За последние четыреста лет вид с башни не слишком изменился. Только за волоком на холме выросли яркие многоэтажки, которые легко закрывались чуть согнутой в локте правой рукой. Зато вниз по склону и налево, к Днепру, за стенами крепости царил хаос дачных участков, сутулых домов и натоптанных между деревьев тропинок. Разворот в сторону Соборной горы ничего принципиально не менял, те же частные дома, участки, да обвитые проводами проселки. Разве что крыши поновее и зелень понарядней. И Успенский собор, конечно, – смоленский Axis Mundi, парящий над склоненным перед ним городом.
- Надо обладать тонким юмором, чтобы назвать эту башню Веселухой, - сказал высокий длинноволосый аспирант в очках, которого все археологи смоленской экспедиции называли Ленноном. - Уныло как-то. Да еще в церкви поют – аж выть хочется. То ли праздник, то ли поминки.
- Ну так Успение, знать меру надо. Богородица, конечно, вознеслась, но земной путь-то у нее закончен, - откликнулся Матвеев. Начальник экспедиции в сером камуфляже почти полностью слился с крепостной стеной, и аспиранту показалось, что с ним общается красный огонек сигареты.
- Вы, кстати, слышали, что башню поставили на месте монастыря, от которого сейчас только эта церковь осталась? – спросил аспирант, показывая на прижавшуюся к стене Покровскую церковь с корпусами Духовной семинарии. – А за стеной когда-то кладбище было, очень старое. Поэтому и привидения в башне живут.
- Это для полноты картины? – улыбнулся огонек сизым дымом. – Конечно слышал, я даже копал как-то это кладбище. Домовины дубовые, кости. Нам, кстати, противогазы нужны. И перчатки резиновые. Без защиты лезть в нижнюю камеру башни нельзя.
- Вы что, тоже в легенду верите? Что девицу, мол, в башне замуровали, чтобы стена не рухнула. А она все смеялась, Веселуха.
- Ну почему ж в легенду? Пойдем, Леша, ужин скоро, а у меня в животе уже часа два как урчит.
Матвеев кряхтя выбрался из бойницы и направился по стене к лестнице.
- Замуровывать людей в основание башни было обычным делом. Это как шампанское о нос корабля разбить. Сколько песен про это сложено – тебе не перепеть.
- Я читал одну такую, про Нижегородский кремль, - кивнул Леннон. – Там в котлован под угловой башней жену какого-то купца зарыли, Алену. Она, вроде, первая мимо шла в день начала работ…
- А, да, это в пересказе Навроцкого, было такое издание, - обернулся к аспиранту Матвеев, - там еще упоминание о зарытом в основании города ребенке.
- Дикость.
- Вовсе нет, самая что ни на есть цивилизация. Ты идешь или для пропитания Святого Духа на стене ждать будешь?
Археологи спустились со стены и прошли в трапезную, где остальные участники экспедиции уже наворачивали ложками. Партия в этом году была малочисленной, всего несколько сотрудников Института археологии и пара аспирантов университета; в условиях пандемии грех жаловаться. Обычно на время ужина к ним присоединялись некоторые священники и семинаристы, но сейчас они были на службе. Оценив непривычную пустоту трапезной, Матвеев с Лешей подсели за стол к молодым историкам, Оле и Коле, которые всюду ходили вместе, но никак не хотели назвать себя парой.
- Привет молодежь, все толстеем? – зашумел Матвеев в ухающей пустоте помещения. – Завтра нижнюю камеру под фундаментом будем вскрывать, а вы в пролом не влезете.
- Шеф вообще предлагает тебя, Оля, в ней замуровать, для успеха нашего безнадежного дела, - подключился Леннон. – По старой доброй традиции. Так что тебе, по крайней мере, вылезать не придется.
- Ничего доброго в этой традиции не вижу. И за время поста я даже похудеть успела, так что просочусь даже в игольное ушко, - добродушно отшутилась Ольга, спокойно относившаяся к своим лишним килограммам.
- Мне, кстати, тоже муровать девиц в башнях жалко, ведь могли бы послужить еще народу, а шефу нормально, цивилизованный, говорит, способ, - сказал Леннон, обмакивая фрикадельку в сметанный соус.
- Никому мы служить не обязаны, - примерила на себя роль девицы Оля. – Советская власть уже прекратила эти безобразия. А правда, Степаныч, что в этом цивилизованного? По-моему, обычное убийство. Стена от хрупкого тела (Коля недоверчиво оглядел Олю) крепче не станет.
Матвеев держал паузу, ковыряя вилкой в тарелке, поэтому первым решил заступиться за строителей Коля.
- Стена не станет. А защитники, связанные кровной порукой, станут. Им крепость сдать будет стыдно, а то получится, что зря девку закопали.
- Да кто эту девку вспомнит во время осады? Стеснительные все прямо такие, ага, - горячился Леннон. - Исполнили ритуал и всех делов. Это как ты бы стеснялся экзамен провалить после того, как голову три дня не мыл и ногти не стриг. Стыдиться нечего: ритуал исполнен, дальше ждем плюшек от высшей силы. Поможет – хорошо, нет – мало старались.
- В любом случае, - неохотно согласился Коля, - преступление вполне оправдано, - ну, с точки зрения властей и строителей.
- Ритуал может быть преступлением только в одном случае – если судья в него не верит, – отложил, наконец, вилку Матвеев. Смоленские аспиранты за соседним столом тоже прекратили есть и прислушались. – А строителей никто под следствие не отдавал. Они же не сами придумали людей в башню закапывать, действовали строго по инструкции.
- Что, и инструкция была? – удивилась Оля. – И где она записана? В СНИПах, что ли?
- Про СНИПы не знаю, а в главном учебнике жизни – точно.
- В Библии?
- В ней. Так что это абсолютно христианский, цивилизованный подход.
В трапезной стало тихо. Матвеев вытер салфеткой губы и посмотрел в окно, на маковку Георгиевской церкви.
- Что-то я из Библии не помню, чтобы кого-то закопали для всеобщего счастья. Одного, правда, раскопали, - осторожно заметила Оля.
- Вот поэтому я археолог! – задрав нос объявил Леннон, чем вызвал одобрительные улыбки коллег.
- Не помнишь, потому что Библия – не летопись, а святое писание, и воспринимать ее надо метафорически. Сюжет – это ключ к толкованию, не больше.
- И какой сюжет про крепость?
- Центральный, какой же еще. – Матвеев потянулся за сигаретами, но, вспомнив, что сидит в церкви, опустил руку. – Про Христа.
Аспиранты подвинули скамью и сели за общий стол, превратив ужин в подобие Тайной вечери.
- Имеешь ввиду, Христос – жертва? – уточнил Леннон.
- Конечно. Мир погряз в грехах и трещал по швам, тогда Бог принес в жертву своего безвинного сына, которого очень любил. Грехи оказались искуплены, и мир спасен.
- Аминь, - сказал незаметно подсевший за соседний стол священник, еще не седой, круглолицый, с очаровательной ямочкой на подбородке. Шесть голов немедленно обернулись в его сторону.
- Так я прав? – обратился к нему Матвеев.
- Ради спасения пожертвовать можно многим, тут ты прав, Иван Степанович.
Отца Сергия в экспедиции уважали. Он тоже был выпускником Смоленского университета и, помимо работы в Семинарии, руководил Смоленским обществом любителей старины, которое сам когда-то и воссоздал после почти векового перерыва. Партия размещалась в стенах Семинарии тоже с его поручительства, за что руководство Института археологии не уставало писать ему благодарности.
Коля по-студенчески поднял руку:
- Я так понимаю, что крепость, как дело рук человеческих, ветшает и дает трещины быстрее, чем мир, созданный Творцом. Значит, чтобы она не пала, нужно было заручиться поддержкой свыше. А там с грешниками просто так не общаются. Нужна была искупительная жертва. Так?
- Так.
- Ну и замуровывали бы княжеских деток, чего чужих девиц на кривых дорожках лапать, - подстраховалась Ольга.
- Своих детей на все башни не хватит, хотя, поначалу, пытались, конечно.
- Это когда у князей еще гаремы были?
- Не гаремы, а наложницы, и те – исключительно по любви и взаимному согласию, - пояснил Леннон, подмигнув Ольге.
- Есть такая версия, - согласился Матвеев, - оттуда, мол, и кремль раньше детинцем называли. Но это бред. Детинец – это место службы детей боярских, а не погост. А принцы и впрямь товар дефицитный.
- В отличие от девушек, которых что раньше, что сейчас пруд пруди.
- Ага, только тебе ни одной не досталось.
- Ну, это пока. Я еще молод и увлечен самолетами, - прищурился Леннон под смех аспирантов.
- В общем, и здесь одни допущения, никакой конкретики, - вздохнул Коля. – Замуровывали, кого не жалко, и думали, что для договора с Богом прокатит.
- Выходит, так, - кивнул Матвеев.
- Церковь, кстати, такую практику не одобряла. – Отец Сергий говорил мягким бархатным голосом, от которого в экзальтацию приходили даже случайно зашедшие в церковь прихожанки. – В старом номоканоне в фундамент дома рекомендовалось класть не человека, а быка, или козла, а нарушителям грозили двенадцатью годами церковного покаяния и тремястами поклонами.
- Так вот откуда фитнес пошел! – не смог упустить возможность позубоскалить Леннон. - А я думаю, почему строители лишним весом не страдают…
- Но князья, видать, церковного покаяния не слишком боялись, - продолжил Матвеев. – На Востоке, говорят, в нишу под башней заманивали нищих под предлогом особого задания от князя. Накрывали для них богатый стол и велели стеречь башню крепко. Ну и замуровывали во время пира. А в Германии для такого случая чаще всего покупали детей у нищенок. В Магдебурге, или в другом каком-то городе, посадили мальчика в нишу в стене, и дали ему красное яблоко, чтоб отвлечь. И пока он с яблоком разбирался, заложили эту нишу почти полностью. Тут этот малыш очнулся, давай кукситься и просить, чтобы ему хоть щелку оставили, поскольку он темноты боится.
- Строителям на это, понятно, плюнуть и растереть.
- А вот и нет, растрогал он какого-то подмастерья. Оставили ему щелку. Но прошло, говорят, 50 лет. Мамаша как-то поправила свое материальное положение…
- Маткапитал получила…
- Или еще пару деток продала…
- А трех по рублю – уже трешка…
- И подговорила знакомого каменщика разобрать вход в нишу.
- И что?
- А то. Из проема стены глянули на каменщика пронзительно-синие глаза седого старика с галочьим гнездом на голове - оказалось, галки ему все эти годы пищу носили, приручил он их как-то.
- Ну, каменщик, ясное дело, в крепостной ров свалился, и старуху зашиб, - догадался смоленский аспирант.
- Нет, не зашиб. Она тоже на стену залезла, протянула руки к сыну, и тот на ее глазах рассыпался в прах. Истлел за эти годы.
- Ну, тут-то ее кондрат и хватил.
- И свалилась она в ров, и пришибла каменщика, - подытожил Леннон. – А нашей Веселухе, в башне, видать, не яблоко, а травы отсыпали, недаром же она смеялась, пока мастера нишу замуровывали.
- Судя по сказкам, у нас и яблоко развеселить могло не по-детски: и рога, и нос у героев вырастали…
- Это пока он его по тарелочке не догадался покатать.
- В любом случае, эффект мощный.
- А потому что мыть яблоки надо, а то у меня после вашего яблочного спаса не нос вырос, а понос…
- Эй, хорош галдеть, - прикрикнул Матвеев. – Оля, у тебя наша схема с собой?
Оля расстелила на стол миллиметровку с обозначениями подземных ходов, или, как их раньше называли, «слухов», находок, слоев фундамента и прочих древностей, привязанных к топографической карте. Несмотря на широкую известность башни Веселуха, ставшей визитной карточкой города, полноценных раскопок вокруг нее не проводилось. Большинство коллег считало их бесплодной затеей. Все вокруг было столько раз перекопано и взорвано, разрушено и отстроено, что сама башня могла, скорее, считаться новоделом, чем историческим памятником.
Вросший в землю дубовый фундамент башни тоже не могли оставить в покое. Под ним рыли слухи, потом их взрывали, закапывали, раскапывали, расширяли, снова закапывали и рыли. Борясь с трещинами, где-то надкапывали, а где-то подкапывали. Опасаясь врагов, прятали под ним добро. А потом искали, но не там. Потом искали там, но не то. Пытались проложить трубу. Это как раз получилось лучше всего, но это не удивительно. Удивительно то, что трубу потом не использовали. Но и это уже не удивительно.
А Матвеев все равно рыл. И спорить с ним было трудно, поскольку общей картины раскопа никто не видел. Описания довоенных раскопок куда-то пропали, вероятно, сгорели во время штурма города; после войны земляными работами занимались не археологи, а строители двух корпусов будущей семинарии, люди немногословные. Пробные шурфы коллег по Институту археологии РАН подтвердили полную неразбериху подземных коммуникаций, в которых по прошествии 400 лет не смог бы разобраться даже легендарный строитель Федор Конь. По мнению некоторых клеветников, его со Смоленской крепостью роднило только периодическое ржание еще более мифического коня Меркурия Смоленского, покровителя города, которого тоже замуровали в стене. Послушать экскурсоводов, так строители вообще пихали в стену кого ни попадя, испытывая острый дефицит бутового камня.
У Матвеева была интуиция. Он знал, что площадь 16-гранной башни была велика и могла что-то скрывать от разного рода копателей. Даже немногословных. И разложенная Олей схема, казалось, могла оправдать эти надежды. Вскрытые остатки коридоров, вбитые в землю дубовые сваи фундамента, пунктир белокаменной кладки отражался на схеме неправильной паутиной, нити которой тянулись к Днепру, откуда в былые времена смоляне ждали гостей со столицы.
Раскопанный археологами «слух» был у внешнего края башни, смотревшего на реку. Ну как слух, обычный лаз между периодически встречавшимися остатками каменных стен. Из-за позднейших напластований с уверенностью назвать этот лаз творением древних строителей было нельзя, скорее, одним из вероятных направлений, но чутье Матвеева и в этот раз сработало – лаз уткнулся в кирпичную кладку, закрывшую брешь в стене из каменных блоков, какой-то детали фундамента. Со стороны было похоже на заложенную кирпичами дверь, ключом к которой могла стать кувалда.
- В общем, разгадка цоколя нашей башни близка. Если в нем и не будет терракотовой армии Ши Хуан-ди, то, по крайней мере, мы узнаем, для чего эта камера служила, - обнадежил археологов Матвеев. – Есть, конечно, шанс, что это какое-то позднее сооружение, но не посмотрим – не узнаем. Сеня, ты говорил, у тебя однокурсник в МЧС работает?
- Работает, - подтвердил смоленский аспирант.
- Можешь у него пару противогазов попросить, и фонари налобные с перчатками, чтоб нам по магазинам с утра не бегать?
- Думаете, там вонь такая?
- Ну, мало ли…
- Он трупным ядом отравиться не хочет, - пояснил Леннон, - скелет Веселухи там может быть, или даже коня.
- А может, и обоих.
- И не только их, - включился Коля, и посмотрел на место, где сидел, но как-то незаметно ушел отец Сергий. – Может там склад костей, как в монастырской костнице. Все же история тут богатая, и кладбище рядом.
- Узнаем все завтра. А теперь расходимся. Нам с Олей еще над схемой пошаманить надо. После завтрака встречаемся на раскопе, и без опозданий, пожалуйста. – Матвеев еще раз посмотрел на церковь в окне. – Сеня, про экипировку не забудь.
Вскрывать камеру начали ближе к полудню. Сперва выставляли нужный свет и проверяли крепь – повторить судьбу Веселухи никому не хотелось, потом ждали Сеню с противогазами, приноравливались чистить быстро запотевающие стекла очков и крепили к каскам фонарики. Всю историю проникновения в склеп решили снять на видео, это могло быть интересно не только для коллег.
Наконец Леннон схватил кувалду и со всей дури долбанул по кладке. Полетела кирпичная крошка, заставив других археологов спрятаться за ближайший выступ, кроме Матвеева, который стоял с камерой за спиной молотобойца и не мог покинуть свой пост. Ни первый, ни второй удары заметного вреда стене не нанесли: к качеству замешанного на куриных яйцах раствора претензий не было. Но камень, как известно, и вода точит при неизменности приложенных усилий, а здоровья Леннону было не занимать. Он лупил по кирпичам, как оглашенный, и стена в конце концов дрогнула.
От левого края кладки к верхнему скользнула трещина, кирпичной крошки стало больше, а потом кувалда провалилась в пустоту. Из бреши пахнуло сыростью. Матвеев поспешил надеть противогаз и заставил тоже сделать Леннона: за столетия в склепе могли скопиться вредные газы, обладавшие не только веселящим действием.
После появления пролома работа пошла быстрее, аспиранты шутили про навык древних саперов, который пригодится Леннону при выплате ипотеки. Довольно скоро пролом превратился в лаз, и Матвеев с Ленноном отправились в неизведанное. Почти как контрабандисты, только с фонариками вместо факелов.
За кирпичной кладкой археологи обнаружили небольшую нишу, очень низкую, в которой высокому Леннону пришлось стоять на четвереньках. За нишей открывалось помещение побольше, пустое, с одинокой фигурой в центре. Обмотанная в тряпье фигура сидела на стуле и смотрела на прибывших немигающим синим светом, текущим из мертвых глазниц. Оцепеневший от ужаса Матвеев выронил камеру, а Леннон странно завыл, не меняя своей неудобной позы.
Раздался щелчок, и склеп наполнился ярким электрическим светом. За синеглазой фигурой обнаружился простой деревянный стол с сидевшими вокруг него стрельцами в красных халатах и шапках с опушкой, парнями в косоворотках и попом, образ которого в менее напряженной ситуации показался бы нам знакомым. Вся эта древнерусская группа с интересом разглядывала согнувшегося в три погибели Матвеева в противогазе и каске с фонариком, и вывшего на четвереньках Леннона, тоже в противогазе. Прошло две-три секунды, и зала наполнилась дружным хохотом.
- Матвеев, - басил сквозь смех своим медовым голосом отец Сергий, - ты бы своего пса попридержал, а то цапнет еще, не дай Бог, со страху.
Матвеев, чертыхаясь, сорвал с себя противогаз и швырнул его на пол.
- Вот дураки, чуть не обделался из-за вас, приколисты, - отчитал он весельчаков, помогая аспиранту подняться и снять ненужную экипировку. – Заняться нечем? Помощники…
Веселье за столом понемногу стихло.
- Да не ворчи ты, Иван Степаныч, сам повод дал, так красиво про средневековые закладки рассказывал, я аж заслушался. Склеп этот раньше погребом служил, или еще чем, а мы, с Обществом любителей старины, тут иногда посиделки устраиваем, используем как склад для реконструкций. Хороший же розыгрыш получился. И Веселуха, как я вижу, вам очень понравилась. Леша, вон, от нее оторваться не может.
Аспирант, действительно, все поглядывал на фигуру с горящими глазами, и тряс головой, словно стараясь проснуться.
- Ну вы даете, честное слово. Так и до инфаркта довести можно. А вообще, повезло вам, что я кувалду у стенки оставил. Сейчас посмотрел бы на ваши счастливые рожи. И спросу-то ведь не было, самое что ни на есть состояние аффекта…
- Ну, может, переборщили, - примирительно сказал стрелец, экскурсовод краеведческого музея. – Давайте по тридцать капель, для восстановления крепости духа, а? И за новые открытия.
- За это можно, - согласился Матвеев. – Леша, простим их?
- Ну, раз уж я без кувалды… - нехотя поддержал Леннон и подсел к столу. – Надо бы ребят снаружи позвать, пусть посмотрят, какую веселуху профессор нашёл.
Матвеев взял в руки старую зеленую рюмку, поморщился и выпил. Яблочно-сивушный привкус недвусмысленно указывал на происхождение напитка, но в условиях стресса пошел он неплохо.
- Кстати, давно хотел спросить, а чего у вас в Обществе женщин нет? – обратился он к попу.
- Профессор-то, с огоньком! – подколол археолога парень в косоворотке. - Только осмотрелся, уже насчет женского пола интересуется.
- А мы их давно под башни закопали, для крепости, - ответил Сергий, кивнув на стоявшую посередине стола бутылку. – Да и в мужской монастырь их водить… Несподручно, как-то.
- Это ясно. Значит, ошибся я с камерой.
- Нисколько, Степаныч, шел как по навигатору! В теории, насчет жертвы, есть кое-какие пробелы, а в практике – полный страйк, - неожиданно использовал Сергий термин из игры в боулинг. - Хочешь, пройдемся, пока молодежь тут осматривается.
Археологи, действительно, уже пролезли в пробитый лаз и осваивались в новой обстановке, делясь впечатлениями с ряженными смоленскими старожилами. Сергий взял со стола бутылку сидра и повел Матвеева по тускло освещенному коридору, который в конце концов вывел их в левую пристройку церкви.
- Ты говорил давеча, что строители Богу жертву приносили, чтобы он их постройку хранил. Они что, все масонами были?
- Да откуда здесь масоны? – остановился Матвеев, натолкнувшись на неожиданно повернувшегося к нему попа.
- Может, язычниками? – не унимался Сергий. – Верили, что злых духов задобрить надо? Христос, насколько я помню, человеческих жертв себе не просил.
- Да не горячись ты, - примирительно улыбнулся Матвеев, - Христос не просил, но Библия не из одного Нового Завета состоит.
- А что в Старом не так? Авраама Бог проверял, насколько сильна его вера. Никаких плюшек ему за жертву сына не обещали, торг вообще к Богу отношения не имеет. Христос открыл людям путь к спасению не потому, что был принесен в жертву, а из-за искренней веры в Отца своего и праведного пути. Который завершился, кстати, не смертью, а Воскресением и Вознесением. Так что и в Старом, и Новом Завете жертва, или самопожертвование, это не подношение Богу, а лишь показатель чистоты веры. И строители, если они не были язычниками, должны были это понимать.
Матвеев молча отхлебнул из протянутой Сергием бутылки и продолжил забираться по старой каменной лестнице в пристройку. Стертый камень ступеней совсем не вязался с относительно новой побелкой стен, но слегка зашумевший в голове сидр мешал думать о всех неувязках разом.
- Ну, может, сами строители были христианами, а традиции у них – языческими. Ты сам, небось, блины на масленицу трескаешь…
- Но людей в землю не закапываю.
- Совсем?
- Только по их горячей просьбе, - подмигнул поп. Возле самого выхода в пристройку он открыл какую-то дверь и уверенно двинулся по лестнице вниз, подсвечивая дорогу запасливо припрятанным под рясой фонариком. – Пойдем, покажу кое-что.
Ступеньки привели в маленькую светлую комнату, обставленную добротной старинной мебелью и убранную коврами. Напротив входа стоял книжный шкаф с массивными фолиантами и свитками, настоящий клад для историка, а рядом с ним покрытая ковром лавка. Свет шел от свисающего с потолка подсвечника с лампами вместо свечей, стены украшали картины с пейзажами, возможно, Саврасова, в переднем углу, за иконами, виднелся продух с чугунной решеткой. На низком столике стояла корзинка с яблоками.
- Вот здесь мы Веселуху твою и нашли, - объяснил поп. - Обстановку только осовременили немного, да картины повесили.
- Веселуху? – ошалело переспросил Матвеев.
- Ее, родненькую. Здесь, на лавке, и преставилась.
- И вы никому об этом не сказали? Это же эпохальное научное открытие!
- Для вас, может, открытие, а для нас никакой тайны тут нет. Ты о сокусимбуцу слышал?
- О добровольной мумификации?
- Да. Хороший способ сохранить себя для последующего воскрешения. Монахи в разных частях света практиковали, и в миру этот обряд тоже интерес вызывал, конечно. А в России особенно, - тут во всем на себя приходилось полагаться. И в вопросах спасения, конечно, тоже.
- Что, люди себя в башнях добровольно замуровывали? Чтобы спастись?
- Не так буквально, как правило. А разве строительство крепости – это не форма добровольного заточения, ради спасения? Свободы меньше, безопасность выше. Все честно.
- Да какое же спасение в заточении? А если клаустрофобия?
- Ну, свобода, как и жизнь, бывает разной. От чего-то проще отказаться, от чего-то сложнее. Иногда людям бывает достаточно иллюзии свободы, а иногда они добровольно меняют ее на комфорт. И не нам их судить. У тех бедных бродяг, которых в стену замуровали, вообще в жизни шанса не было поесть до отвала. А им в нише целый пир устраивали, чтобы бдительность усыпить. Они и пировали, не отрываясь, пока строители камни клали. Видимо, считали пир достойной платой за жизнь. А мальчику яблоко дали, и щелку в мир оставили. Ничего не напоминает? У тебя телефон какой модели?
Матвеев посмотрел на логотип с откушенным яблоком. Айфон и впрямь давал иллюзию свободы взамен реально потраченных впустую лет жизни. И щелку в реальный мир, с подсветкой.
- То есть храм, в котором ищут спасения, и башня, по сути одно и то же? И требуют от людей одного - полного доверия? - спросил профессор, вынимая из стоявшей на полу корзины красное яблоко.
- Конечно! Как храм — это образ царства небесного, божий дом на земле, так и башня – образ государства и дом государя на чужбине. В государстве все устроено наподобие церкви. Монахи отказываются от благ жизни, чтобы спастись, и миряне также. И церковь, и князь ведут к спасению через полное доверие.
- Но не каждый захочет, подобно монаху, отказаться от мирской жизни ради спасения. Не заставлять же всех силой?
- Всех и не надо. Как монах замаливает грехи за верующих, так и затворник в особом договоре с крепостью бережёт всех ее насельников. Вверяя себя Отцу небесному, алчут воскресения и жизни вечной, а если отцу земному, князю, - почитания из рода в род. Поэтому насильный постриг и затворничество - это исключение. В добровольцах недостатка нет. Думаешь случайно, что через столько лет смех Веселухи все еще слышен?
- Странно все это, - задумчиво сказал Матвеев, надкусывая яблоко. - Получается, отдаём жизнь и свободу за возможность повторить.
- Ну, кому мало, пытаются продаться подороже.
- Бог, ты говорил, не торгуется.
- Конечно, но на жизнь и свободу есть спрос и у других покупателей.
- У князя?
- Не только.
- Имеешь ввиду черта?
Сергий кивнул и перекрестился. Матвеев инстинктивно сделал то же самое и снова отхлебнул из бутылки.
- Божий дар, вроде жизни и свободы, черту не доступен, вот и приходится его покупать у временных владельцев, у людей. Платить есть чем.
- Богатство, слава, наслаждения…
- Грехов и соблазнов не счесть, и имя им – легион. Разок вкусил запретный плод, - поп бросил взгляд на яблоко в руках профессора, - уже не остановишься. Вот ты бы рискнул свободой, ради мирового признания? Ведь ты археолог от Бога, догадался, где Веселуху искать.
- Только не нашёл. - У Матвеева шумело в голове, и он предпочёл бы скорее закончить разговор.
- Ну это как посмотреть. Факт поисков налицо, мумия в нише под фундаментом имеется, свидетелей много… Скажем, что ты в прошлом году нашёл, а сейчас повторил в учебных целях. Все подтвердят, что открытие сделал ты. Герой науки. Согласен?
- Согласен, - зевнул Матвеев. - Можно я на этой лавке посижу?
Когда Матвеев проснулся, дверь в комнату была заперта. Дурацкие шутки. «Сгноить меня здесь решили, что ли? Сектанты…» Какой бы ни была его судьба, сейчас она от него не зависела. Оставалось только ждать.
Он посмотрел на надкушенное яблоко и вспомнил о заморском логотипе. «На что я все-таки свой рай променял, на славу или на дырку от бублика? Может, наверху уже пресс-конференцию проводят, о моем открытии, а может спят еще, от сивухи этой. Юмористы. Веселуха, небось, от счастья смеялась, что она первая в башне спаслась, и этого ни врагам, не соблазнам не изменить. И князю угодила. А я что, хуже? Меньше ее вечной жизни достоин? Смешно, ей Богу», - подумал Матвеев и от чего-то развеселился. «И на старуху нашла веселуха», - смеялся он в голос.
- Послушайте, - закричал мальчик из экскурсионной группы, - Веселуха опять смеётся!
Бубнившие о чем-то ребята замолчали. Из-под земли и впрямь доносились какие-то неясные звуки.
- Как мужик хохочет, - сказала красивая девочка тоном, не допускающим и тени сомнений, что уж она-то на месте Веселухи смеялась бы как надо.