1. ПОПУТЧИК
Довелось мне недавно возвращаться в Питер из дальней командировки поездом. Был конец апреля, сезон белых ночей еще не начался, и наш скорый шел полупустым. Народ, впрочем, подсаживался, но большей частью в плацкартные и общие вагоны, так что к середине путешествия я по-прежнему находился в своем купе один, уже смирясь с мыслью о неизбежности дорожной скуки.
И тут появился он, мой попутчик.
Он вошел в купе после того, как поезд мягко тронулся от перрона небольшого райцентровского вокзальчика.
Это был молодой человек, довольно субтильный, что еще больше подчеркивал его коричневый, в круп¬ную клетку пиджак, явно великоватый.
Молодой человек тяжело дышал. Может, бежал за поездом. Но скорее запыхался под тяжестью средних размеров дорожной сумки, которую бросил сейчас у двери. Его слабые, тонкие кисти рук дрожали от физического напряжения.
Я ободряюще улыбнулся вошедшему, одновременно окинув его более внимательным взглядом.
У него была большая, несколько непропорциональная голова, зачесанные назад длинные черные волосы, открывающие выпуклый лоб. Карие глаза смотрели сквозь дымчатые стекла дорогих очков с любезной предупредительностью. Усики над чуть оттопыренной верхней губой только-только начали пробиваться, бородка же и вовсе состояла из не¬скольких завивающихся волосков, но, несомненно, он вышел из юношеского возраста, относясь скорее к тому мужскому типу, представители которого сохраняют моложавость до преклонных лет. Мне показалось, что ему около тридцати. Но если бы он сказал, что ему 25 или, напротив, 35, то я бы не удивился ни в том, ни в другом случае.
В целом же попутчик внушал доверие и даже симпатию.
—Давайте знакомиться, — предложил я и по праву старшего первым протянул руку: — Владислав Иванович!
—Михаил! — Он вежливо склонил голову. — Просто Миша. — Ладонь у него была прохладная и влаж¬ная.
—Снимайте пиджак, Миша, — посоветовал я. — Наш проводник, похоже, пришел на железную дорогу из банщиков. Топит так, будто здесь не вагон, а сауна.
Он кивнул и посмотрел на верхнюю багажную пол¬ку, словно прикидывая, хватит ли у него сил, чтобы забросить туда сумку. Но, подумав, он затолкал ее под столик. А пиджак так и не снял, хотя в купе было действительно жарко, а я сидел перед ним в майке.
Мне показалось, что он никак не может отдышаться, и я из лучших побуждений придвинул к нему полуторалитровую пластиковую бутылку пива, почти полную.
— Угощайтесь, Миша!
Он энергично замотал головой, заявив, что принципиально не употребляет спиртное, включая пиво, равно как и все иные допинги. Затем пошарил в своей сумке и с таинственной улыбкой извлек из нее комплект дорожных шахмат.
—Не возражаете, Владислав Иванович?
—Если только скоротать время, Миша, — твердо ответил я. — Чую в вас сильного игрока. Вы вообще-то кто по профессии?
—Программист.
—Ну-у, вам и карты в руки!
—Нет-нет, шахматист из меня самый заурядный, уверяю вас! — принялся отнекиваться он. — Я даже теории не знаю. Просто люблю импровизировать... А вы где работаете, Владислав Иванович, если не секрет? — Последний вопрос прозвучал как бы невзначай, но я уловил в нем какой-то затаенный интерес.
—В экспедиции, — ответил я, не вдаваясь в по¬дробности.
—В научной?
—Вроде того.
—Понятно... — Он снова кивнул, будто занося мой ответ в какой-то особый реестр.
Признаться, поначалу предложение Михаила не¬сколько насторожило меня. Я достаточно опытный путешественник и имею представление о тех спосо¬бах, с помощью которых ловкие ребята могут втянуть самонадеянного или простодушного пассажира в игру и культурно ободрать его, как липку. Михаил, между прочим, по внешним данным идеально подходил на роль «подсадной утки».
Но вскоре мои тревоги рассеялись. Попутчик со¬вершенно не пытался усыпить мою бдительность или как-то изменить обговоренные заранее условия игры. Да и я держал ситуацию под контролем.
Вместе с тем Михаил отдавался игре, как ребенок. У него был свой стиль, заключавшийся в том, чтобы ценой ряда жертв завлечь главные силы противника в смертельную ловушку. С первых же ходов он плел на доске замысловатые кружева просчитанных далеко вперед комбинаций. Другое дело, что расчет не всегда оказывался верным. И уж тогда я не упускал свой шанс. Но если ему удавалась вся цепочка, я оказывался бессилен избежать западни.
И все же общий счет складывался в мою пользу, что, разумеется, ничуть меня не обольщало.
За игрой мы разговорились.
Михаил оказался прекрасным рассказчиком. Я готов даже держать пари, что в нем дремал большой мастер разговорного жанра. Или публичный оратор. Слова он выговаривал напористо, округло, вкусно, будто горох сыпал, паузы выдерживал в меру, не запинался и не повторялся, искусно владел интригой и умел поддерживать в слушателе, в данном случае — во мне, интерес к теме.
Вдобавок этот молодой человек обладал весьма обширными знаниями по самым разнообразным отраслям человеческой деятельности.
В частности, он преподнес мне целый букет исто¬рических фактов, суть которых сводилась к тому, что гибкий ум, опирающийся на смелый дух, всегда и вез¬де, при любом стечении обстоятельств может восторжествовать над грубой физической силой, пусть даже имеющей многократный количественный перевес.
Чтобы было понятнее, приведу только один из его примеров, не вдаваясь в детали, которые Михаил знал до тонкостей.
В древней Спарте многие годы правил царь Агесилай. (По правде говоря, для меня это имя оказалось в новинку.) Но затем судьба повернулась к нему спиной, и бывший царь оказался на чужбине, став своего рода предводителем наемников. Однажды его с не-большим войском окружили в крепости. Враги, коим не было числа, повели осаду, а чтобы расправиться с ненавистным Агесилаем наверняка, решили выкопать вокруг стен глубокий ров. Рыть начали с двух сторон, и с каждым днем концы рва все ближе и
ближе подходили друг к другу, замыкая кольцо. Осажденные же молились богам и готовились к смерти. Один только Агесилай с хитрой усмешкой поглядывал со стены на упорные труды своих врагов. А было ему, между прочим, на тот момент за восемьдесят. Завидным здоровьем, понятное дело, он тоже не от¬личался. И вот однажды в темную ночь Агесилай вы¬строил свое небольшое войско и обратился к нему с речью. Он объяснил, что враги собственноручно уст¬ранили опасность для осажденных, выкопав такой ров, что готовая его часть стала препятствием для них самих, лишая их численного превосходства в рукопашном бою, особенно учитывая фактор внезапности. Словом, победа была полной!
Когда Михаил излагал эту и другие подобные истории, голос его звенел, глаза сверкали, он будто на¬ливался богатырской силой! И как только у меня хва¬тило совести подозревать этого славного малого в нехороших намерениях?! Надо благодарить судьбу, что она послала мне такого приятного попутчика!
Незаметно подошло время ужина. Еще немного, и наступит ночь, а завтра утром мы будем в Питере.
С воцарением темноты Михаил как-то странно притих. Он вжался в угол, нахохлился, съежился, затаился в своем безразмерном пиджаке. От ужина он отказался. Отказался даже от чая. Весь его рацион за день составили пакет апельсинового сока и крохотное пирожное.
В глубокой задумчивости наблюдал он за моими приготовлениями к чаепитию.
Я как раз собирался отрезать кусок хлеба, но тут вагон дернуло, и соскочившее лезвие ножа чиркнуло меня по пальцу. Ранка была пустяковая, но кровь по¬текла обильно.
Досадуя, я прижал к пальцу бумажную салфетку и направился к проводнику за йодом. Уже выходя, мельком глянул на Михаила. Парень был на грани обморока. Я знал, конечно, что вид крови — своей или чужой — действует на некоторых людей угнетающе. Но Михаил напоминал прямо-таки парализованного. Я поспешил избавить его от дискомфортного зрелища.
Когда через несколько минут я вернулся в купе, Михаил пребывал в прежней позе.
—Все в порядке? — покосился он на меня.
—Не о чем толковать, Миша. Жалкая царапина, для которой хватило кусочка пластыря.
Он дождался, пока я сяду, затем со значением посмотрел на меня:
—Владислав Иванович, можно обратиться к вам с серьезной просьбой?
—Почему бы и нет, Миша?
Он помолчал, словно сомневаясь, затем задал но¬вый вопрос:
—Вы не согласились бы выслушать один мой рассказ?
—Да хоть десять!
—Нет, только один. Для меня это очень важно. — Его острый кадык дернулся вверх-вниз. — Я все рав¬но, наверное, не смогу уснуть. А вы, если хотите, ложитесь сразу после ужина. Мой рассказ не очень-то короткий. Если вам будет неинтересно, засыпайте, я не обижусь. Понимаете, я должен рассказать эту историю кому-нибудь. Хотя бы и спящему. Может, так даже лучше. Но, знаете, я немножко присмотрелся к вам* и мне кажется, что вы захотите дослушать ее до конца. Во всяком случае, вы наиболее подходящий кандидат из тех, кто встречался мне за последнее время.
Хм! Так он ко мне присматривался? У меня воз¬никло странное ощущение, что, несмотря на смирен¬ный тон и признаки явной меланхолии, мой попутчик-вундеркинд переполнен гордыней, едва маски¬руемым чувством собственного превосходства.
Я придвинул к себе стакан с чаем.
— И о чем же вы собираетесь рассказать, Миша?
2. ПРИЗНАНИЕ
Не стану утверждать, что в тот вечер трепетно ловил каждое слово Михаила. Напротив, я даже был уверен, что спокойно пропустил мимо ушей какую-то часть его рассказа еще и потому, что мой аппетит внезапно разыгрался не на шутку, заставив сосредоточить внимание на ужине.
Но позднее, через две-три недели, когда события приняли совершенно невероятный оборот, все ска¬занное Михаилом в поезде выстроилось в моем со¬знании в такой исчерпывающей полноте, что я сво¬бодно произносились.
Вот его рассказ, за максимальную точность которого ручаюсь.
— Во избежание недоразумений позволю себе изменить имена и топонимику, относящиеся к произошедшему, — начал Михаил.
Так вот. Предыстория вкратце такова.
Я закончил школу в одном небольшом городке средней полосы России, после чего поступил в пре¬стижный питерский вуз. В другой вуз, тоже питер¬ский и тоже престижный, поступила моя одноклассница Саша — чудесная, редкой доброты девушка, притом большая умница. Я ничуть не сомневался, что ей уготована счастливая судьба. И вдруг, уже после завершения учебы, произошла страшная беда. Саша ушла из жизни. Я был потрясен, полагая, одна¬ко, что всему виной трагический, трижды нелепый случай. Но вот некоторое время спустя в мои руки окружным путем — через Сашину маму — попал документ, из которого однозначно следовало, что в ги¬бели Саши виноват — целиком и полностью, без каких-либо смягчающих вину обстоятельств — некий господин, которого я здесь назову Ухватовым.
Разумеется, мне захотелось посмотреть на него. И вообще узнать о нем побольше.
Ухватов оказался бизнесменом средней руки. У него был собственный офис с секретаршей, маши¬на, дача в пригороде, квартира в спальном районе, где он жил вдвоем со своей второй женой Анной, миловидной, стройной дамой, лет на 10—12 младше его. Самому Ухватову на тот момент исполнилось 43. Имелся женатый сын от первого брака, который жил отдельно и почти не общался с отцом. Первая жена Ухватова повторно вышла замуж и, кажется, удачно.
А вот новый брак Ухватова не заладился. По слухам, Ухватов горел желанием снова развестись, но ни за что не хотел делить имущество. И будто бы у него с Анной был заключен брачный контракт, в соответствии с которым жена не получала ничего лишь в том случае, если причиной развода становилась ее супружеская измена. И будто бы Ухватов умышленно вел себя так, чтобы спровоцировать жену на адюльтер.
Все эти сведения я собрал на стороне прежде, чем лицезреть этого негодяя вживую.
Напротив его офиса помещалось небольшое кафе с широкими окнами. Там я и расположился однажды в конце рабочего дня за бутылкой минералки.
Ухватова я вычислил сразу же, едва тот вышел из подъезда и направился к своему темно-синему «Форду». (Водил он сам.)
Фигурой он напоминал сильно разжиревшего Геркулеса, выражением же лица — самодовольного, сы¬того кабана, готового, впрочем, в любой момент пустить в ход клыки и копыта. Такое вот первое впечатление, которое оказалось очень точным.
Несколько дней я ходил за ним буквально по пятам. Мне хотелось понять только одно: мучает ли его раскаяние за содеянное?
Увы! Он будто вычеркнул из памяти недавнюю трагедию. Забыл о ней — вальяжный сибарит, жизнелюб, любитель хорошеньких женщин, застолий, пик¬ников и прочих земных радостей. А Саша уже больше года лежала в земле. Клянусь, если бы я почувствовал в нем хоть толику внутренней боли, то отошел бы скорбно в сторону. Но мог ли я смириться с его циничным пренебрежением светлой памяти Саши? Ведь он даже аппетита не потерял! Не-ет, Ухватов должен был ответить за свою низость. Я не имел права его прощать!
И вот, собрав оказавшиеся у меня документы, я отправился к некоему адвокату, о юридических та¬лантах которого вычитал в одной статье. Я был пре¬дельно откровенен. Адвокат ответил мне взаимностью, объяснив, что Ухватов не подлежит уголовному преследованию, что тут можно вести речь разве что о нравственном осуждении. Более того. Если я подам иск и доведу дело до суда, то Ухватов наверняка выиграет процесс и, со своей стороны, может настаивать на материальной компенсаций за причиненный мною моральный ущерб, то есть за клевету. Вот так.
Что же мне оставалось? Отступить? О нет! Я дол¬жен был что-то предпринять. Но что? Этого я еще не знал.
В моей голове крутилась какая-то бесконечная пестрая карусель, но ни одна стоящая идея, как говорится, не выпадала в осадок. Я решил продолжить свои наблюдения за Ухватовым, сделав их более основательными, в надежде, что сам ход событий под-скажет мне ответ. Как раз в этот период — шла середина мая — Ухватов перебрался на дачу, расположенную в одном из живописных пригородов Питера, в благоустроенном, обжитом поселке, главной достопримечательностью которого было озеро, ну... назову его для оригинальности Овальным. Да, пусть будет озеро Овальное.
Поселок же назову Васильками. Здесь и вправду повсюду растут удивительно яркие васильки.
https://litmarket.ru/books/bednyy-mihail
https://www.litres.ru/lanius-andrey/bednyy-mihail/
https://prodaman.ru/Antey/books/Bednyj-Mixail