Когда я был маленьким мальчиком, я даже слова такого не знал -- национальность. Что по мне, все люди делились на две группы – наши и немцы.
Шел 1954 год. В этом году я с мамой приехал к отцу в Германию. Мне тогда еще не было 7 лет.
Жили мы в бывшей казарме для младшего командного состава немецкого вермахта, как одна большая советская семья. Теперь-то я знаю, что тогда рядом со мной были узбеки, татары, дагестанцы, немцы и представители многих других национальностей. А тогда для меня все были русскими. Все, за исключением немцев. Говорили на русском языке. Все были наши. Но и с немцами удавалось как-то общаться.
С национальным вопросом я столкнулся во время всесоюзной переписи населения в январе 1959 года, когда мы уже вернулись в Советский Союз. При опросе требовалось указать национальность, и семья серьезно озаботилась этой проблемой. Нужно было срочно определить, какая у меня национальность.
Отец мой родился в Сибири в семье белорусских переселенцев, мать была украинской крестьянкой. А я родился в небольшом городе Западной Украины, где еще хорошо помнили польскую власть. Я понимал и польский, и украинский язык. Тем более, что преподавание в школе велось на украинском. Но, поскольку все в доме говорили на русском языке, решили записать меня в русские. Я был уверен, что я русский вплоть до 1992 года, когда мне исполнилось 47 лет. Тогда-то я и узнал, кто я на самом деле.
Было это так. Однажды, когда я ехал в троллейбусе, мое внимание привлекли двое мужчин очень выразительной наружности. Один из них прятал в руке небольшой остро отточенный нож. Теперь я уже понимаю, что это была пара воров, которые делали прорези в дамских сумочках. А тогда я просто стоял и следил за их действиями. Заметив мой взгляд, тот, кто был с ножом, зло спросил: “Что смотришь, жидовская морда?” Я даже сразу не понял, что этот вопрос был адресован мне. Но продолжительный взгляд вора не оставлял сомнений.
В этот момент я понял, что наконец-то обрел национальность.