на ведьме женился?
- Это уж я вряд ли узнаю. Только как я уехала, взял он другую жену подозрительно скоро. Ну, мне так сказали.
- Вот подлец! — Возвысил голос до сих пор молчаливо слушавший Геракл. Все повернули к нему головы, а некоторые растерянно положили приборы на тарелки. — Сам, небось, изменял, а тебя во всем обвинил. Ну ничего, выздоровею, найду его. Поеду в вашу землю. Женщину бить — мужчина он или кто? Он за такое жизнью поплатится.
- Не надо, Геракл, -- тихо возразила Любава.
- Почему же? Что далеко, меня не пугает. Если я лишь по прихоти Еврисфея за коровами Гериона и яблоками Гесперид ходил, то неужто не пойду, чтобы отомстить твоему обидчику? Ты все еще любишь его?
- Уже, наверное, нет. А когда замуж выходила – ой, как любила! Поэтому и не хочу его смерти. Да и я тоже виновата. Ну потерпела бы жару или в дом бы зашла, воды попила. Так что прошу, не думай о мести. К тому же, ему уже отомстили мои братья.
- А как? — поинтересовался Гилл.
- Средний баньку спалил, а младший в огороде кучу всего перемял да переломал да еще ведро помоев им туда вылил. И не поймали их, убежать успели домой.
- Для него маловато такой мести. — Филоктет очень возмутился.
- Он с родными потом побежал к отцу, а тот вышел ему навстречу с мечом и говорит: забудь про меня и дорогу ко мне забудь, а явишься еще раз, убью тебя и будь что будет.
- А давно ты здесь? — спросила Алкмена.
- С двадцати лет. А сейчас мне сорок восемь. – Любава улыбнулась Гераклу. — Почти, Геракл, твоя ровесница.
Гости посмотрели на Любаву удивленно.
- Никогда бы не подумал, -- заметил Филоктет.— Как девочка выглядишь. Наверное, здесь тебе предлагали выйти замуж?
- Было. Но я не захотела. Я повнимательней стала. С одним не вышло, я поняла, что не буду с ним счастлива. Другой изменил мне вскоре после знакомства.
- А как тебе удалось бежать? — поинтересовался Пеант.
- Когда все стояли и кричали, кто за меня, а кто против, пришел мой отец. А он воин — дал знак, и замолчали все. Выслушал он и меня, и мужа, да и говорит: не верю я, что изменяла тебе Любава. А сплетен не слушай. Так что прости ее, забудь, и живите дальше счастливо. А вы, обратился он к соседям, разойдитесь лучше по домам. Покричали, и займитесь своими делами. Но муж и его родные стали говорить, что пойдут к князю с жалобой. Хотели меня голую по селению провести, да отец вмешался. Князь, надо отдать должное, всех выслушал. Затем и спрашивает мужа: Прощаешь ли ты жену? Согласен жить с ней дальше? А тот аж хрипит — смерть ей! Князь и говорит: девушка, по-видимому, не лжет; свидетелей измены нет; убивать не за что. Раз не хочешь остаться с ней, пусть уйдет из селения. Куда-нибудь, где ее не знают. Но сами к ней не ездите и не ходите. Ибо жаль ее: тут ей трудно теперь будет замуж выйти, а она молода и красива. Так что большую ошибку ты делаешь, сказал он мужу. Стали мы думать с отцом и матерью, куда мне уйти, чтобы слухи не достигли. А тут как раз купец наш, Ставр, в Грецию собирался. Он сюда часто приезжает. Вы его, может, знаете? Он и к нам, и к варягам ездит. От него я и знаю все, что на родине происходит.
- Нет, не знаем. Мы же торговлей не занимаемся. Есть товар — и хорошо, а кто откуда привез, нам не так важно. А где варяги живут?
- Далеко на севере. Ну так вот, посадил он меня к себе на корабль, и привез сюда. Мать на прощание сказала: учи, дочка, язык, тогда не пропадешь. А пока на корабле плыли, время было. Он уже тогда греческий, почти как родной, знал. Вот он и учил меня. Так что, когда приехали, я уже могла неплохо объясняться. Дальше уже здесь языку училась. А каждый раз, как Ставр приезжал, я снова у него уроки брала.
- Ты прекрасно говоришь.
- Спасибо. Стала я искать, чем бы заняться. Думала, как дома, сад да огород завести. Хоть в огороде я не очень люблю работать. А однажды меня угостили оливками и оливковым маслом. В нашем-то краю оливок нет: холодно там для них. Мне так понравилось, что попросила я научить меня это масло делать. В саду у меня несколько олив. Подружились мы с соседкой моей, Антеей. У нее сад, огород, скота немного. Сыры она делает потрясающие. Так что она скот пасет, в саду и на огороде работает, мне масло делать помогает, я ей — сыры, а потом я продаю. Обе довольны.
Разговор продолжался. С лица Алкмены исчезла печаль. Она была все больше уверена, что с ее сыном будет все в порядке. Гилл во время разговора почти всё время молчал, но уже не плакал.
- Ну что, пойдем, -- предложил Пеант. — Гераклу надо отдохнуть, да и Любаве тоже. А завтра мы зайдем. Можно, Любава? Заодно и в бане доски поменяем.
- Конечно!
- Да, Филоктет! — Обратился к другу Геракл. — Про лук я не забыл. Хоть я и остался жив, но я пообещал.
- Тоже скажешь, Геракл! Не буду я теперь брать лук. Он тебе самому еще не раз пригодится! Да и костер-то я не поджег.
- Но ты собирался. Так что не спорь, бери.
- Вот, значит, как ты про меня думаешь, Геракл! Ну хорошо! Так вот знай, что я не только не возьму лук, но и …
- Филоктет! — Резко оборвал его Пеант. – А ну тихо! Рот раскрыл! Ты хоть представляешь, как Гераклу было плохо? — И спросил уже мягче: что «но и»?
- Когда Геракл немного окрепнет, возьмем его к себе, хорошо, отец?
- Вот это молодец, хорошая мысль! А ты, Геракл, дай Любаве рог изобилия, что Ахелой подарил Деянире. Она же без заработка осталась.
- Точно! Гилл, беги домой, принеси!
- Мы с Гиллом вместе пойдем, -- сказала Алкмена. — Сейчас заедем за Амфитрионом, займемся похоронами Деяниры и пленными. Вечером Гилл придет и принесет рог. Кстати, Любава, можно, Гилл у тебя переночует? Сама бы попросилась, но вдруг мужская сила понадобится?
- Да конечно, я им даже постелю вместе.
- Мать, ты скажешь Иоле, что все в силе, но надо будет подождать, хорошо? Может, как-то ее поселить отдельно?
- Она будет вместе с остальными пленными, -- решительно возразила Алкмена. – Не нужно лишних разговоров. Будет пока прясть и ткать, как и они. А не захочет, пойдет коровник чистить.
- Пусть и Иола приходит, -- улыбнулась Любава, -- и никто не заметил, что в ее глазах появилась грусть. – Это поможет Гераклу скорей выздороветь.
- Безусловно, это пожалуйста. Любава, мы не устанем благодарить богов за тебя. И тебя саму. — Алкмена сжала ее руки.
- Я сам награжу тебя по-царски, — cказал Геракл. — Жди. Гилл, пока ты не ушел, вынеси, пожалуйста, львиную шкуру во двор. Я ее потом осмотрю. Берись за гриву, туда точно яд не попал.