Лихорадочное состояние Георгия обострилось по прибытии в Бомбей. У него и раньше случалась лихорадка; летом Ники вписал в свой дневник: «Была обедня с выходом и завтраком. У Георгия лихорадка, он весь день сидел дома».
Медицина, врачи не были в фаворе у Александра III, его нежелание лечиться передалось и остальным членам семьи. На этот раз братья опять решили, что обойдется. Из порта наследник отправился поездом вглубь континента, отцу написал, что Георгий остался на корабле, приболел, «но ему уже лучше».
Мария Федоровна чуть не с первого дня расставания с Ники стала писать ему письма, которые он получал в портах. В основном сообщала о семейных делах, не касаясь общественных. А между тем в ноябре сенатор Барыков написал скандальное стихотворение о поездке министров по России с целью узнать на местах нужды народа. Стихотворение ходило по рукам, и весь Петербург знал его наизусть, Ламсдорф даже счел его достаточно характерным.
Весь сентябрь министры рыщут, очень быстры.
С края и до края всё обозревая.
Вышел для вельможей промысел хороший,
При больших прогонах, в даровых вагонах!
Царские им встречи, с хлебом-солью речи,
Флаги, иллюминации, чуть не коронации.
А народу, поглядишь, из объезда вышел шиш,
Иль, быть может, хуже –– скрутят еще туже.
Но чтоб зря нам не гадать, а наверное сказать,
Ждать иль нет успеха, спросим лучше эхо.
Что, у вас министры были? –– Были.
Нужды ваши рассмотрели? –– Ели.
Как же с ними поступили? –– Пили.
Справедливо и умно ль? –– Ноль.
Вышнеградский приезжал? –– Жал.
Кризис общий разобрал? –– Брал.
Много ль дал вам на бакшиш? –– Шиш.
Чем же кончил разговор? –– Вор.
Как нашли вы контролёра? ––Ёра.
Сделал ли что Гюббенет? –– Нет.
Так все вышло ерунда? –– Да.
Ждать ли на весну их? –– Ну их.
Так не принимать их? –– Мать их!
Мария Федоровна радовалась письмам Николая, который красочно описывал путешествие. Отвечала ему:
«Как всё, что вы видите, красиво и интересно! Представляю, как ты доволен жить в лагере и охотиться. Я только жалею, что ты не убил пантеру, и представляю счастье Оболенского, которому повезло, совсем не будучи охотником.
А что в это время делал Георгий? Действительно ли ему пришлось остаться на борту из-за ноги, или есть другая причина? Я очень обеспокоена, и ты понимаешь, с каким нетерпением жду подробности, чтобы знать, что с ним? Ты говорил, что он страдает от ревматизмов, а маленькая Аликс сказала, что он ударился ногой в Афинах, вероятно, он пренебрежительно отнесся к этому. Дай Бог, чтобы ничего серьезного не было, и чтобы прошло поскорее. Думаю, это чувствительно, если Георгий решил остаться на борту.
Сегодня каталась в санях в сопровождении твоего Ворона, который, кажется, очень рад, но раздражал меня своим лаем. Он здоров и часто остается у меня, приходит и лежит у ног, бедный, ему скучно одному, он до сих пор очень грустный. Даже говорили, что он стал злым и рычал на всех в коридоре. Но с нами он такой же, как всегда, прыгает на нас и лижет лица.
Вчера мне преподнесли приятный сюрприз: Миша с Владимировичами и Ольга разыграли комедию, было очень весело и забавно, все катались со смеху. Я уверена, что Ксения уже сообщила тебе подробности. Желаю вам хорошего и счастливого Рождества, которое для нас будет очень грустным без вас! Забыла тебе сказать, что дядя Павел назначен командиром конной гвардии. Надеюсь от всего сердца, что он будет стараться и что все будет отлично».
Она еще не знала, что Георгий болен серьезно, в письмах рассказывала, на каких балетных и оперных спектаклях побывали с мужем, какие симфонические концерты слушали. Написала, что здание консерватории нуждается в ремонте, и император выделил 700 тысяч, что Ольга устроила свой детский «вернисаж», представив недурно написанные картины, –– будет, по всей вероятности, крупным художником. И наставляла Николая:
«Балы и другие официальные дела не очень занимательны, особенно в такую жару, какая теперь в Индии, но ты должен понять, что твое положение тебя обязывает к этому. Отставь свой личный комфорт в сторону, будь вдвойне вежлив и дружелюбен и, более того, никогда не показывай, что тебе скучно. Будешь ли ты так делать, мой Ники? На балах ты должен считать своим долгом больше танцевать и меньше курить в саду с офицерами, хотя это и более приятно. Иначе просто нельзя, мой милый, но я знаю, ты понимаешь все это прекрасно, и ты знаешь только одно мое желание, чтобы ничего нельзя было сказать против тебя, и чтобы ты оставил о себе самое лучшее впечатление у всех и всюду».
Однако уже с середины января ее письма стали настороженными. Жалея, что Георгий не может принять участие в дальнейшем путешествии и это для него обидно, она настаивала на его возвращении домой: «...Мне так тяжело и грустно, что слов нет! Сможет ли он вернуться сюда? Безрассудно из тропиков сразу ехать в самом разгаре зимы. Вероятно, нужно будет постепенно, шаг за шагом привыкать, начиная с Греции. Мы отправим доктора Алышевского в Грецию, он решит что необходимо делать, после того как посмотрит Георгия. Если Георгий останется там на некоторое время, я сделаю все, чтобы поехать к нему, я не смогу спокойно оставаться здесь, было бы слишком жестоко требовать это от меня».
Собравшийся на фрегате консилиум русских и английских врачей нашел, что у Георгия туберкулез легких. После консультаций с Петербургом было принято решение о срочной отправке его в Грецию. Николай прервал развлечения, и 18 января 1891 года простился с братом.
В Афинах Георгия осмотрел лейб-медик Алышевский, обнаружив у него значительное поражение верхней доли правого легкого спереди, и особенно сзади. Под микроскопом были обнаружены туберкулезные палочки Коха. Предписал климатическое лечение, и Георгий уже в марте прибыл в Алжир, а в мае приехал в Крым, где встретился с матерью и Ксенией. Выглядел он неплохо, загорел, но императрица нашла его слишком худым.
Александр, оставшись один, сильно скучал. «Твою телеграмму из Севастополя я получил в 3 часа; воображаю, какая радость встретиться с Жоржи и как он был счастлив увидеть наконец тебя и Ксению. Как тяжело и грустно не быть с вами, с нетерпением жду свидания с милым Жоржи, а теперь, пока вы счастливы и рады, я грущу и тоскую здесь один! Какое счастье, что Миша и Ольга со мною, а то было бы невыносимо. Сегодня завтракал с ними, а потом они были у меня в кабинете и смотрели картинки».
Дальше опять: «Жду с нетерпением твоего первого письма, но не знаю, когда получу его. Скучно и пусто без тебя в Гатчине, и всё как-то иначе, всё не то; отвратительно оставаться одному и быть в разлуке с тобой, милая Минни!»
Доктор Алышевский сказал, приехавшему в Крым великому князю Михаилу Николаевичу:
–– Будь мой пациент частным лицом, я никогда не допустил бы его возвратиться в Россию, а повез бы в горы.
То же самое он сказал императрице, которая пожаловалась Михаилу Николаевичу, что Алышевский назвал болезнь ее сына чахоткой. Ни она, ни император не верили, что у Георгия туберкулез, но палочки Коха давно находились в его организме. Алышевский назначил Георгию душ 10 раз в день. В середине июня, чувствуя себя хорошо, Георгий выехал в Петергоф, а оттуда вместе с семьей –– в финские шхеры, затем в Копенгаген. Родители находили, что сын почти выздоровел, –– Александр всегда говорил, что не надо слушать врачей.
В Дании русские гости были желанны, –– от союза Дагмар с Александром были немалые выгоды. Кое-кто упрекал императрицу в излишнем внимании к датским делам, но Ламсдорф в своем дневнике записал: «Я думаю о пожалованном ей Бисмарком эпитете „датской патриотки“, но надо признать, что это в данном случае затрагивает и русские интересы».
Российские агрономы, ветеринары, экономисты знакомились с датским сельским хозяйством, которое постепенно превращалось в индустриализированную отрасль, нацеленную на экспорт. Благодаря датскому опыту, в России стало развиваться сыроварение, –– русские сыровары достигли больших успехов. Несколько предпринимателей занимались вывозом сливочного масла из России и ввозом датских сельскохозяйственных машин и промышленных товаров.
В Данию царь и семейство плыли на яхте «Держава», взяв с собой платья и обувь, собачек и птиц, и даже корову, так как нельзя же в дороге без молока! Как вспоминала младшая дочь императора, яхта являла собой Ноев ковчег.
К королю с королевой съехалось столько гостей, что многим пришлось ночевать в маленьких домиках, разбросанных по обширному парку.
«Мы наслаждались свободой. Папа был заводилой во всех наших детских забавах. То поведет нас к мутным прудам ловить головастиков, то воровать яблоки в королевском саду. Однажды наткнулся на садовый шланг для поливки и направил его на шведского короля, которого мы все недолюбливали. Папа участвовал во всех наших играх. У меня было такое чувство, что во взрослом мужчине продолжает жить мальчишка. Три недели, проведенные в Дании, по-настоящему обозначали для него передышку.
Королева Виктория не приезжала, она не любила нас. Моего дедушку, датского короля, презирала. Не хотела, чтобы Альфред, ее сын, стал супругом нашей тети Марии, младшей сестры папа ;. Тетя Мария с ней не ладила, и называла противной старухой, всюду сующей свой нос» (Великая княгиня Ольга Александровна).
Встреча Георгия с кузенами и кузинами, пикники, конные и пешие прогулки подействовали на него благотворно, но затем болезнь обострилась, причиной тому стали тряска и пыль.
Врачи отменили ему обязательный душ, а в конце августа он уже был на Кавказе в горном местечке Абастумани, расположенном недалеко от Боржоми. Абастумани посоветовал великий князь Михаил Николаевич –– бывший наместник Кавказа. По его настоянию был выкуплен участок земли, местность обследована врачами, которые единодушно постановили, что для легочного больного здесь будет отлично: сосновый лес, горы, мягкая зима и нежаркое лето.
Добирались поездом до Одессы, потом пароходом в Батуми, откуда вела железнодорожная ветка к Михайлову, а из Михайлова –– конными экипажами в Абастумани.
Прежде это была турецкая территория, называлась Аббас-Туман, что означало местонахождение десяти тысяч воинов шаха Аббаса. Здесь располагался военный госпиталь, били целебные источники, имелось отдельное здание ванного корпуса, –– летом народу съезжалось много. Кружево дачек, павильонов, ресторанов, гостиниц на фоне скал делало Абастумани похожим на декорацию к сказке.
Летом по здешним дорогам ездили на извозчиках, осликах, зимой –– на санях. Продукты сюда привозили из Кутаиси, всё было дешево и в обилии. В правом углу базара стояла пекарня с огромной печью, где выпекали хлеб и пирожные. Два раза в неделю в открытой ротонде устраивались танцы под музыку духового оркестра. Георгий и Мария Федоровна поселились у местных аристократов, и сразу же началось строительство временного жилья для Георгия. Считалось, что в доме из дерева жить здоровее. Дом был построен в короткий срок, внутри украшен искусными мастерами, были установлены стенные печи, в зале –– камин; в спальню на втором этаже вела лестница. Рядом поставили дом для прислуги.
Мария Федоровна распорядилась строить дворец. Позже построит дворец для себя и Михаил Николаевич.
Пока шло строительство, императрица и сын наслаждались окрестностями, объезжая верхом то руины старинных крепостей, то направляясь в ущелье, зажатое скалами, –– пройдя между ними, можно было попасть в усыпанную цветами лощину. Здесь в речке плескались форели, по берегам росла ежевика, а в рощах местные жители собирали каштаны.
Оставив сына на попечение Тифлисского губернатора Шарвашидзе, Мария Федоровна возвратилась в Гатчину.