- Мам!
Я неподвижно стою у окна, вглядываясь в огни убранного к скорому празднику города. Из неплотно прикрытой форточки сквозит.
- Ну, мам!? Чего ты там увидела?
- А? Да так. Огоньки…
Отец мой, это, выходит, дед Алькин, по ветеринарному делу мастер был. В колхозе работал. Село у нас маленькое. Былиночка на ровной ладони ставропольской степи. С полсотни дворов если наберется, и то хорошо. А вот пашни колхозные, да выпаса по всей округе раскинуты. Так, бывало, отец с рассвета запряжет лошадь, выедет со двора, а обратно только по темному возвращается. Пока объедет все кошары, все фермы – глядишь, и дню конец. Мать к тому времени уже печь затопит, зажжет керосиновую лампу и идет в коровник. На вечернюю дойку. И я с ней. По селу то тут, то там вспыхивают желтыми лампочками окна соседских домов. Воздух чистый, морозный и такой прозрачный, что аж на зубах хрустит. Я вишу на заборе, всматриваюсь в даль зимних сумерек. Глаза уже заслезились – то ли от напряжения, то ли от дыма печного. Вроде едкого и горького, а дышишь им – не надышишься, так бы век и стояла в его сизых клубах. Наконец за поворотом раздается скрип саней и мягкая в первом декабрьском снежку поступь лошадиных копыт. Отец в овчинном полушубке и валенках сидит на сложенной вдвое фуфайке.
- Тпру!
Кобыла останавливается и я слету прыгаю к нему в сани. Пахнет свежей соломой и конским потом. У отца в кармане пряник и две шоколадные конфеты – мож гулливеры, мож каракумы – в темноте не разглядеть.
- Папка, ты где их взял?
- Еду, я, ма чызг*, через лесополку, а там зайчик. Выскочил и говорит – передай, мол, гостинчик дочечке своей младшей. «Да, смотри, не обмани! – кричит вдогонку. - Я с окошка за тобой присматривать буду. Знаю я вас, только отвернешься, слопаете все сами».
- А где его окошко, пап?
- Да вон же оно!
Отец сажает меня повыше и показывает на далекие огоньки соседнего хутора. Я долго их разглядываю, пока в мерцании одного из них не начинают чудиться мне длинные заячьи уши.
- Довез папка гостинчик! Не слопал! Довез! Спасибо, зайчик!
Я кричу во все горло, размахивая конфетами, и вдруг откуда-то издалека несется мне в ответ:
- На здоровье, Наталочка! На здоровье!
Мама тихонько смеется в коровнике, цвиркая струями молока по ведру.
…
- Мам…
- Мам!?
- Чего?
- И что огоньки-то?
- А? Да так. Ничего. Молчат…
*ма чызг (с осетинского) – моя девочка