Власть поветрия. Глава девятая

               
                ГЛАВА  IX


 Ни море, ни земля, ни горы не дают пристанища.  Чума оставила обезлюдившие города, опустевшие деревни, покинутые сады и поля, разоренные хозяйства...                Ф. Петрарка.
                Уже вторая неделя пошла как покинул Нектарий развалины отчего дома, все дальше и дальше уходя от зачумленной столицы. Повсеместно на пути своем встречал он следы поветрия. На дорогах, полях, да и просто на лесных делянках видел он телеги брошенные да коней палых; скорченных, почерневших мертвяков, среди травы лежащих; хлам всякий и добротные вещи, бесхозно в грязи валяющиеся... А в деревни, да дома одиночные, коли попадались, носа даже не совал- настолько страшно ему было на лихость всякую попасть. Давно сбился он уж с пути к Новгороду, и просто шел, куда глаза глядят, на авось, да на Господа только и надеясь. Жить, правда, посытнее чуть стало- то тут, то там находил он снедь разную брошенную, зачастую уже и попорченную изрядно, коей уже не брезговал.  Да в садах и огородах брошенных плодами всякими питался. Слава, богу- жив все ещё был. Людей совсем мало видел-раза три, да и то издали.  Пару раз на стрелецкий разъезд натыкался, от коего в траве да кустах хоронился. Хорошо хоть бесов не встречал более.
Меж тем похолодал воздух уже основательно- затянулось небо тучами тяжкими, задул ветер ледяной, да дождь начал лить часто. Надо было уже пристанище начинать искать-никак невозможно стало боле в лесу хорониться. Стал подумывать Нектарий набрести на монастырь, либо обитель святую-там хоть, может и не обласкают, да по крайне мере не прибьют как собаку бездомную, а посчастливиться и кров с пищей найдет. Церквей-то много на пути видеть случалось, да все пустые и брошенные стояли, посему и начал внимательно признаки монастыря близости искать. Так и вышел в один из дней к очередной деревне. Остановился на околице, да очами повел в изумлении. Из печных труб шел дым; поле было пустым, да пожатым; сено сложено в скирды. А когда ноздрей его коснулся восхитительные аромат свежеиспечнного хлеба, то наполнился рот голодной слюной. Обитаема была деревня- не коснулось её  всесущее поветрие. Слава тебе, Господи!  Выбрался таки! Дошел...
Больше ничего додумать не успел- как показалась меж дворов девка малолетка идущая с коромыслом к колодцу. "Беда-бабу с пустыми ведрами встретить!"- подумал он, и тут деваха увидела его. Завизжала истого, будто резали её, бросила коромысло свое, да в деревню стремглав понеслась, на Нектария постоянно оглядываясь. "Вот дура!-подумал Нектарий с усмешкой: Напужалась как!".  Потом лишь понял что бежать по ту пору ему надо было, пока возможность была, а он, дурак, с радости на месте как столб застыл.  Вновь появилась девка та, бежала она, на Нектария пальцем издали показывая, а за ней мужик какой-то, баба, дед в холшовой рубахе, а следом ещё какие-то люди. Посмотрели они на Нектария глазами дикими, а потом к нему ринулись всем скопом. Подкосились ноги у пацаненка, рванул он было прочь со всех сил своих оставшихся, да догнали они его быстро и окружили.
"Язва!"- услышал он пронзительный голос девахи той.
"Язва!-заревел быком подбежавший мужик: В гости, нечистая, пожаловала!".
"Бей язву!"- завизжала баба и с налету огрела Нектария поленом по спине.
Хотел было перекреститься Нектарий, да даже слова вымолвить ему не дали.
Хватил его мужик кулаком по лицу, а другой по голове ударил, так что брызнула боль из глаз и все вокруг помутилось. С воем вцепился скрюченными пальцами ему в волосы старик в холшовой рубахе- повалили Нектария на землю и топтать, да рвать яростно начали. Померк свет в его глазах и уже совсем невмоготу ему стало,  как вдруг отступились от него люди, да вокруг остановились недвижимо. Сквозь звенящую боль в голове услышал он голос чей-то: старческий, хриплый, но громкий и сильный. Повелительно говорил старец, грозно и сурово. Совсем уже было порешить хотели люди, что с деревни прибежали Нектария, узрев в нем чуму, что в его облике гостьей незваной к ним заявилась. Да услышав окрик грозный, оставили бедолагу, отступив разом. Ибо подошел к ним старик высокий, костяной и суровый в монастырском одеянии. Сурово было его деревянное лицо, словно с иконы сошедшее, огнем пылал взор, длинная , седая борода и крест медный на шее.  Ещё издали узрел он как бросились все на отрока, да по старости лет не успел подойти скоро.  Был бы на его месте кто другой: хоть поп, хоть дьякон, хоть купец, хоть боярин-одно бичевали бы смертно с Нектарием вместе. Да узнали люди схимника , что по слухам чудодейственной силой обладал и мгновенно отрезвились. Испугались  они отца   Варламия , да стушились разом от взгляда его.
Что творите?!- в гневе топнул старец о землю посохом своим: "Доколе буйные будут услаждаться буйством своим?!" Пошто невинного отрока порешить хотите?!
Язва пришла к нам!- закричала баба, сжимая полено.
Дура!- взревел старец, яростно и наотмашь огрев бабу посохом своим: Послал Господь в назидание нам за посрамление псом Никоном, да еретиком Греком писания святого, что самим Иисусом было нам завещано, язву моровую. За грехи наши расплата это-скверну души наших очищением, яко пламенем! И как вы принимаете кару Божью! Где смирение ваше агнецкое пред гневом его!
Под давлением слов его начали люди медленно отступать от лежащего Нектрия.
"Образумьтесь бессмысленные люди! Когда вы будете умными, невежды!"
Души свои спасайте пока не поздно. А то ждет вас пламя адское и холод вечный! А вы, Гоги и Магоги уподобившись невинного отрока загубить решили, дабы животы свои уберечь! Царствие Господне променять на  довольствия  свои мирские  возжелали! О ужас великий!
С этими словами задрал он концом посоха своего кафтан на Нектарии, обнажив следы болячек былых на теле его.
Не простой сей отрок!  И его коснулся гнев Божий!  Да вымолил он покорством своим, да покаянием истовым  у Господа прощение!  "Ибо,  как непослушанием одного человека сделались многие грешными, так и послушанием одного сделаются праведными многие".  Для того ли привел его Господь к вам, дабы вы порешили его в страхе своем нечестивом, как распяли нечестивые грешники Господа Своего Иисуса Христа?!
Попятились люди еще дальше и креститься многие начали истово- крепко, видать взяло их за душу слово отшельниково.
Лишь покаянием истовым гнев Господний смирить можно! А коли решили продать вы души свои за живот свой, как Иуда нечистый Христа за тридцать сребрянников, то нет мне средь вас места более!- так и обжег взглядом своим старец людей из-под густых бровей:  Зачем метать бисер пред свиньями?!
Поразит вас Господь язвой моровой как народ египетский за его грехи... Аминь!
Окрестил он с этими словами людей троеперстно. Окончательно гнев из людей вышел, испугом сильным сменившись. Приклонили многие головы свои, а некоторые и колени, закрестились, да забормотали вразнобой:
"Да что ты, отец..."
"Не гневись, святой старче..."
"Прости нас, непутевых..."
 Господь с вами, люди добрые!- простер свою руку старец, смягчившись: Долготерпелив  Господь к людям и изливает на них милость Свою...
Он обличает и вразумляет и поучает, и обращает, как пастырь стадо свое...
Приказал старец поднять бесчувственного мальчика и нести за собой. Поднял дюжий мужик невесомое почти тело пацаненка и понес следом за старцем во жилье его .
Очнулся Нектарий на грубом, узком ложе, в комнате с низким бревенчатым потолком и маленькими, слюдяными окнами. Тепло было  здесь- аж жарко и свешивалась с потолка из щелей темная, сухая трава. Пахло смолой и ладаном, потрескивал огонь в печурке, да горели лампадки в углу пред иконами. Вдоль стен стояли длинные лавки, посреди комнаты небольшой, грубый стол с глиняным кувшином. Сурово и печально смотрели потемневшие лики святые на Нектария. Приподнялся он было, оглядываясь, да заскрипела низкая дверца и вошел в комнату, пригнувшись, давешний старец. Встал посреди комнаты во весь рост, головой едва в потолок не упершись, да на лежащего мальчика, не мигая уставился. Страшно стало малому от взгляда этого пристального, да пронзительного.
Кто ты, отче?- спросил Нектарий с испугом приподнимаясь на ложе своем и одеяло до подбородка натянув.
Кличут меня люди  Варламием  -ответил старец сурово: Три года я уже как живу в обители сей, от людей далече в уединении полном. И служу верой и правдой Господу Богу Нашему, древним традициям почтния  храня, супротив воли еретика Никона и пса его смердячего Арсеньки Грека. Во имя Отца, Сына и Святого духа, Аминь!
С этими словами он размашисто перекрестился троеперстием на иконы.
Как тебя звать, отрок честной?- обратился он к Нектарию: И отколь появился ты в местах сих, явно придя издалече?
Зовут меня Нектарий, по отцу Вселоводович, а фамилии купеческой-Буслаев. С Москвы я пехом пришел. Тятьку, мамку, сестер-всех поветрие забрало и дом спалили дотла... Сам еле жив остался.  Помилуй, отче      сиротинушку бедного, некуда голову преклонить мне теперь даже. Чуть не убили меня злые люди, как на глаза я им попался, только смерть мне принять и останется, коли и ты прогонишь меня. Смилуйся, Христа ради...
Люто, значит ноне в Москве?- спросил старец, как показалось Нектарию даже с каким-то злым удовольствием в голосе.
Ох, люто, отче  Варламий  - ответил тот: В Москве в слободах совсем малое количество людей осталось, равно как и стрельцов. Церкви да соборы ноне пустые стоят, ибо некому боле  службы вести, да усопших отпевать...
Страшна кара Господня за грехи людские-вновь сурово ответил старец, перекрестившись на иконостас: Хоть Грозен был царь Иван Четвертым который звался, лют и греховен в суе своей, и Москву басурманам сдал, но веру истинную чтил, да хранил пуще глаза. А нонешний царь Алекссий Михайлович, хоть тишайшим и прозван, но великих грехов правлением своим наделал! Напустил на Русь Святую дурмана всяческого, пред иноземцами прогибается, яко осина на ветру.
А вскоре народиться у него и  Антихрист -ждите люди царстивя его! И попрает он ногою своею нечестивой и веру истенную, и законы, предками нашими да греками нам завещанные.  И пустит сюда во всевластие ересь и бесовщину латинскую, ниспровергнет устои древние, Первопрестольную  забвению предаст, да заставит всех поклоняться лику его звериному! Будут головы лететь и кровь рекой литься!
Свят! Свят!- в ужасе закрестился Нектарий.
Помолчал немного старец и продолжил после: Было недавно видение у меня святое. Приша ко мне Богородица сама и сказала, что приведет Господь ко мне скоро отрока, коей великую силу в себе содержать будет.  Дабы отрок сей когда возмужает, будет бороться силой своей супротив царствия Антихристова, да души людские от когтей его смердячих спасать.  Должен я помочь отроку сему силушку его великую раскрыть в нем, да обучить как управляться с нею.
Вспомнился тогда Нектарию юродивый тот, которого  подле Ильинских врат он с матерью встретил, да слова его, по ту пору безумными показавшимися. Обожгло тогда его всего изнутри, перехватило дыхание и голосом охрипшим от внезапности спросил:
И кто же отрок тот, отче  Варламий?
Ты и есть сей отрок- ответил старец, указывая перстом на Нектария: Не спроста выпали тебе испытания сии, не спроста привел Господь тебя, неспроста путь твой столь тяжкий вышел. Великое дело поручено тебе нести на плечах своих, и мне Господь поручил обучить тебя оному.  Будешь ты учеником моим прилежным, да следовать за мною всюду, верно вере истинной служа. Познаешь ты тайны великие и откроется тебе тогда дорога в Царство Божье. Есть у меня книги греческие, ещё с Византии привезенные, что от отцами нашими от басурман спасены были, да мною лично от Никона -пса сохраненные.
Буду, отче  Варламий. Буду. Истиный крест- перекрестился Нектарий: А когда приступать к учению можно будет?
Отлежаться сначала, Нектарий тебе надобно- ответил старец: Какое пока учение может быть, коли душа еле в теле твоем держится. Вот когда на ноги встанешь крепко, тогда и видно будет...
Помолился старец перед иконами, да вышел вскоре. А Нектария опять усталость обволокла, вновь откинулся он на подушку, и вновь сон глубокий сморил его...
Жил старец  Варламий   в избушке маленькой на краю бора соснового, на брегу реки, от деревни, правда в не особо далеком расстоянии. Много лет уже ушел он в раскольники, спасаясь от преследований. И хотя многие  в деревне знали, где обитает он, никак не было желающих выдавать его. Ибо признавали его за чудотворца и святого человека, посему боялись шибко- проклянет старец Именем Господним,
и амаба-пиши-пропало...
Долго болел Нектарий, да выходил его в итоге старец Варламий и на ноги поставил. Почевал отварами да травами целебными и кормил постно, но сытно, молитвами множественными дело  то приправляя. Через неделю уже окончательно на поправку Нетарий пошел, а через месяц и в полную силу вошел...
Как-то проснулся он утром ранним- светло уже было за стенами. Жарко в избушке, душно весьма, только сверчок где-то в углу потрескивал. Отлучился старец куда-то и один остался Нектарий. Почувствовав сил новых прилив встал он с постели своей и решив хлебнуть водицы с ковша, подошел к лавке, где ведро стояло. Бросил случайно взгляд на окошко и замер в удивлении. Блестели на стеклах узоры дивные, словно и распустились цветы какие-то невиданные и деревья чудные листьями своими сверкали. Вышел на крыльцо Нектарий и ахнул от неожиданности и восторга. За ночь пришла зима нежданно-негаданно, все вокруг покрыв белым, пушистым ковром. Враз ударило ему в лицо воздухом морозным и свежесть нового утра ворвалась к нему в легкие могучим напором, пробуждая истомлённое сознание его. Оглянулся он и впервые за много дней улыбнулся счастливо и истово.  Светило солнце ярко и пар шел изо рта, легкий морозец после жаркой комнаты приятно покалывал щеки и уши, а все  вокруг замерло торжественно и важно. Вековой лес вокруг стоял, серебром покрытый, словно ряды бояр в строевых, горностаевых шубах; высокий яр, весь белый от снега, ослепительно сверкал под солнцем, поднимаясь над извилистой лентой быстротечной реки,  были облачены в белые, пушистые шапки.
Долго стоял он как зачарованный, вдыхая тонкий аромат морозного утра, смешанный с легким запахом дыма из труб, слушая далекий, переливчатый колокольный звон.
А далеко на востоке раскинулась обезлюдевшая и замершая Москва: с заметенными сугробами улицами и площадями; заснеженными крышами; зияющими окнами опустевших домов; бесчисленным, заиндевевшим тряпьем, вмерзшим в застывшую грязь; торчащими из-под снега скрюченными руками и ногами неприбранных мертвецов; одинокими цепочками черных следов в переулках...
Печален и страшен был вид города. Горько восклицал патриарх Никон, при виде нынешнем виде столицы государства Российского.
"Непристанно плакал, смотря пустоты Московские, пути и домов, идеже преж соборы и многие утеснения. Тамо никаво, великие пути в малу, слезю и потлачены, дороги покрыты снегом и никем суть не следимы, разве от пес. Ох, ох!"- писал он государю от представшего там очам его.  Только с наступлением зимних холодов отступила, наконец из Москвы страшная гостья, унося богатую жатву свою. Присланный в Москву дьяк Кузьма Мошнин писал царю о том, что язва в Москве окончательно утихла, отметив огромное количество смертей в городе.
"В Москве умерло и похоронено по данным регистрации свыше двухсот тысяч, не считая нескольких тысяч тел, не нашедших себе иной могилы, как в кишках собак и свиней..."-писал английский посланник Уильям Придо.
Лишь в середине февраля государь прибыл в опустевшую столицу, где к тому времени уже прибрали непогребенные трупы и сломали все поветренные дома и дворы. И ещё много лет после того в упадке сильном находилась столица, несмотря на повеление Алексея Михайловича о переселении народа в стольный град с дальних областей. Кнутом и пряником пытался восполнить государь людские потери в столице. И было от этого и положительных сторон для его политики так же ни мало. Сокрушительнейший удар нанесло поветрие по старой, Византийской Москве, напрочь поломав древние устои со времен Долгорукого и Калиты там правившие. С новым населением пришли новые нравы, другие понятие. И хотя до начала славных дел было еще не менее полувека, но уже хоть пока и незримо, но стремительно разворачивалась новая эпоха перемен славного Государства Российского...