В шкафу-купе, приспособленном под кладовку, хранились старые вещи. Много раз хозяин квартиры пытался навести в нём порядок и повыбрасывать всё ненужное, но каждый раз, покрутив в руках ту или иную вещицу, он клал её на место. И действительно, как можно расстаться с отрезанным от сгоревшего чайника шнуром с вилкой, со старыми, пошарпанными детскими санками или большущей эмалированной крышкой от давно вышедшей из строя кастрюли и многим-многим другим? Как расстаться с тем, что может ещё когда-нибудь пригодиться?
На верхней полке шкафа пылился потрёпанный саквояж с чуть прихваченными ржавчиной замками. Он достойно пережил всех советских вождей, но так и не смог вписаться в современную моду. Этот саквояж, как реликвия, передавался из поколения в поколение, переезжал из города в город, из квартиры в квартиру, но никто не решался выбросить его. В саквояже, наслаждаясь тишиной и уютом, проживали пенсионеры: парафиновая Свеча, старое Пенсне и Веер из гусиных перьев. И у Пенсне, и у Веера позади осталось бурное прошлое, наполненное интригами и тайнами. Коротая время в саквояже, они изо дня в день делились воспоминаниями, которым, казалось, не будет конца.
А вот бледно-жёлтой Свече рассказать было нечего. Её давным-давно, в ранней молодости, утащили со свечного завода и надёжно запрятали, да так надёжно, что потом и вовсе про неё забыли. С тех пор ей было уготовано бесцветное прозябание в темноте закрытого саквояжа. Но для печали у неё не было причин. Свеча не знала, что такое настоящая жизнь, и поэтому, какая бы ни была своя, она казалась ей раем.
— Я сын Вихря, — заявил Веер, шелестя потёртыми перьями. — Только характер у меня в маму — мягкий и нежный.
— Подумаешь! — пробубнило Пенсне. — Зато я знакомо с самим Чеховым. Помню, нацепил он меня на нос, посмотрел в зеркало и сказал: «В человеке должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».
Слушая рассказы соседей, Свеча, забившись в угол, начала понимать, что где-то вдали от неё существует другая жизнь. Не чёрная, как в саквояже, а радостная, наполненная фейерверками событий, эмоциями и переживаниями.
— Скажите, а в той жизни есть такие, как я?
Пенсне посмотрело на Веер. Веер распахнул душу и с пафосом произнёс:
— Конечно, у тебя прекрасная родня! Были времена, когда без вас невозможно было обойтись. Ах, если бы ты знала, дорогуша, свидетелем каких балов и светских приёмов были твои предки! Это не передать словами.
— Да что там балов! — поддержало Пенсне. — Я-то много в жизни повидало. Одно время вы были везде. Стояли в роскошных канделябрах на столах, тумбочках, секретерах, и даже висели на стенах в бронзовых подсвечниках. С вами всегда было светло. От вас веяло теплом и уютом.
— А почему я не такая? — спросила Свеча.
— Наверное, судьба, — ответило Пенсне. — В другие времена живёшь.
— Не соглашусь! — скрипнул Веер. — В любые времена надо оставаться собой, даже в самые трудные. А тебе, дорогуша, необходимо как-то выбраться отсюда. Только тогда ты поймёшь, что такое настоящая жизнь, и сделаешь то, что должна.
— Я кому-то что-то должна? — удивилась Свеча.
— Кому-то, конечно, нет, — вздохнул Веер. — А вот себе — да!
— Но зачем? Мне сейчас и в саквояже хорошо.
— Глупышка, — возразило Пенсне. — У каждой вещи, пришедшей в этот мир, есть своё предназначение. Мы рождены, чтобы помогать другим. В саквояже ты обречена на вечную тоску. Тебе нечего вспомнить и нечем гордиться. А грусть когда-нибудь расплавит тебя, и ты превратишься в никчёмное, никому ненужное, затвердевшее парафиновое пятно.
— Ты думаешь, мне было легко? — спросил Веер. — Посмотри на мои перья! Они почти осыпались, но я до последнего махал ими, давал людям ветер и спасал их от жары. Зато теперь смело могу сказать: я сделал всё, что мог, и теперь буду спокойно доживать свой век, наслаждаясь воспоминаниями.
— А я! — вскрикнуло Пенсне. — Ты думаешь, легко держаться на носу, который постоянно хочет тебя скинуть? Но я держалось, и порой из последних сил. И падало. Мои хрупкие стёкла покрывались трещинами, но я снова цеплялось за нос. И благодаря мне было написано и прочитано множество книг.
— Я поняла, я тоже хочу! — оживилась Свеча. — Но как мне выбраться отсюда?
— Тут мы бессильны тебе помочь, — сказал Веер. — Но каждому всегда даётся шанс, а воспользуешься ты им или нет — это решать тебе…
Хозяин квартиры вернулся домой поздно. Он зашёл в коридор и щёлкнул выключателем. Свет не включился.
— Ещё этого не хватало! — фыркнул он, достал из кармана телефон и включил фонарик.
Через минуту на экране высветилась батарея, перечёркнутая красной полосой, телефон протяжно загудел и отключился.
— Так, — пробурчал хозяин, — ну вот это уже совсем не вовремя!
Он скинул ботинки и прошёл в дальнюю комнату.
«Где же я её видел? По-моему, здесь», — подумал он, снимая с верхней полки потрёпанный саквояж…
Свечу, наспех воткнутую в горлышко пустой бутылки, охватила тревога. Она понимала, что ещё мгновение, и что-то произойдёт. Но что?
«Странно всё, — подумала Свеча. — Вроде темно, как в саквояже, но что-то не так. Точно! Это воздух. Он другой — вкрадчивый, просторный и свободный».
Через мгновение чиркнула спичка. Красно-жёлтое пламя с привкусом гари было совсем рядом. Оно едва коснулось фитиля, который на секунду согнулся, почернел, но тут же расправился и потянулся вверх.
— Я горю! Я горю, и это замечательно! — воскликнула Свеча и заплакала.
Горячие мутные слёзы крупными каплями стекали по её телу и, скатываясь на бутылку, застывали мелкими бугорками.
Хозяин приоткрыл окно, и мягкий ветер чуть всколыхнул огонёк. Его робкое пламя преломилось в узорах небольшой хрустальной вазы и рассыпалось по стенам мерцанием крошечных искр.
— Ах! — прошептала Свеча и с интересом посмотрела по сторонам.
Отблески света были везде: на посуде, холодильнике, подвесных шкафах и даже на потолке!
— Вот она, настоящая жизнь! Неужели всю эту красоту создала я? Какое счастье, что удалось вырваться из саквояжа! Ведь принуждённому жить в темноте никогда не увидеть света, особенно если не понимаешь, что он существует.
Шло время, огонёк всё сильнее охватывал фитиль и пробирался вглубь Свечи, и от этого она становилась всё меньше и меньше.
Яркой вспышкой включилась люстра, холодильник хмыкнул и радостно загудел, микроволновка подмигнула красным глазком, а ноутбук, стоящий на столе, блеснул нежно-голубым экраном. От неожиданности Свеча обмякла и, собравшись из последних сил, закричала:
— Я смогла! Это я! Это я дала миру свет! Как же мне хорошо, и как прекрасна жизнь! Жаль только, что такая короткая.
Но её никто не услышал. Фитиль вздрогнул и погас.
Кусочек засохшего парафина отвалился от бутылки и гулко стукнулся о стол…
13.03.2022