Маленький резиновый мячик, каждый раз ударяясь о землю, подскакивал и взлетал вверх, и становясь, где-то там в верху почти невидимым и незаметным, или нет, там не видны были воочию его истинные размеры, снова оказываясь на земле, становился таким, каким был всегда и на самом деле, маленьким- маленьким мячиком, всё стремящимся вверх, к тем высотам, в которых он мог затеряться и никто бы не сказал, что он, этот мячик, никакая и не величина, а просто маленький резиновый мячик, с которым, кстати, играли не только дети, но и взрослые, правда, в свои взрослые игры, о чём этот прыгающий мячик в силу своих имеющихся малых размеров даже не догадывался.
Миша тоже был, как тот мячик, мал, но ещё и щупл, и даже когда из мальчика стал взрослым мальчиком так, и остался тем маленьким мячиком, который всё прыгал и прыгал, всё ввысь, и ввысь и каждый раз снова оказывался внизу на земле, где всегда становился тоже тем, кем был на самом деле, маленьким и щуплым взрослым уже Мишей с большими не в размер мячика амбициями. Амбициями на тему, как стать известным и знаменитым всему миру, идя к намеченной цели твёрдым и пружинистым одновременно шагом, подпрыгивая по дороге, как и полагалось мячику, и не довольствуясь достигнутым, когда хотелось прыгнуть ещё выше, Миша, как это обычно бывает, желал достигнуть своей цели теми средствами, которые не оправдывали в жизни того, чего он так хотел и того, о чём больше всего мечтал, будучи маленьким и незаметным мячиком — стать видимым для всех большим человеком, или большим футбольным мячом, способным забиться в любые ворота и потому так и оставаясь тем маленьким человечком с большими амбициями.
И потому он прыгал по жизни вместе с тем мячиком, никогда не взлетая выше своих возможностей и выше своего роста, хотя очень хотел прыгнуть выше головы, чтобы стать заметным для всех, летая в своей значимости и сражая ею всех наповал.
Но никто по прежнему не замечал маленького ростом Мишу. Сколько он, бедолага, не прилагал к этому своих усилий, заметнее и значимее для окружающих не становился.
Начитавшись разных шпионских рассказов, где присутствовали шпионские страсти, ему тоже захотелось стать таким же, одним из них, книжным, но при этом настоящим шпионом, за которым будет гоняться вся контрразведка всего враждебного мира, но снова за ним никто не гонялся, а все погони так и оставались в прочитанных им детективах и не о нем.
Тогда он перешёл к иной значимости и из желания стать заметным разделся до трусов, продемонстрировав всем свои мужские достоинства, болтающиеся у него между ног, правда так и прикрытые трусами, дойти до того, чтобы стать хотя бы сетевой порнозвездой у него тоже не вышло, и тогда он от отчаяния посадил себе на голые плечи какую- то девицу, нарытую тоже где - то в книжках, как про шпионов, закрыл ей глаза темной повязкой, сделав самый удачный фотошоп в своей жизни, но вовсе не из скромности и от стыда, что б ту не узнали, а потому что узнавать должны были его, Мишу, и так и сфоткался на память для своего народа всей страны в надежде, что своей известностью выйдет и за пределы своей огромной родины.
Потом с задумчивым видом сел у окна, так и не надев даже рубахи, а всё сидя в тех трусах, в том своём маскарадном костюме для съёмок в порнофильме, и,
посмотрев в осень, что проливным дождём и лужами разлилась прямо у порога его дома, где он жил, предался воспоминаниям о том, что же прочитал в своей жизни в огромном количестве, снова про известных шпионов, потом про известных проституток, называемых как- то очень сказочно-красиво, куртизанками, и о том как они снискали себе славу великих в своей значимости людей, получив то самое, из-за чего он, вечно изображая тот прыгающий мячик, так, даже не желал, а страшно жаждал в своей жизни.
А так как изображать мысленно и в мечтах киношного Джеймса Бонда, вечно убегающего от спецслужб всего мира, которые гонялись за ним исключительно держа в руках огромные индейские топоры- томагавки, с целью метнуть их в него, Мишу, он уже устал, тем более, что тут со значимостью ничего всё равно не выходило, то он готов был уже стать узнаваемой в своей значимой роли проституткой, той самой красиво называемой куртизанкой.
Но так как и здесь ему никто платить даже не собирался, не то, чтобы иметь как проститутку, то он решил, раз так, остановиться на роли того резинового мячика, в надежде, что всё же кто- то однажды так сильно по нему стукнет, что он, Миша, взлетит в своей значимости выше небес, как всю свою сознательную жизнь и мечтал и уже оттуда посмотрев вниз, внимательно изучив свой маршрут обратно, к земле, и ту траекторию, по которой он будет возвращаться, стремительно падая вниз, и решив, что не выдержит всё же и боли, полученной при падении от ударе о землю, и того позора, что неизбежно ожидал его в таком случае, он таки передумал, тем более, что кое в чем он уже был значим, в своём бесконечном вранье про все шпионские и проститутские страсти. И теперь дело было за малым, ему оставалось только взяться за перо и настрочить пару мемуаров на тему какой он замечательный резиновый мячик, который всю свою жизнь прыгал только вверх, но так и оставался всю свою жизнь только внизу, тонув в своей фантастической значимости, как в той луже, что по осени разлилась у порога его дома, и куда он вечно попадал, оказываясь на земле, отбитый чьей - то сильной и значимой рукой. И это тоже было значимо, ой, как значимо, та сильная, хоть и не его рука, так удачно ударившая по нему, Мише. Что называется, не так, так эдак, но он достиг своего.
14.03.2022 г
Марина Леванте