Домашний монарх
Посвящается жертвам домашнего насилия,
павшим в неравном бою от рук тиранов
в мирное время.
Маленькие — все хорошие,
откуда дураки берутся?
Народная пословица
Суббота. Утро. Я спешил на церковную службу, очень волновался, ведь после службы я осмелился на исповедь. Всю неделю готовился, усердно молился, постился и читал каноны. Я отчаянно хотел избавиться от угнетающего чувства вины, как от замучившей долгоиграющей хронической болезни. Я вошёл в церковь, перекрестился, купил свечку за три рубля и поставил за упокой супруге Елене. Стоя на службе, держался поближе к толпе прихожан, смотрел, крестился и кланялся в нужных местах. Меня не покидало чувство, что все окружающие знают обо мне, ненавидят и осуждают. После службы началась исповедь. Церковное песнопение ретушировало голос кающихся — кроме батюшки исповеди никто не внимал. Для меня это стало наградой, — как оказалось, я не готов к прилюдному покаянию. Я дождался своей очереди на исповедь. Я подошёл к батюшке. Он внушал доверие, высокий, рослый, на вид лет 40 — 45, плечистый, с длинной бородой, добрыми лучистыми глазами. Белоснежная риза, вышитая золотыми и серебряными нитями, и внушительных размеров наперсный крест придавали батюшке некую величественность.
— В чём каешься, сын мой? — нараспев спросил батюшка.
Я перекрестился, собрался с духом, пытаясь выстроить предложения. Язык словно онемел. Мне и самому хотелось разобраться, с чего всё пошло не так. Я хотел рассказать всё до мельчайших подробностей, стараясь ничего не упустить.
— Я убил свою жену. Забил до смерти, — выпалил я разом, на одном дыхании. И затем, выполняя задуманное, начал повествование с логического начала.
— Мы работали на одном заводе в одном цехе. Я — цеховой наладчик токарных станков с ЧПУ, непривлекательный, закомплексованный парень. Она — инженер-технолог. Красивая, яркая, образованная, независимая. Много поклонников вокруг неё всегда вилось — да всё никак выбрать не могла, принца видимо искала. Она меня с первого взгляда зацепила, а я для неё, как мужчина, не существовал. Я упорно её добивался: признания, цветы, подарки, всевозможные сюрпризы. Был всегда на связи и по первому её зову бежал. Всячески помогал по работе и пытался решать все её проблемы, которые она дозволяла решать. В общем, она сдалась. Повстречались, повстречались и поженились. Через год родилась дочь Оля.
Бить я её начал не сразу. Сначала приручал. Внимательно наблюдал за ней, нащупывал слабые психологические точки. Затем начал планомерно и методично её морально ломать. Она часто была в подавленном, рассеянном состоянии, практически перестала общаться с друзьями и подругами. Я внушал ей, что она непривлекательная, посредственная, и с ребёнком, кроме меня, никому не нужна. А потом начал поднимать и руку. Однократный удар, сопровождаемый унижениями. Она скрывала всё это от родственников и немногочисленных друзей. Она, наверное, очень сильно меня любила, раз терпела всё это. Ей надо было сразу уйти, как только начал её бить — жива бы осталась. А так всё слишком далеко зашло.
В нашей семье случилось непредвиденное событие. Я потерял работу, оказался в числе сокращённых сотрудников. Сидел несколько лет на её шее и всё создавал видимость, что рьяно ищу работу. Один телефонный звонок перевернул всё. Мне позвонил бывший коллега Алексей и сказал, что за Леной приударил новый сотрудник. И вроде бы как она с ним в ответ заигрывает. Я не мог найти себе места, представлял, как жена изменяет с другим, а потом собирает вещи и с дочерью уходит. Противоречивые чувства разрывали меня на части: страх её потерять — под себя ведь лепил, злость, ревность, ненависть. Я не мог дождаться, когда она придёт с работы. Лена после работы забрала Олю из детского сада и пришла домой. Я с порога начал жестоко осыпать её ударами. Лена кричала, умоляла прекратить, плакала, не понимая, что происходит. Она хотела поговорить, но я не слушал её. За волосы оттащил в нашу комнату и продолжил экзекуцию. Я упивался её беспомощностью. Наносил удар за ударом, пока на теле не осталось живого места. Оля убежала в свою комнату и сидела там тихо, как затравленный зверёк в клетке. Лена умоляла не трогать дочь. А я лишь про себя думал, что после такого наказания — не повадно будет с другими мужиками на работе заигрывать. Да и во что она превратилась — вряд ли кому-то будет нужно. Тело усеяно малиновыми пятнами, бурые волосы слиплись от засохшей крови. Лена лежала на полу, я продолжил бить её ногами. Потом, вдруг понял, что она перестала реагировать на удары и замолчала. Стало отчётливо ясно — она без сознания. Я начал осознавать, что наделал. Волна ужаса накрыла меня, и ко мне подполз дикий страх — он единственный, кто заступился за Лену, и смог меня наконец-то обездвижить. Ярость и гнев первыми меня предали и сразу исчезли.
Немного поразмыслив, вызвал скорую помощь. Наспех объяснил и принялся мучительно ждать медиков, гадая, что же будет. В квартире стихли жуткие крики и ругань. Оля вышла из своей комнаты и преодолевая страх, подошла и села подле лежащей матери. Оля жалела и гладила по голове мать:
— Мамочка, проснись, мамочка, тебе больно? — Беспомощные горькие слёзы текли по лицу дочери. Никогда не забуду, как сквозь страх и слёзы она с ненавистью смотрела на меня.
Что я наделал?... Спустя двое суток, в больнице, так и не приходя в сознание, Лена умерла… Тёща взяла на себя воспитание Оли, а я в бегах…
Всё время исповеди Отец-настоятель молча слушал с каменным лицом, он даже не смотрел на меня. А когда я закончил, он посмотрел мне в прямо лицо и сказал:
— Посмотреть бы в глаза матери, родившей такое чудовище.
Сон резко оборвался. Илья проснулся в поту, задыхаясь, жадно хватал воздух, сердце бешено билось в груди. Полежав и отдышавшись несколько минут, повернулся к очередной, мирно спящей сожительнице, которая резко вздрагивала от прикосновений.
«Приснится же такое» — пронеслось в голове. Так, надо прекращать думать об этой дуре. И так из-за неё чуть на нары на несколько долгих не угодил. А Машу следует наказывать поаккуратнее…