Александр Третий. Глава 53

Нина Бойко
Заболела Ксения. Тиф в Петербурге был делом обычным, причиной тому питьевая вода. В Гатчине Александр быстро наладил проверку воды, а здесь перекладывали проблему с одного департамента на другой и никто ни за что не отвечал.  А что творилось по всей России! 

«Один из самых печальных результатов петровского переворота — это развитие чиновнического сословия. Класс искусственный, необразованный, голодный, не умеющий ничего делать, кроме ,,служения“, ничего не знающий, кроме канцелярских форм. Самая власть царская, которая бьёт как картечь, не может пробить эти подснежные траншеи. Все меры правительства ими ослаблены, все желания искажены; и всё с видом верноподданнического раболепия и с соблюдением всех канцелярских форм»  (А. И.  Герцен).

Болезнь Ксении протекала тяжело, волосы девочки лезли целыми прядями. Александр боялся, что она облысеет. Спросил графиню Шувалову, которая тоже переболела тифом:
–– Вам волосы стригли?
–– Мне их обрили. После болезни они отросли.
–– А когда я в двадцать семь лет заболел тифом, мне волосы не обрезали, и вот что вышло, –– Александр нагнул голову, показал лысину.

Всё-таки девочку стричь не стали: может быть, обойдется.

Необходимость пребывания в Петербурге выматывала его: «Всю жизнь будут то балы, то приемы, то выходы... Не отделаться». Написал перед Пасхой брату Сергею, который вместе с женой и Павлом снова был за границей: «Прости, что так поздно отвечаю тебе, милый Сергей, но времени у меня свободного было немного на Масленице, и мы все порядочно были утомлены этой невозможной неделей. Как я счастлив наступлению поста! Просто наслаждение, отдых, и можно опомниться, а то я чувствовал, как с каждым днем я тупел и все забывал, а ложиться спать часто приходилось в 5 часов утра! Мы, несмотря на короткий сезон, дали 4 бала в Зимнем Дворце; падений, слава Богу, не было, но во время вальса вылетела на середину залы большая юбка».

Директор канцелярии Министерства иностранных дел Владимир Ламсдорф, увидев 4-го февраля государя на балу, записал в дневнике: «Я поражен бледностью нашего августейшего монарха. У него восковой цвет лица с желтоватым оттенком. Наследник Николай Александрович не вырос, не пополнел и не похорошел. Он настолько теряется в толпе, что его трудно различить в общей массе. Я не нахожу, чтобы выражение его лица было очень симпатичным. Большой чувственный рот, вздернутый нос, в глазах что-то жесткое, насмешливое и высокомерное, а в целом ничего величественного: гусарский офицерик, недурен собой, банален и незначителен. Надеюсь, что он одарен всеми качествами сердца, характера и ума, которые ему приписываются. Чувствую в себе утомление и нервное состояние, –– это, якобы великолепное зрелище придворного бала, осталось калейдоскопом ка-кого-то более или менее отвратительного безобразия».

13 марта. Дневник Ламсдорфа:
«Среди возвращенных государем бумаг Гирс  показывает мне полученные его величеством по почте из-за границы угрожающие письма; они написаны красными чернилами, которые как бы должны изображать кровь. Везде митинги и шумные собрания протеста против суровых мер, примененных к некоторым ссыльным в Сибири. Иностранные газеты с явным удовольствием помещают ужасные описания таковых. У нас –– университетские беспорядки, которые начались с Москвы, а затем распространились и далее. В Петербурге масса арестов. По-видимому, Болгария становится прибежищем самых ярых русских нигилистов и террористов, присутствия коих на своей территории не считают возможным допускать ни Франция, ни Швейцария, несмотря на их рес-публиканские правительства.

Более того, бежавшие преступники, явные пропагандисты терроризма, получают хорошо оплачиваемые места, становятся даже школьными учителями в Болгарии; один из таковых заведует химическим кабинетом, где работает в течение нескольких часов в день вне всякого контроля и получает все требующиеся там вещества. Запрошенный по этому поводу Стамболов ответил, что смерть Александра III могла быть для Болгарии только желательной, так как его величество –– единственная причина ее ненормального положения. Он добавил с иронией, что широкое гостеприимство, каким пользуются в России болгарские эмигранты, обязывает Болгарию из благодарности открывать двери и русским эмигрантам. Все эти сведения получены Министерством внутренних дел от наших тайных агентов, которые проявляют сильную тревогу по поводу все увеличивающегося скопления в Болгарии наших анархистов-террористов и их поощряемой деятельности».

Каково было Александру, читая эти угрозы, видеть мысленным взором  погибших за счастье болгар  русских солдат и офицеров!

Из Дневника Ламсдорфа:
«4 апреля. Официально подтверждено: Бисмарк вышел в отставку. Вильгельм II чувствует, что здоровье его подтачивается неизлечимой болезнью, предвидит, что царствование его будет непродолжительным и хочет, во что бы то ни стало, занять видное место в истории. Под влиянием этого нездорового честолюбия он с готовностью проводит одну реформу за другой и, не дождавшись результатов одного проекта, переходит к другому. Все это роковым образом должно вести к хаосу. Трилистник Лиги мира: Германия - Австрия - Италия рискует скоро увянуть, в то время как Россия в своем неизменном спокойствии становится все более и более стойкой. Друзья у себя заварят кашу, которую, пожалуй, и втроем не расхлебают; мы же тем временем свои дела настроим, и в подходящую минуту покончим не только с болгарскими проказами, но решим, Бог даст, и более важные вековые вопросы».

(На удивление свету, Вильгельм пережил всех, скончавшись в июне 1941 года –– за две недели до нападения гитлеровской Германии на СССР).

Была арестована оппозиционная писательница Мария Цебрикова. Прочитав о ней донесение, Александр начертал в резолюции: «Отпустите старую дуру».
Весь Петербург хохотал. Мгновенно потеряв своё «значение», Цебрикова убралась за границу, где опубликовала «Открытое письмо Александру III» с острой критикой его внутреннего курса.

Весенний переезд в Гатчину был для Александра спасением. И детям здесь было вольно. По воскресеньям Ольге и Мише разрешалось приглашать в гости  друзей, и те приезжали на поезде.

«Сынишка графа Шереметева, погибшего в Борках, где-то раздобыл медвежью шкуру с головой, лапами и с когтями, напялил на себя и стал ползать на четвереньках, издавая грозное рычание. Старик Филипп, работавший на кухне, неожиданно наткнулся на «зверя». Бедняга вскочил на один из длинных столов, стоявших вдоль коридора, и бросился бежать с криком: «Господь Всемогущий, во дворце медведь, помогите!». Мы так испугались, что мама может узнать об этой проделке!..» (Из воспоминания Ольги Александровны).

Приехал двоюродный брат императора –– Александр Михайлович, или, как все его звали, Сандро; вернулся из трехгодичного плавания. Всю жизнь Сандро был благодарен Александру за то, что не отговаривал его от морской службы, не шел на поводу у родителей Сандро, которые страшно боялись за сына.  «Я обязан Александру III самыми большими радостями моей служебной карьеры, и до сих пор содрогаюсь при мысли, что я мог сделаться одним из тех самовлюбленных гвардейских офицеров, которые взирали на мир через стекла бинокля, наведенного на рампу балета. Имея широкие планы относительно нашего флота, Александр III считал, что поступление его двоюродного брата на морскую службу явится хорошим примером для русской молодежи. Его дружеское вмешательство спасло меня от прозябания в душной атмосфере столицы».

Рассказы Сандро о том, что он видел и понял, не могли не впечатлить. Император с особым вниманием слушал о Японии, где Сандро провел почти год. В ту пору Александр телеграммой приказал ему нанести официальный визит микадо. Российский посланник при японском дворе был крайне озабочен: Александр Михайлович являлся первым представителем европейских государств, кого должен принять японский император. Выработал сложную программу, состоявшую из торжественных приемов, обедов, ужинов и банкетов. «Жители деревни Инасса, где я проживал, потеряли покой, когда, узнали, что с ними находится человек, которого примет сам великий Мэйдзи! Мои японские друзья теряли дар речи в моем присутствии, и только подобострастно кланялись».

Обороты торговли России с Японией были незначительными, русский экспорт несколько возрос только в 1888 году, когда Россия стала ввозить в Японию керосин. Но на попытку Общества Добровольного флота получить разрешение закупать каменный уголь в Японии, японцы ответили отказом, и Сандро считал необходимым, чтобы цесаревич Николай побывал в Японии для установления связей с этой страной.

Император ещё до приезда Сандро встречался с японским посланником, со слов которого было понятно, что Япония заинтересована в расширении торгового обмена с русскими, и что планируемая Россией сибирская магистраль приветствуется японцами. Промышленность России развивалась быстро, всего за два года на юге появилось 17 крупных чугуноплавильных заводов и строилось еще 12. 

Александр поддержал предложение Сандро. Распорядился готовить эскадру, подарки, и всё, что необходимо для кругосветного путешествия старшего сына.

Сандро, несмотря на то, что не был в России три года, затосковал. «Сижу в своих комнатах и скучаю. В Петербурге все осталось по-старому. Те же сплетни ску-чающих придворных дам... Я встречаюсь с Ксенией. Это уже не прежний сорванец, не “твой моряк Ксения”, ей уже исполнилось 14 лет, и мы очень дружны. Я бываю у Ники в лагерях, где он изучает кавалерийское дело в рядах лейб-Гусарского полка. Ники живет в маленькой, для него построенной деревянной даче. Он очень доволен своим производством в офицеры, и мы с ним охотно обмениваемся впечатлениями: я –– об охоте в Индии на слонов, он –– о полковой жизни…

Снова Петербург… Блестящий зимний сезон. Боль-шой бал в Зимнем Дворце и целая серия балов в великосветских домах. Я считаю дни, которые отделяют меня от весны, когда мистер Б. пришлет мне мою яхту “Тамара”. На балах я танцую только с Ксенией…

Слава богу, “Тамара”, наконец, прибыла. Ее гордые очертания вырисовываются у пристани за Николаевским мостом. Я устраиваю на борту завтрак для моих родных.
–– Сандро, –– говорит отец, ––  ты с ума сошел! Ты собираешься отправиться в кругосветное путешествие на этой скорлупке!
Отец мой никогда не понимал притягательной силы моря. Только государь император, любящий морское дело, хвалит “Тамару”. Каждое лето он плавает в водах Финского залива на своей великолепной “Царевне”.
Этим летом он выразил желание, чтобы я на “Тамаре” сопровождал его в плавании.
Наступают блаженные дни. Нас окружает строгая красота шхер. Я обедаю в семье государя рядом с Ксе-ний. Это недели отдыха государя. По вечерам мы играем в глупую карточную игру, которая называется “Волки”.

В сентябре я прощаюсь с Петербургом, по крайней мере, на два года. “Тамара” гордо спускается по Неве, имея целью… берега Индии».

Месяцем раньше мичманом на фрегате «Память Азова» отправился в кругосветное плавание Георгий. Маршрут был сложным: фрегат должен обогнуть Европу, в Триесте подождать цесаревича Николая, затем последовать в Индийский и Тихий океан, огибая Африку и Австралию достигнуть Владивостока, высадить Николая,  направиться в Америку и, обогнув ее, вернуться в Россию.

Александр III придавал большое значение путешествию Николая. Наследник должен пообщаться и установить добрые отношения с царствующими особами государств. Во Владивостоке должен поднять тачку грунта при начале строительства Великой Сибирской магистрали. Из Владивостока –– через Сибирь и Урал, посетив города и веси, вернуться в Петербург.

Свиту наследника составляли проверенные люди. Князь Ухтомский был прикомандирован для ведения летописи похода. Фотографом был Владимир Менделеев, сын великого ученого Дмитрия Ивановича Менделеева.

В Триест Николай прибыл в конце октября, и 26 числа поднялся на борт «Память Азова».
В сопровождении фрегата «Владимир Мономах» и канонерской лодки, «Память Азова» проследовал в Грецию.
В Афинах братья навестили королевскую семью. Здесь дипломатии не потребовалось –– король с короле-вой были в тесном родстве с царской семьей, встречаясь каждое лето в Дании, Греции или в России.
Принц Георг Греческий, ровесник Ники и Георгия, упросил родителей отпустить его в плавание вместе с ними.

Отправились в Египет. Нанесли визит египетскому владыке, осмотрели пирамиды и прочие памятники Древнего Египта, проплыли по Нилу, и двинулись дальше –– в Суэц. Отсюда  канонерская лодка завернула обратно, а остальные прошли в Красное море, где  путешественников поджидал крейсер «Адмирал Корнилов», чтобы конвоировать дальше.

Неожиданно у Георгия поднялась температура. Старший офицер фрегата «Владимир Мономах» решил, что он простудился в Италии, когда устроили бал на борту корабля, и Георгий в одном сюртуке поехал провожать по холодному рейду приглянувшуюся ему итальянку. Вспомнилось еще, что во время поездки к египетским пирамидам Георгий заснул на ледяном сквозняке.