Глава 16. Разные хлопоты. Сентябрь 1748 года.
Вернулась с работы Люба, сразу же на кухню побежала и буквально через десяток минут нас на обед позвала. А дальше всё шло привычным путём – минут через пятнадцать мы уже к клинике подъехали, братья вовнутрь пошли, а я снова к пятой главе приступил. Папа с дядьями уже в машине усаживаться принялись, а мне осталось последнюю страницу дочитать. Дочитал, в дипломат убрал, и машина в сторону дома покатила.
Мы уже почти на полпути от него были, когда дядя Никита ко мне обратился:
- Слушай, племяш. Сегодня вторник. Мне четвертую процедуру сделали. Осталось ещё шесть. Как себя чувствую, сказать не могу. Когда внутри болей нет, вроде всегда одинаково, как говорится, по возрасту. Сейчас болей нет. Так что нормально, наверное, - он помолчал немного и продолжил, - жить мне у тебя ещё семь дней. Не знаю, как эти, - и он назад головой кивнул, - а мне по лесу с корзинкой в руке прогуляться хочется. У нас сейчас такие грибы идут и буквально чуть ли не рядом с домом. Ну, может надо километров двадцать-тридцать проехать. Конечно, с грибами у нас похуже чем здесь, сам понимаешь в Черноземье с лесами не так дело обстоит, как в Подмосковье, но на жарёжку я всегда набираю. В воскресенье у всех выходной и у моей лекарки тоже. Так может маханём мы куда-нибудь, до настоящего леса доберёмся, а? – и на меня вопросительным взглядом уставился.
Я даже не знал, что и ответить. Хорошо папа меня выручил:
- Никит, ты помнишь, наверное, как я в детстве любил по лесу с корзинкой бродить. Восемьдесят лет надеюсь скоро отметить, а привычки мои нисколько не изменились. Но в лес по грибы ходить практически перестал. Народу там бродит значительно больше, чем грибов растёт. Было время, когда мы с Иваном, да с Николаем Цаплиным, ещё иногда к нам Пётр Никандрович Василевский присоединялся, отправлялись за грибами на стратегическую бетонку в район Белых Столбов. Это самое грибное место во всём Подмосковье. Обычный люд туда не пускали. Шлагбаумами всё было перегорожено. Да при шлагбауме всегда солдат с автоматом стоял. Я использовал тогда свой, скажем по-современному, административный ресурс – удостоверение Министерства обороны СССР. Часовому его покажешь, он честь отдаст, машина под его охраной оставалась, а мы в свои излюбленные ельники отправлялись.
Он даже вздохнул глубоко-глубоко. Видать ностальгия накатила.
- Вань, - это он уже ко мне обратился, - помнишь тот ельник?
- Где мы на пацана со шляпками белых наткнулись? – встречным вопросом ответил ему я.
- Ну, да. Представляете, идём мы по дремучему лесу, где вроде бы никто жить не должен, - отец стал рассказывать, да так разошёлся, что руками принялся размахивать, чуть не заехал в лицо Ефиму, своему брату, который рядом сидел. Хорошо тот увернуться успел.
А отец всё говорил и говорил:
- А нам навстречу попался пацанёнок лет восьми, может десяти, но не старше. Одет легко - в одну майку с длинными рукавами и трусы, на ногах, правда тапки были. В руках нёс в пол своего роста два куска алюминиевой проволоки, из которой провода для высоковольтной линии крутят. Она в сотне метров от того места проходила. Мы эту просеку недавно пересекли, там кусков этой проволоки тьма на земле валялось. Вот пацан на эту проволоку шляпки белых, да каких, как калиброванных, один к одному, нанизал, и так и нёс, вместо корзинки. Мы на него посмотрели, посмотрели и решили проследить, куда он их несёт. Оказывается, мы почти к околице небольшой деревушки вышли. Пацан к изгороди крайней избы эти проволоки прицепил, сушить повесил. Как раз солнце в упор светило. А на изгороди подобных гирлянд с грибами уже не один десяток виднелся. У забора целый пучок проволоки лежал, вот мальчишка оттуда ещё две штуки выдернул и назад в лес отправился. Мы всё это время за кустами скрывались, вроде неудобно в открытую следить. Парнишка в лес, а мы за ним, он в ближайший ельник, в самую его гущу, поднырнул и исчез. Минут через пять вылез снова, коленки отряхивая. В руках знакомый набор - две проволоки, с нанизанные на них шляпками белых. Мальчишка в сторону дома направился, а мы с Ванькой туда, вернее он залез, а я снаружи остался. Так вот там, где пацан уже знатно похозяйничал и сплошь одни только ножки без шляпок торчали, Ванька ещё с сотню белых нарезал. Правда, мы их с ножками брали, да и на размер внимания не обращали.
Он помолчал пару секунд, дыхание перевёл и продолжил:
- Вот тогда можно было за грибами ходить. Как бетонки открыли, грибы и там кончились. Народ, как лоси по лесу ходит. Что не сорвёт, то ногами собьёт. Нет, Никита, в подмосковном лесу делать нечего. Все машинами обзавелись, чтоб корзинку белых набрать, едут за пару сотен, а то и больше километров в ярославские, да костромские леса. Хотя там своих грибников хватает.
Он тяжело вздохнул и продолжил:
- Я другое хочу предложить. Давайте мы всем гуртом к нам на дачу завалимся. На трёх машинах поедем: Ваня с женой да Никитой на своей, они ещё и Матрёну прихватят, она ведь неподалёку отсюда живёт, мы с Соней тебя, Фим, с Еленой привезём, ну а Николай с Марфой сами доберутся. Петуховы, я Лину с Игорем в виду имею, - он на дядю Никиту посмотрел, помолчал, а затем продолжил, - я с ними, пока ты на процедуре был, переговорить успел, тоже обещались подъехать. Вот там мы яблок по мешку каждому наберём, да может что из ягод на кустах осталось, что птицы не сбили. Да просто по-хорошему, по-Жилински, посидим у мангала, шашлык пожарим, водочки, кто не за рулём, по чуть-чуть выпьем, да повспоминаем, как в детстве мы в Клязьме купались.
И так он всё это проникновенно сказал, что все дружно с ним согласились.
К этому времени машина уже около дома несколько минут простояла. Наверх мы поднялись, Люба нас чаем напоила, и мы, как на службу, в детскую отправились, где дядя Никита принялся дальше историю жизни Ивана Ивановича Старшего рассказывать.
- Из Владимира они ещё засветло воротились, так, что времени на рассказы у них было много. Рассказывал в основном Иван, хотя Митяй иногда довольно ценные комментарии и поправки делал. Память у парня оказалась отменная, а уж как он умел чужие голоса копировать, это послушать надо было. При этом ему было безразлично кого копировать - мужчин или женщин, старых или молодых. Все, кто вокруг постели Тихона собрались, а это были неизменные Авдотья с Настёной, к которым Филарет Иванович добавился, от смеха буквально корчились, когда Митяй передразнивал то Марию Весёлую, то тут же за Ольгу Васильевну принимался. А уж когда дело дошло до приказчика в лавке Тренина, то хотя того видел один лишь Иван, все так ярко представили себе эту личину, что обсмеялись до изнеможения.
Филарета Ивановича Иван, по договорённости с Тихоном, пригласил. У них, у обоих появились дальние виды на знания и умения деревенского старосты.
Когда все рассказы были завершены и Авдотья с Настёной, всё ещё ахая и охая, в свою избу удалились, оставшиеся мужики к делу приступили.
- Скажи нам, Филарет Иванович, а не хотел бы ты каким-нибудь делом заняться или тебя вполне твоя жизнь устраивает, и ты ничего в ней менять не помышляешь? – издалека завёл разговор Тихон.
- Эк, ты хватил, Тихон Петрович. О чём на склоне лет, когда у тебя за спиной стоит старуха с косой и только и ждёт момента, чтобы жизнь твою прервать, помышлять можно? Кончились все мои помышлялки много лет назад, когда я молодым, да горделивым был. Вот за эту горделивость меня на землю грешную и опустили вновь, а то я очень уж высоко надумал взлететь, - он, с какой-то скрытой застенчивостью на них посмотрел, и головой покачал, как бы в недоумении, что же он такое наговорить успел.
- А нам здесь с Иваном почему-то кажется, что желание попытаться ещё раз изменить свою судьбину у тебя осталось и не такое уж оно и маленькое, желание это. Была бы лишь возможность, куда-нибудь свои силы приложить. Да и силёнок у тебя ещё много сохранилось.
Тихон говорил медленно, а от этого его слова падали редко и видно было, как Филарет вздрагивал, когда то или иное слово попадало в цель.
- Не пойму я, милостивейший государь, Тихон Петрович, куда ты клонишь? – также медленно и размеренно произнёс Филарет и открыто посмотрел в глаза Тихону.
- Появилась у нас потребность пригласить знающего, опытного в таких делах человека, помочь нам в оформлении документов, требуемых для создания правильного во всех смыслах обчества. Мы желаем не просто ходить по деревням и торговать всяческой мелочью в хозяйстве потребной. Мы хотим создать такое товарищество, чтобы с нами считались в присутственных местах и помощь могли оказывать, - Тихон говорил, а у него плечи дёргались, как будто он ими пожимал, не знал он, какими словами свои мысли выразить.
- Короче, - взял разговор в свои руки Иван, - нам нужен управляющий, который всеми бумажными делами заведовать будет, чтобы мы к тем бумагам отношения не имели, а лишь непосредственно делами торговыми заниматься могли. Надумали мы, и ты дядя Филарет это уже знаешь, в купечество податься. Вопрос с лавкой окончательно решён. С завтрашнего дня мы начнём её готовить под свои нужды. Правда, эта хитрая бестия, я Пожарскую имею в виду, обрекла нас распродать остатки товара, который она у предыдущего нанимателя за долги забрала.
Иван на Тихона посмотрел, но тот молчал. Пришлось Ивану договорить:
- Придётся мне завтра выехать пораньше, чем хотел, да в Холуй заскочить, посмотреть, что за товар она у этого Василия Крюка забрала. Понять хочу. Можно ли его вообще продать? С надеждой или без оной на нём заработать, или свои придётся вкладывать?
- А договор на её найм, - это он уже к Филарету обернулся, - мы заключим в январе следующего года. Целых три месяца ничего платить не будем, амбар товаром набивать примемся, ну а на Никольской ярманке, которая откроется 6 декабря, уже к торговле приступим. Вот тут мы и поймём правильно мы поступили или нет. Ну, а пока лавки у нас не будет, собственной ли, али нанятой на долгое время, что договором соответственным подтверждено будет, нас в купечество не примут. А вот с Нового года, как лавка официально у нас под наймом окажется, тянуть время не следует. Тут уже покрутиться придётся. Вот за оставшиеся три с небольшим месяца, что у нас до Нового 1749 от Рождества Христова года в наличие будет, и надо всё с документами до ума довести. Думается, что всем это понятно должно быть. И у нас к тебе Филарет Иванович просьба такая будет – этими документами без промедления заняться, - он помолчал немного, чтобы все, кто там были, всё поняли и продолжил:
- С амбарами для хранения товара тоже решать вопросы необходимо. В ярманочном городке во всех лавках остаток товара храниться может. Но там с помещениями не так уж и хорошо, как это на первый взгляд видится. Вот и в той лавке, что мы с завтрашнего дня занимать будем, амбар имеется. По размеру он вроде не маленький, но это пока товара в нём недостаточно лежит. Как только Лука Фролович туда свои три воза посуды глиняной доставит, с местом там сразу проблемы могут возникнуть. А нам туда ещё и стеклянную посуду поместить надобно и деревянную, и из металла исполненную. Одни самовары сколько места сразу отнимут. А кроме того мы же себя одной лавкой ограничивать не желаем. И, если в первой мы всякой утварью, в хозяйстве требуемой, торговать будем, то в следующей, ещё каким-нибудь товаром, в больших количествах у покупателей потребном, заниматься примемся. Хотелось бы тканями различными заморскими поторговать. Я посмотрел, как Иван Гаврилович Тренин это делает. Мне не понравилось. Я бы всё по-другому осуществлять начал. Но это дело ещё дальнее, а пока я должен со всеми теми, кто нам товар для продажи может дать, договора на бумаге составленные подписать, чтобы потом никакие проблемы не стали возникать. Завтра с утра из Холуя направлюсь к Луке Фроловичу, который производит посуду глиняную. Надо с ним договор о её закупе подписать, да с Гладышеву отправиться, который пообещал помочь нам металлическую посуду с уральского завода получать, да самовары с Тулы. Он посредником выступать согласен, потому и договор нам необходимо с ним оформить как с посредником. И его и нас это свяжет и отказаться ни он, ни мы от этого не сможем, ежели другая сторона возражать примется. А вот книги его собственным товаром являются, поэтому с ним придётся и второй договор заключить, или может ты, Филарет Иванович, одним обойтись сумеешь?
Он помолчал немного, не столько чтобы самому передохнуть, сколько чтобы Филарет смог вникнуть в уже сказанное, а затем продолжил:
- Товара будет много, его весь где-то хранить придётся. Поэтому возвращаемся к амбарам. Думать об этом надо уже сейчас. Амбар, да не один, скорее всего в Жилицах придётся ставить. Здесь без тебя, Филарет Иванович, мы уж точно не справимся. И всем этим срочно заниматься необходимо, времени на раздумья у нас нет, - и Иван даже для весомости своих слов кулаком по своей коленке стукнул.
- Завтра же, - он почти без перерыва продолжил, - если это возможно будет, я проговорить должен о строительстве лавки на постоялом дворе. Ну и завтра же должен все вопросы решить с перевозом сюда в новый дом моей маменьки с детьми. Так, что завтра у меня весь день занят будет. Дай Бог, - и он перекрестился, - чтобы я успел всё намеченное сделать и сюда вернуться. Хотел на коляске ехать, да думаю лучше Воронка запрягу. Верхом должно быстрее получиться.
Иван закончил говорить и наступило молчание. Молчали все, и Тихон, и Митяй, и Филарет. Затем как будто какое оцепенение прошло и все сразу, чуть не хором, заговорили. Никто ничего понять не мог. Пришлось Ивану чуть ли не прикрикнуть и с молчаливого согласия Тихона дать Филарету высказаться.
- Я не буду говорить ни "да", ни "нет;, - начал староста, - я к подобным делам раньше отношения не имел. Надо вначале царские указы изучить, да к чиновникам, к этим делам приставленным, обратиться, а уж потом ответ давать. А для этого мне надо во Владимир, как можно скорее попасть. А так я очень благодарен, что вы все мне такое доверие оказываете.
- Давайте поступим так, - сказал Иван, как бы подводя итог всем высказываниям, - ты Филарет Иванович с Митяем на пару садитесь на коляску. Митяй во Владимире хорошо разбирается. Ваша задача - хотя бы понять, как все эти вопросы решить можно. А я на Воронке поскачу.
На этом порешили и спать пошли, ночь уж подступала. Филарет Митяя с собой взял, он договорился с бабкой Верой, что в избе, наискосок на той стороне стоящей, одна после смерти своего мужа осталась, что Митяй у неё поживет. Старуха аж прослезилась от радости, что сможет кому-то полезной быть.
Рано утром, ещё задолго до восходя солнца, Иван скакал в сторону Холуя. Дорога была совершенно свободной. Воронок шёл рысью. Восход солнца Иван встретил уже, когда мост через Шижегду миновал. Там и до Холуя было уже недалеко. Въезд на ярманку оказался перекрыт не привычным уже Ивану шлагбаумом, а глухими высокими дубовыми воротами, запертыми на железный засов и большущий амбарный замок. Ивану долго пришлось колотить в них всем что под руку попалось, прежде чем появился сторож. Шёл он быстрым шагом со стороны села.
- Кто тут в ворота ломится? Вишь закрыты, значит и ломиться нечего. О, да это ты Иван. Видать нужда у тебя возникла.
- Да, дядя Иван. Дело у меня неотложное имеется. Её Сиятельство дозволила мне разобраться, что за товар остался в амбаре в той лавке, где Василий Крюк торговлю держал. Лавку она нам в наём сдала, но обязала оставшееся от Василия Крюка добро продать, а деньги ей возвратить. Вот я и пришёл глянуть, что да как. Деньги там небольшие, так может и товар совсем поганый, возиться с ним толку никакого не будет. Так что, будь добр, открой тот амбар, да учти, что туда для нас в самое близкое время несколько возов с товаром привезут. Ты тем, кто товар привезёт, ворота тоже открой, пусть крючники там делом занимаются.
- Постой Иван, я без ключей прибёг. Думал охальник али басурман здесь шумит. Сейчас до избы своей дойду, да ключ принесу. Отворю я тебе ворота. Другого не пустил бы, а тебя я хорошо знаю. Скажи, как твой друг старший жив? Жив? - качнул он головой, - значит долго жить будет.
Когда Иван вышел из амбара он довольно улыбался. Во-первых, там не так и много всего было, а во-вторых, всё, что там лежало можно было совершенно спокойно продать, да ещё и заработать на этом. Единственно, плохо, придётся по избам ходить. Иван попрощался со сторожем, ещё раз напомнив тому, что скоро возы с посудой приедут и надо будет указать крючникам куда её класть, сел на Воронка и поскакал в сторону Мстёры. Он вернулся к мысли, что пора организовывать ватагу офень, которая займётся товаром, в обоих амбарах лежащим – и в их, в Жилицах, и на ярманке. "Надо найти старика какого, бодрого ещё, да чтоб силёнок у него ещё имелось, лет сорока не старше, дать ему в помощь несколько молодых парней, вон их сколько в Жилицах без дела мается. Вернусь, Митяю поручу, пусть срочно таких ищет и ватагу из них организует. Подвода наша будет", - с такой мыслью Иван въехал в Крутицы.
Ещё вчера он не собирался заезжать в эту деревню, чтобы на глаза Тихону Сидоровичу не попасться. Какую-то неловкость Иван ощущал, вспоминая, как он нахрапом вынудил человека мошну свою открыть. Но дорога из Холуя прямо через Крутицы вела. Объехать можно, но это крюк большой пришлось бы делать, а он и без того в Холуе много времени потерял, вот и поехал напрямик, надеясь, что всё обойдётся. И надо же такому случиться. Он уже деревню практически всю миновал, как на плотника наткнулся. Тот шёл, как раз ему навстречу и ещё издали Ивана признал. Пришлось спешиться и в разговор вступить.
- Ванюша, здравствовать тебе многие лета. Вчера весь вечер моя Анастасия думала, как тебя известить, чтобы ты к нам хоть на минутку заглянул, а ты вон собственной персоной по деревне разъезжаешь, а к нам не заглядываешь. Опасаешься, что ли чего? - и с усмешкой такой на Ивана посмотрел.
- Спешу я очень дядя Тихон, думал на обратном пути тебя навестить.
- Ну, теперь уж придётся воротиться. С Анастасией встреться, а дальше езжай куда тебе угодно.
Пришлось Ивану лошадь повернуть, да так с ней в поводу и пройтись через всю деревню без малого. Он расстался с Тихоном старшим всего несколько дней назад. Тогда тот был без меры удручён и сильно обижен, хотя возможно, это не было обидой в полном смысле этого слова. Скорее он был жестоко морально ранен всеми, и дочкой, которая в угоду своим желаниям не захотела считаться с мнением отца, и женой, которая её поддержала, и этими нахрапистыми молодыми, которые буквально ограбили его, заставив отдать им такую прорву денег. А вот сегодня это снова был всё тот же балагур и весельчак Тихон Сидорович, он опять радовался всему, что творилось вокруг, улыбался сам и дарил эту улыбку всем окружающим.
- Честно говоря, - рассказывал он, размахивая руками, так, что Воронок всю дорогу косил глазом и нервно всхрапывал, когда рука Тихона чуть не касалась его морды, - я совершенно не поверил, что из той кучи тряпья, которая осталась в доме после вашего ухода, хоть какой толк выйдет. Но на следующий день одна из помощниц Анастасии, села на почтовую карету и укатила в Вязники мерки с заказчиков снять, да фасоны уточнить. Вернулась поздно вечером и эти сумасшедшие девицы всю ночь напролёт шитьём занимались, столько свечей сожгли, что я чуть за голову не схватился. А утром встал, смотрю на стене висит новенький мундир чиновничий, да ладный такой, а рядом роскошное женское платье. Сказать, что я был удивлён – ничего не сказать. Так вот на следующий день Анастасия, как птичка металась по избе, в одном месте она что-то отпаривала, в другом - гладила, в третьем - шила. В избе для меня места совсем не осталось. Пришлось заказные полочки под посуду для одной привередливой заказчицы из Вязников на улице доделывать. Помощниц Анастасии я за весь день ни разу не увидел, решил, что они отсыпаются. Как бы не так, эти проказницы оказывается по заказчицам разъехались, а к вечеру собрались и снова шить принялись. Теперь у меня не дом, а то ли швальня, то ли мотальня какая. Они все рулоны растеребанили и разрезали, везде горы различных тканей, а они сидят и строчат, строчат, строчат. И то ведь дело, я тебе сорок рублей с лишком отдал, а они мне уже почти пятнадцать вернули, а ведь всего несколько дней прошло.
Когда они в избу зашли, Анастасия чуть на шею Ивану не бросилась. Как же она радовалась. Это надо было видеть. Потом успокоилась, за печь сходила и принесла несколько лоскутов.
- Иван, вот тут в уголках бумажки прикреплены, а там указано сколько каждой ткани нам срочно получить нужно. Постарайся нас не подвести, мы заказчицам уже много чего наобещали.
Неожиданно она взяла Ивана за руки, взяла так, как берут только близких людей, и глядя ему прямо в глаза своими василькового цвета, удивительно чистыми, незамутненными никакими недостойными мыслями, глазами, раздумчиво так и проникновенно заговорила:
- Знаешь, Ваня. Ой, прости, а можно я тебя так по-простому называть стану? – и, не дожидаясь его согласия, продолжила:
- Наши заказчицы такие привереды, ждать совсем не приучены, некоторые, стоит задержаться, даже смотреть на тот наряд, что мы для них пошили, не хотят, отбрасывают его в сторону и всё, делай с ним, что хочешь. А куда его пристроить? Ведь он именно на того человека, на его фигуру пошит был. Вот нам и приходится крутиться изо всех сил. Такое счастье, что ты появился. Тихон тот тоже ткани всякие приносил, но они у него какими-то скучными, что ли были, я другого слова не нахожу. У меня они никакого особого желания шить не вызывали. Другое дело то, что ты нам последний раз доставил. Это же восторг, я ночь заснуть не могла, да и девушек своих замучила, всё кроили и тут же шили. Такого со мной никогда не было. Мы за ночь две вещи сшили. Они обе срочные были и уже утром Лизавета, это моя помощница, мундир, ну, я тебе о нём рассказывала, в Вязники отвезла. Подошёл, сел, как влитой, все довольны остались, особенно наша заказчица – жена того чиновника. Она нам тут же ещё один заказ, на этот раз для себя самой, сделала.
- А вторую вещицу, - продолжала она говорить, своим проникновенным голосом с каким-то придыханием, которое её волнение показывало, - я имею в виду летник, для княгини Пожарской, Мария, это другая моя помощница, на почтовой карете во Владимир доставила. В нём спинку и фальшивые широченные рукава, свисающие свободными полотнами чуть не до пола, мы сшили из плотной ткани красновато-коричневатого цвета, а на перед пошла ткань более светлого тона, выгодно смотрящаяся на готовом изделии, полочки, подбой подола и настоящие рукава достаточно узкие, заканчивающиеся тугими манжетами, мы изготовили из светло-серой ткани, украшенной нашитыми сверху кружевами. Знаешь, на что Пожарская привереда из приверед, каждую вещь приходится переделывать иногда по несколько раз. На этот раз молчком деньги достала, заплатила не торгуясь, видать очень ей понравилось.
Она вдруг резко отпустила его руки:
- Я вот иногда думаю, наверное, я не от мира сего. Знаю, что так многие считают. Иногда я против этого восстаю, а иногда, вот как в эти дни, я сама к такой же мысли прихожу. Я к чему-то возвышенному всё время стремлюсь, куда-то в горние выси, - и она смущённо опустила свои глаза вниз и улыбнулась.
- Ну, хватит, - вновь заговорила она, - это я себе приказала, прекратить занимать ваше внимание моей недостойной того персоной. Вы, милостивый государь, только превратно не истолкуйте всё, что я вам сейчас наговорила. Поймите меня правильно, я обычная молодая барышня, а то, что мысли мои уводят меня куда-то не туда, так это надеюсь пройдёт со временем, - она опять посмотрела ему прямо в глаза и улыбнулась, такой загадочной мимолётной улыбкой, что Ивану захотелось ещё и ещё ловить такой миг, но она уже опустила глаза долу.
- Так ты, Ваня, постарайся как куда-то мимо едешь, забегать к нам, вдруг у нас нужда какая возникнет. Специально, конечно, я не могу тебя об этом просить, но, ежели по пути придётся, - тут она совсем смутилась, повернулась и собралась уже уйти, но Иван её окликнул:
- Анастасия, а можешь ответить мне на вопрос один? Я уже давно хотел его задать, но считал, что он у меня случайно возник, а сегодня твой батюшка так красиво о твоих платьях говорил, что…, - он замолчал, не зная, что тут ещё добавить, но эта девица, непохожая ни на кого из тех, кого Иван знал до тех пор, уже повернулась и вопросительно посмотрела на него.
Он все слова вдруг потерял, перед ним стояла совсем другая молодая женщина, нежели та, с которой у него был такой странный и непохожий ни на какой другой разговор – та, но в тоже время совсем иная, более строгая и неприступная. Куда делась та мягкость и кротость, та простота в общении, та загадочность и неповторимость, которые так покорили его. Сейчас он видел лишь холодную и неприступную особу, которой он не решался даже вопрос свой задать. Она стояла молча и смотрела, вроде бы на него, но он понимал, что именно его она сейчас вовсе не видит, а в мыслях у неё нечто совсем-совсем иное. Иван набрал полную грудь воздуха, задержал его на несколько мгновений и так прямо на выдохе принялся спрашивать:
- Анастасия, а вот где ты берёшь все эти…, - он запнулся, поскольку не знал, а как это назвать, но она поняла и помогла ему найти нужное слово:
- Модель? Фасон? Не знаю, из головы откуда-то. Я вот на заказчицу смотрю, или если её тут нет, но я её хорошо уже себе представить могу, и у меня прямо перед глазами она начинает появляться в разных нарядах. Я выбираю, тот который мне больше понравился и его зарисовываю. Раньше я делала это угольком, а теперь батюшка привёз мне много карандашей и по разному их все заточил. Есть острые, ну прямо как иголкой уколоться можно. Я ими тоненькие, как волоски линии провожу, есть потолще, а ещё он мне сделал такой, что я им тени могу наводить. Я этот образ, если такая возможность имеется, заказчице показываю, она одобряет я и отдаю своим работницам шить. Ну, а если заказчица далеко и к ней ехать не с руки, шьём так и знаешь, никто ещё не отказывался.
Она замолчала и так стояла, ожидая скорее всего продолжения вопросов, но Ивану было не до них. Он изумился, как быстро она может меняться, поскольку сейчас она вновь была той мягкой и очень приветливой собеседницей, как и при встрече. А она, так и не дождавшись вопроса, взяла да сама продолжила:
- Я очень люблю на природу смотреть, основные мысли приходят, когда я листики разные в руках кручу или морозными узорами на окнах любуюсь. А ещё очень люблю выйти летом, когда облака большие, пузатые такие медленно по небу плывут, лечь на спину и рассматривать такое облако, мысленно вертя его, осекая то, что лишним кажется…
Она замолчала, вновь та мимолётная, загадочная улыбка её губы тронула, но тут она серьёзной стала и разговор закончила:
- Ладно, ты же спешишь куда-то, а я тут своими разговорами у тебя время отнимаю и задерживаю тебя, - и всё, она скрылась за занавеской, что отгораживала в избе женский угол.
- Анастасия, подожди, вернись, у меня к тебе ещё один вопрос имеется, - окликнул её Иван, и она тут же из-за занавески вышла с иголкой, в которую нитка вдета, в руке.
"И когда только успела нитку в иголку вдеть", - изумился про себя Иван.
Анастасия стояла и молча ждала, что он у неё спросить хотел. Иван даже растеряться успел, так всё это стремительно произошло, но собрался быстро и не спросил, а в утвердительной форме сказал, приподняв вверх те лоскутки, что ему эта удивительная девица дала и которые он, пока она с ним беседу вела, из своих рук не выпускал:
- Анастасия, ты уж меня прости, но ткани эти я могу только целыми фабричными кусками доставить. Они все из-за моря привезённые и резать мне их договор с купцом, у которого я их закупить должен, не дозволяет.
Анастасия лишь плечами слегка пожала, да несколько слов сказала:
- Я согласна, главное доставь быстрее, - и снова за занавеской скрылась.
Иван вышел на улицу, взглянул на небо, оно вдали явно темнеть начало, вскочил на Воронка и поехал в Горшково. "Вот и ещё больше часа, - подумал он, - из-за этой случайной встречи с Тихоном старшим я потерял, хотя ежели подумать, этот час мне много чего полезного для размышлений дал".
Когда вдалеке появились трубы завода, где Лука свои горшки обжигает, тёмная полоса уже чуть не полнеба заняла. Ивану даже показалось, что около самого горизонта сверкнуло что-то, а затем и рокот какой-то донёсся. "Перун-громовержец месяц перепутал или что ещё случилось? Хмурень идёт, вроде гроз уже не должно быть?" – подумалось Ивану, но больше ничего не сверкало и тем более не громыхало и он успокоился.
Луку Фроловича он ещё издали заметил, тот разгуливал по заводскому двору с целой компанией каких-то мужиков. На всадника, хорошо вырисовывающегося на фоне неба, трудно было не обратить внимание, вот и Лука поднял руку к глазам, чтобы солнце не мешало ему разглядывать, кто же это к деревне подъезжает. Понял, что это Иван, и приветливо махнул ему рукой.
Иван спешился рядом с ним, и они по-дружески пожали друг другу руки. Мужики отошли в сторонку и принялись переговариваться.
- Это кто? – спросил Иван.
- Да вот хочу всё-таки новую мастерскую поставить, чтобы статуи производить. Ты ещё ничего насчёт больших печей не выяснил?
- Лука Фролович, сейчас еду к маменьке, решить вопрос с датой переезда, а на обратном пути должен заехать к одному знающему господину, он тут неподалёку живёт, у меня к нему свои вопросы имеются, вот и твой задам. А сейчас извини, очень спешу. Заскочил только, чтобы уведомить, вопрос с лавкой решён, она наша, можешь хоть завтра туда три воза отправить. Ключ от неё имеется у сторожа, он предупреждён. Вопрос один, кто разгружать будет?
- Я с этим всё время сталкиваюсь, - ответил Лука, - поэтому возчики деньги получают не только за доставку, но и за разгрузку. Там проблем не будет.
- Это хорошо, - сказал Иван, - а теперь извини Лука Фролович, я действительно спешу.
- Постой Иван, а коляска моя где?
- Лука Фролович, я взял на работу управляющего, он сегодня во Владимир поехал документами заняться. Они вдвоём с Митяем отправились, а я один. Вот они на коляске, а я верхом, - Иван помахал рукой и пришпорил Воронка.
Чёрная туча, а теперь было ясно, что это именно туча, приближалась. Мокнуть совершенно не хотелось, хотя, если этого не миновать, так что делать. Ближе всего было до дома Петра Васильевича и после небольшого раздумья Иван направил Воронка в сторону Кривиц. Иван уже стучал в калитку дома художника, когда первые крупные капли упали на землю.
Арина быстро приоткрыла ворота, Иван ввёл во двор Воронка и успел привязать его к коновязи, когда хлынул настоящий летний ливень и тут же, как на заказ, сверкнула молния и прогремел оглушительный гром. Пока Иван добежал до спасительного крыльца, он успел весь вымокнуть. Арина стояла в прихожей с большой утиркой в руках. С его шляпы и серого из тонкого сукна пошитого камзола, в котором он сам себе так нравился, каплями стекала вода. Материя ещё не успела промокнуть насквозь, поэтому, когда Иван снял камзол, белая полотняная сорочка практически совсем не пострадала. Так кружевное жабо слегка намокло и всё. Да и у кюлот лишь самый низ оказался забрызган, зато чулки следовало вначале выжать, а уж затем сушиться вешать. Но в самом плачевном состоянии оказались туфли. Их почти полностью залило и при ходьбе в них ощутимо хлюпало.
- Пойдём-ка Ванюша я тебя отведу переодеться. У Петра Васильевича есть отличные домашние шлёпанцы. В них тебе и удобно, и тепло будет.
Когда Иван появился в мастерской, он был похож на пришедшего из бани человека. Мокрые волосы, длинный халат закрывающий его до самого пола, и мягкие шлёпанцы на ногах дополняли эту картину.
- Эк, как тебя вымочило, а сейчас в окно посмотри, от этого мощного ливня лишь лужи и остались. Ещё через полчаса даже забудется, что дождь недавно хлестал. Ты, я так понял, верхом к нам добрался? – Петр Васильевич был сама любезность.
Иван огляделся. На удивление в мастерской кроме хозяина никого больше не было.
- Да я Пётр Васильевич в твой дом случайно попал. Намеривался это на обратном пути сделать. В Лапино ехал. Надо окончательно вопрос с маменькиным переездом решить. Да вот дождь застал, решил у вас от него спрятаться, да на пару минут опоздал. И этих минут хватило, чтобы перед тобой вот в таком виде оказаться, - он решил не углубляться дальше в эту тему, поэтому попытался перевести разговор в другое русло.
- Куда это вся ваша молодёжь подевалась? – спросил и на художника посмотрел с любопытством.
- Приехал тут ко мне в гости мой друг детства, Викентий, помнится я тебе про него рассказывал. Вышел он в отставку и решил в своём имении жизнь доживать. Мы с ним не зря, наверное, в детстве сдружились. Очень похожие глупости в старости делать принялись. Он тоже всем своим крепостным вольную решил пожаловать, не дело, мол, так людей угнетать, да над ними так издеваться. Не знаю, забыл спросить, какое ему прозвище его бывшие крепостные дали. Наверное, такое же, как и мне – "блаженный барин". Теперь они люди вольные и вольны решать, что им делать и как жить дальше. От него они совсем не зависят, а вот он оказался в зависимом от них положении. Чтобы ему не понадобилось, он к ним вынужден обращаться. Ничего же не умеет, гвоздь в стену и то вбить толком не может, всё они у него гнутся. А они с него за всё деньги требуют. Денег-то у него на жизнь хватает, тем более тратит он их экономно. Но платить за всякую ерунду, это уж слишком. Правда, я сам этим же занимаюсь, - и он даже голову вниз повинно опустил и замолчал на минутку.
Затем поднял её, на Ивана с улыбкой посмотрел и произнёс:
- Нравишься ты мне Ванюша в этом наряде. Эдакий молодой барин после бани. Хорошая парсуна может получиться, - он ещё раз внимательно всего своего собеседника осмотрел, как будто запомнить хотел, потом спохватился, рукой себя по коленке хлопнул и даже голову почесать успел:
- Вечно меня куда-то в сторону уводит. Так вот приехал он ко мне просто в гости, без какой бы то ни было задней мысли, а как увидел полтора десятка мальчишек, то сразу загорелся. Ему там у себя в имении потребовалось старый флигель разобрать, мужиков просить надо, да деньги им обещать, а тут молодцы сидят, как на подбор, ну он и попросил их на недельку – ему помощь, а им развлечение. Так, что мы сейчас с Ариной вдвоём опять остались. Как-то тихо и даже признаюсь скучновато стало. Привык я уже к ним беспокойным, - снова улыбнулся он какой-то затаённой улыбкой, а потом снова, как спохватился и на Ивана посмотрел:
- Значит окончательно решил свою матушку с детьми к себе забрать?
- Так уже и хоромы большие, на ваши чем-то похожие, построены. Сейчас друг мой Прохор мебель для них делает. Дел ещё, конечно, полно, но всё остальное можно и позже доделать, когда они там жить начнут. Вопрос в одном. Сестра моя решила замуж выйти и в Лапино остаться, так что переезжать придётся только после того, как они свадьбу отыграют. А от этого и моя свадьба зависит, в общем, - и он рукой махнул, - дел полно, за что в первую очередь хвататься сам не знаю, да и про торговые дела забывать не следует. Приходится крутиться и вертеться. Дома почти не бываю. Вчера весь день во Владимире провёл, сегодня в Лапино отправился, думал одним днём управлюсь, а тут ливень этот.
- Ну, а как ты с постоялым двором решил, не зря мы с тобой туда ездили?
- Тоже, когда вертаться буду думаю заехать. Окончательно решить о строительстве, и договориться, когда эту стройку начинать следует. Как добро хозяин даст, примемся искать того, кто прожект сможет исполнить. Вот бы того парня, что этот дом строил, но где его искать не знаю.
- Приятно с тобой Ванюша разговаривать. Всё у тебя определено и всё в одну цель бьёт. Я вот сейчас о чём думаю? Не знаешь? Да и действительно, как ты можешь знать о чём другой человек думает? А думаю, что сейчас верхом продолжать свой путь - окончательно твой наряд испортить. Грязь после такого дождя долго сохнуть будет. Тебе лошадь всю спину так угваздает, что камзол с рубашкой выбросить придётся, да и шляпу следом за ними. Вот я и вспомнил, что, когда-то давно, лет уж не знаю сколько прошло, моя маменька мне привезла старинную карету с такой же старинной лошадью. Кобыла давно пала, а карета стоит. Эта карета знаменитая. Мои предки на ней ещё во времена чуть ли не Ивана III ездили, - он замолк и начал в окне что-то рассматривать, потом бросил это занятие и вновь заговорил, но как-то печально и нерешительно:
- Думаю я всё время, Ванюша, об одном и том же. Вот уж сколько лет я свою кровинушку, свою Марфушечку не видел. Как замуж ушла, так и всё. Вначале, честно признаюсь, боялся, что вцеплюсь в неё и не отпущу, но не хотел ей жизнь ломать. Ведь ты себе даже представить не можешь, через что мне перейти стоило, чтобы согласие на уход её из родного дома дать. Я болел после этого очень долго, если бы не Арина, руки мог на себя наложить, всё к этому шло. Благо работа меня отвлекала, а она для меня всегда находится. Ведь голову на ключ не закроешь, в ней хочешь или не хочешь, а образы роятся, вот я их на доски деревянные и выплёскивал. Потом смирился уже, что нет и второй Марфуши со мной, но ехать не решался. Так слухами, какими мир полнится, жил и мне этого хватало. А потом ты появился, вживую начал мне о Марфе и её семье рассказывать, и у меня начала внутри потребность расти на них своими глазами посмотреть. Медленно она зрела, но опять же ты своим появлением сегодняшним последнюю каплю туда внёс. И всё к этому сложилось – и грязь эта несусветная, и необходимость тебе туда попасть, и мои желания. Вот я и подумал, а что мы потеряем, ежели в карету твоего жеребца запряжём. Она тяжёлая и неудобная, конечно, но тут всего верст пятнадцать, дотерпит. Да по дороге я снова готов тебе помощь в разговоре с Саввой Михайловичем оказать. В Лапино мы доберёмся лишь к вечеру. Там и переночуем, я на внуков хоть погляжу, свою лапушку увижу, да повторно с Николаем познакомлюсь. Я ведь его всего один раз видел, когда он свататься приходил. Как ты на это смотришь?
Иван смотрел на старого художника и думал сколько же сил ещё сохраняется в душе людей, когда тела их перестают слушаться. Но он не стал это говорить Петру Васильевичу, а только чувственно схватил его руки своими, сжал самую малость и потряс их слегка.
После обеда они вместе спустились во двор. В каретном сарае действительно стояла массивная старинная карета, на дверках которой продолжали золотом гореть гербы. Вся необходимая упряжь находилось там же. Воронок без особого удовольствия дал себя в неё запрячь и покорно выехал из сарая во двор. Иван переоделся в свою подсохшую одежду, они сели в карету и отправились в путь.
До постоялого двора добрались безо всяческих проблем. Въехали в ворота и встали посредине двора. Хозяину донесли, что кто-то из весьма знатных особ к ним заехал. Он выскочил и низко поклонился приезжим.
- Ну, что Савва Михайлович, мы вот с Ванюшей мимо проезжаем, хотим узнать, твоё мнение о предложении, которое тебе в прошлый раз сделано было?
Хозяин трактира даже раздумывать над ответом не стал:
- Если лавка стоять вон в том закутке будет, и ежели красиво будет, то я возражать не смею, Ваше превосходительство.
- Хорошо, Савва Михайлович, - Иван к завязывающемуся разговору решил подключиться, - за этот ответ тебе спасибо. Мне кажется, что ежели лавка будет в виде древнерусского терема, она хорошо здесь смотреться будет. Как тебе такое предложение?
- Так, милостивый государь, Иван Иванович, ежели древнерусский терем, кто же возражать посмеет. Красота-то какая будет.
- Ладно, Савва Михайлович, мы с подрядчиком договоримся, он нам прожект, а может лучше даже макет лавки представит, и мы сядем все вместе и примем окончательное решение. Нас же никто не неволит, а пока, извини, даже от кофия откажемся, мы спешим очень, но на обратном пути постараемся заехать.
Двор в трактире оказался такой большой, что Ивану удалось развернуть карету безо всяких усилий. Он по-молодецки свистнул, гикнул и они покатили дальше.
Продолжение следует…