ВЛАСТЬ ПОВЕТРИЯ.
"И грезилось ему в болезни, что мир принесен в жертву какой-то моровой язве...".
Ф.М. Достоевский.
ГЛАВА I
Царица грозная- Чума
Теперь идет на нас сама,
Прельстившися богатой жатвой,
Стучит в окошко день и ночь
Своей могильною лопатой.
Что делать нам, и чем помочь?!
А. С. Пушкин
Ну-ка, Агафья Тихомировна, покажи сколь их, поганых за сей день померло!- Вселовод Мирославович покряхтывая, спустился с крутой лестницы. Неспешно подошел он к Агафье, выходившей во двор из подклети, с деревянным ведром в руках. Высокая, тощая и седая Агафья, подслеповатая на один глаз, хмуро протянула ему свою ношу, на дне которой лежало несколько скорченных дохлых крыс.
О- удовлетворенно сказал Вселовод: Совсем мало уж, проклятущих осталось. Вот так вскоре все и переведуться... Пшить, отсель, Васька-дармоед!-шикнул он на кота, порскнувшего мимо из подклети: Всё работу твою за тебя кто-то выполнять должен!
Мрут проклятые, каждый день!- сердито проскрипела Агафья: Убирать не успеваю. Все ползут и ползут подыхать на свет божий. Счас то ещё ничего, а то дни были, что по несколько десятков сряду- прям по всей кладовой валялись...
Сие правильно- поднял вверх указательный палец Вселовод: Житья от погани сей никакого ни стало. Расплодилось по всей Москве, ступить не куда, так и шныряли под ногами. Сколь товару в лавках перепортили-уйма накопиться, ежели подсчитать. А запасов сколь погубили?! И того больше. Один убыток да разорение от них. Правильно я говорю, Василий Дмитрич?!
Шорник Василий- угрюмый, лохматый мужик, сидевший на чурбане возле ворот сарая, и чинивший упряжь, нехотя отозвался: Да кто его разберет... Ежели создал Господь тех тварей, то, стало быть, для чего-то они и понадобны. А коли решил истребить-то, значит, воля его такова. Нам, смертным, сего знать и ненадобно вовсе...
На Бога надейся, да сам не плошай!- усмехнулся Вселовод Мирославович: Ну, работайте православные, Бога на забывайте...
И повернувшись, степенно прочь пошел по двору- дальше по хозяйству смотреть.
Ишь ты. Добренький какой стал!- зло смотря ему вслед бросил оказавшийся поблизости конюх Иван: Уж по отчеству величать начал.
Опять выпил сегодня- вот и добрый такой, да сговорчивый.- пробубнила Агафья: Так то от него дождешься слову доброго. Как же...
Да, ладно, хоть опять драться не лезет- смирительно произнес Василий: И то хорошо.
Ишо вскорости поглядим- усмехнулся Иван: Чай не вечер пока. Надрызгается окончательно-тогда держи шапку...
Недовольный последнее время все ходит- сказала Агафья: Сегодня только развеселился чего-то.
Ну оно понятно- сказал Василий: Как дела пошли туго, так и мрачнее тучи постоянно. А ноне рад, что крысы мрут в количестве таком. Хоть какое-то довольство ему...
От бояр этих разорение большее, чем от крыс. От Нарышкиных, да Морозовых с Матвеевым, и воровства ихнего. -сказал Иван: Вот бы на них мор какой пошел как на крыс этих...
Болтал бы ты меньше, дурень- бросил Василий: А то сцапают тебя под белы ручки, да в приказ отправят- ноздри рвать...
Я то что- усмехнулся в ответ Иван: Тут уж в народе волненье ходит. Всем война эта поперек горла уже встала. Сколь времени государь под Смоленском стоит. И все никуда! А бояре в его отсутсвие совсем страх да совесть потеряли- того и гляди последнюю рубаху с нас сымут... Да унеси ты их отседова, смотреть на мерзость сию мочи нету...
Ничто- усмехнулась Агафья: А мне каково убирать их каждодневно?!
Однако ногой она отодвинула ведро подальше.
Понаехало ноне в Москву народу- гибель.- сказал Иван: На Варварке уж не протолкнуться стало. А они все едут и едут сюда, будто медом им тут намазано.
Вестимо-ответил Василий: Язва гонит их. Спасение найти здесь чают. Только беды бы с этого ещё большей не вышло...
С чего беды вышло, дядечка- спросил вынырнувший из подклети следом за Агафьей отрок Нектарий десяти лет от роду- старший сын Вселовода Мирославовича. В парчевом кафтане, сафьяновых сапожках, вопреки наставлением отца своего, он вместо чинного хождения по горнице да двору, сына купеческого положения, вечно лазал по голубятням, крышам и разным задворкам будто шпынь ненадобный. И хотя руган был за это дело постоянно и даже порот пару раз-одно сидел в нем этот бес крепко и ничем не возможно было его выгнать.
Да с язвы этой, милок- сказал Василий довольно угрюмо: Лютует, говорят по волостям. Вот они сюда и едут с голодухи спасаться. А Москва то, чай не бесконечная будет. Всех то вместить попробуй....
Ну, правильно. Отсель и разруха вся. Где ж нам прокормить их всех-ораву энтакую! Жрать, то, поди все они горазы!- сплюнул желчно Иван: Опять идет сюда. Ну-ка разбредаемся, пока не прицепился, дьявол....
Похватив ведро, Агафья, торопливо пошла к воротам- выкидывать падаль прямо на улицу, Иван исчез в сарае, Нектарий снова юркнул в подклеть. Вновь подошел Вселовод Мирославович- уже весь красный от принятой водки и немножко покачивающийся на ногах. Нежный и мелодичный малиновый звон торжественно поплыл в воздухе. Остановился Вселовод Мирославович, да истого перекрестился во всей важности чина своего. Был он Московским купцом не особо ещё богатым, но родословную свою ведя с Новгорода и фамилию носил старинную- Буслаев.
Высок ростом был купчина, толстый да дородный. Ходил важно и чинно, кушаком подпоясываясь, дабы живот сытый наружу выпирал; бородой большой широкую грудь прикрывая; брови мохнатые сердито насупя; говорил густым басом. Но при том зол, груб как характером так и словом, и нраву крутого весьма. В Бога веровал, однако ж в мирских делах был себе на уме, корыстен, да прижимистостью большой слыл. Своего не терял, выгадать все старался, схитрить, и урвать при случае гораз. Однако слово купеческое превыше всего ставил, и уж коли давал его, то в отступную потом никак не шел. Выпить любил частенько и крепко, так что не раз доставалось домашним по ту пору от буйства его. Держал Вселовод Мирославович лавку во Китай- городе, в Нижних торговых рядах. Товар же хранил на дворе своем в амбарах и берег пуще глаза. Хоть и не в белокаменных палатах жил, но дом большой был -о двух этажах, обнесенный высоченным забором, с целой толпою хозяйских построек. Пятерых работников держал, что за хозяйством следили, да двор охраняли, и злых собак на привязи. Семья так же не малая была: старший сын Нектарий, среднии дочери Варвара да Александра, и младшенький Панкрат- году с небольшим от роду. Хорошо шли дела у Вселовода Мирославовича- в скором времни хотел уже и ещё одну лавку ставить, и все мечтал из Скородома в Белый Город перебраться, уже в каменные хоромы. Да ныне мешала ему в предприятии том затянувшаяся война государства Российского с Речью Посполитной. Царствие Алесея Михайловича Романова, прозванного в народе "Тишайшим" Вселовод Мирославович прилюдно хвалил очень, и молился за здравие его яро весьма. И только лишь при поверенных людях, кои не пошли бы в Тайную Канцелярию, осторожно правду на свет божий выказывал. Как и многим другим из купеческого сословия шибко не по нраву были ему налоги новые, да реформы вынужденные, войной той порожденные. Большие убытки нес, да терпеть вынужден был государево дело, хотя совсем не по нраву оно было ему в последнее время...
Мать Нектария Евдокия Никитишна супротив отца характером отличалась мягким, покладистым и богомольной весьма была. Молилась истого по три раза в день и каждое воскресенье ездили они всей семьей на молитву в Успенский собор. Посему постоянными гостями у них в доме были поп Карп Савельев и дьякон Амос Наседкин в том соборе служившие. И хотя Вселовод Мирославович никогда хлебосольностью не отличался, частенько у них в гостях был стрелецкий полуголова Кремлевского полка Михайло Беришов, да приходили иной раз всякие гости зажиточные.
"Садись есть, тятенька! Мамка ждет уж!"- наверху под входным навесом появилась Варька- белокурая девчонка лет восьми в нарядном сарафане.
Иду, иду!- отозвался Вселовод Мирославович, крестясь: Ох, грехи наши тяжкие, прости, Господи!
Отдуваясь и пыхтя, пошел он по скрипучей лестнице наверх- трапезничать по полудню.
После трапезы прилег Вселовод Мирославович как обычно вздремнуть, да в этот раз под хмельком проспал в этот раз больше супротив обычного. Зажгла мать свечу подле иконы Богородицы и начала по обыкновению молиться. Панька и девки так же дрыхнуть завалились- разморило их видимо шибко, а Нектарий от нечего делать в горнице сидел в одиночестве, да с лошадкой деревянной и раскрашенной игрался. Богата была горница- на полу ковры расписные, лавки накидками бархатными крытые, а под лавками сундуки стоят, добра разного полные. Пропускали уютный, мягкий свет стекла узких окошек и тишина стояла- только часы в виде деревянной башни в углу мерно стучали...
Скрипнула дверь и прошла мимо сердитая Агафья, большой медный таз пред собой неся.
Скажи, Агафья- даже а какой-то робостью обратился к ней Нектарий: А что сие есть язва та, про которую давеча Василий судачил?
Агафья с грохотом поставила таз на стол, выпрямилась, и вытерев сухие губы неторопливо произнесла: Казнь та была Египетская. Послал Господь на фараона, что народ израилевской отпускать не хотел язву моровую и воспаления всякие...
Так то ж давненько уж было, годов поди с тысячу назад.- ответил Нектарий, на Закон божий матерью своей изрядно наученный: Нешто ль язва сия до сих пор по свету ходит?
Да кто сие знает, Господа окромя- задумчиво ответила Агафья: Старики рассказывали, что приходила язва сия в стародавние времена и не один раз. Дабы идет человек здоровый на ногах своих, или едет себе в телеге али коне и вдруг падает без причины всяческой прямо о земь замертво, чернеет весь и вид жуткой весьма принимает. Вот как оно говорят есть...
Свят! Свят!- испуганно закрестился Нектарий: Да быть оного не может! Брешут оно всё!
Может и брешут- подумав ответила Агафья: Слухами земля полниться. Однако ж не будут слухи те на пустом месте рождаться. Да и в библии про сие написано часто. Шлет Господь язву моровую, что у нас издавна поветрием кличут, в наказание роду человеческому за грехи его...
Слыхал я, вроде как бают, что во Звенигороде уже поветрие объявилось- сказал Нектарий, суетливо оглядываясь, будто боясь, что кто-то подслушает речи его: А Калуга и Тула все под нею.
Да много чего говорят- пожала плечами Агафья: Каждый судачит на свой лад- уже сам нечистый не разберет, где правда, а где брешут...
А как ты думаешь, Агафья, за что гневиться Господь на нас- вновь вопрошал Нектарий: Молимся же мы ежедневно, от лукавого защиты прося, посты соблюдаем, да имя Христово славим. Вроде как и боимся Бога в большинстве своем...
Кто сие знает- вздохнула Агафья: Неисповедимы пути Господни... Ой, тятька твой пробудился, кажись... Пойду-ка я подобру-поздорову. Да и ты в глазах не мелькай лучше...
С этими словами она взяла таз со стола и исчезла за дверью. За дверями послышался сонный бас Вселовода Мирославовича. Недоволен был купчина чем-то шибко: видать не проспался ещё как следует...