Эбуссууд-эфенди. Дьявол в деталях

Элла Гор
Как бы ни был могуч султан Сулейман, как бы ни распоряжался он жизнями своих подданных, а все же был человек, в чьих силах было остановить или назначить любую казнь в государстве – кадий Стамбула Эбуссууд эфенди, к которому также обращались Ходжа Челеби. А еще часто называли «пепельный мудрец» - видимо за седую бороду. В сериале «Великолепный век» Эбуссуд и впрямь  выглядит настоящим седобородым старцем. Но действительно ли он был так стар и так мудр? Посмотрим…

Официальная информация гласит, что Эбуссууд эфенди родился в самом конце 1490 года в семье ученого Муххеддина Мехмеда эль Искалеби. Выходит, он всего лишь на четыре года старше султана Сулеймана и Ибрагима. Свою карьеру он начал с долгого преподавания в медресе. Пост кадия Стамбула он получил лишь в 43 года в 1533 году, то есть за три года до казни Ибрагима. Уже через год после казни в 1537 году Эбуссуд резко пошел на повышение и стал, на минуточку, аж кадиаскером Румелии – верховным судьей по религиозным и военным делам всех европейских владений Османской империи. Любопытно, правда? Воистину, дьявол кроется в деталях. И это всего лишь сухие факты истории.

А что же по сериалу?

А в фильме перед нами почему-то предстает седобородый старец, а не сорокатрехлетний мужчина, полный энергии и инициатив. Первым предложением, которое он вынес на обсуждение Совета, была необходимость реформы системы образования, когда кадии и преподаватели годами ждут продвижения по службе, что, по мнению Эбуссууда, совершенно несправедливо. В Совете он встретил возмущение такими обвинениями со стороны приглашенных шейхов и кадиаскеров, которые указали, что Эбуссуд-эфенди занимается не своим делом, так как реформы такого рода - прерогатива лишь верховных судей, а не простых кадиев, и что он, судя по всему, сам побыстрее хочет стать верховным судьей.

Вероятно, сам Эбуссууд эфенди, преподавая более двадцати лет в медресе порядком истомился в ожидании продвижения и в Совете подспудно говорил о собственной боли. Наверняка ему вовсе не улыбалось провести следующие свои двадцать лет на посту простого кадия в ожидании продвижения. Он настаивает, что распределение должностей происходит несправедливо, чем задевает за живое шейхов и кадиаскеров. По-человечески, конечно, понятно его возмущение, но согласитесь – это многое говорит о нем как о человеке. Чувствуется тут и личная обида за несправедливо долгое ожидание продвижения по службе, и амбициозное стремление сделать карьеру, и явное желание заявить о себе. Помним, что на самом деле ему всего сорок три, а не семьдесят три года, на которые выглядит симпатичный дедушка-актер. Это возраст расцвета, амбиций и карьерного роста для любого мужчины, тем более такого деятельного и энергичного, как Эбуссууд.

А теперь о его деятельности на посту кадия Стамбула. Впервые мы видим кадия на рынке, где он интересуется почём купил и за сколько продает дорогую ткань из натурального хлопка местный торговец. Тот честно отвечает, что купил её за 100 акче, продает за 120, а по закону, оказывается, должен продавать за 110 акче. И несмотря на возражения торговца, что из-за португальских неверных не удается возить товар как раньше и поэтому его транспортные расходы выросли, кадий Эбуссууд эфенди заявляет: «твои подсчеты не должны касаться меня. Для меня важен только закон. Стража, тащите мошенника на фалаку, получит 60 ударов палкой, поймет что к чему!»

Честно говоря, меня несколько удивило, что кадий во исполнении буквы закона готов подменить ею дух закона и тупо заставляет человека торговать себе в убыток, невзирая на расходы, то есть фактически толкать к разорению. Как это его не должны волновать подсчеты, на которых и держится вся торговля? А когда с этого человека придут собирать налоги в государственную казну, подсчеты его тоже не будут волновать? К тому же цена товара всегда определяется затратами и спросом – вот это и есть подлинный закон рынка, который работает всегда и везде, во все времена – хочешь покупай, хочешь нет. Уж в чем в чем, а в торговле турки прекрасно знали толк. Тем более, речь о дорогом товаре, не являющимся предметом первой необходимости. Шестьдесят ударов палкой по пяткам – это не только жестоко и не справедливо, ибо торговца просто не за что наказывать, но это еще и удар по репутации, и, прямо скажем, и серьезный ущерб здоровью.

Дальше Эбуссууд подошел к пекарю, который действительно, грешил обвесом и плохим качеством хлеба. «Ячмень и просо ты смешал с хорошей мукой. Дешевый товар ты продаешь за дорого. Да еще веса не хватает. Впредь не преступай закон. Продавать хлеб общине правоверных с недостаточным весом и поддельным качеством очень большое преступление, господин пекарь, и великий грех. Прибейте его к воротам. Пусть народ посмотрит».

С одной стороны, Эбуссууд прав, ибо хлеб - особый продукт, товар первой необходимости, но с другой стороны, наказание какое-то варварское. Наверняка это не первый случай обвеса и низкого качества в истории османского государства, и есть сложившаяся практика наказаний, о которой знают все. Представляю, как потешались и радовались всякие ротозеи, глядя как пекаря прибивают за уши к дверям рынка - да это же настоящее шоу! Какой-то, прямо скажем, изобретательный и творческий по части зрелищных наказаний кадий появился в Стамбуле. Но не указывают ли такие публичные жестокие и экзотичные наказания на подспудное желание кадия стать популярным, прославиться, заставить простой люд говорить о себе. Уж не высокомерие ли это?... И о нем, действительно, заговорили, только по-другому – посыпались жалобы султану на странную и необоснованную жестокость наказаний.

Султан Сулейман сдвинул брови: «По нашим законам ни одна должность не дает право на жестокость. Одно твое решение многих возмутило. Мы узнали, что ты приговорил пекаря какого-то пригвоздить за уши к дверям. Что это за наказание? Думаешь, раз ты кадий, это дает тебе право мучить людей?»

«Что вы, Повелитель?! – скромно потупив глаза отвечал ему Эбусууд эфенди – Аллах великий вверил мне единоверцев, а вы доверили мне их как кадию Стамбула. И я стараюсь быть достойным этой чести. То, что написано в законах, я обязан неукоснительно исполнять. Великий ваш дед султан Баязид-хан составил свод законов, где все ясно сказано. Кадии берут закон только за основу. И важно, чтобы решение мы принимали в соответствии со своей совестью».

Выходит, раз совесть кадия чиста, значит, мучить людей можно. Ни малейшей рефлексии. Он нисколько не сомневается в своих решениях, аналогов которых нет в судебной истории Османской империи. И лишь Аллах решает - достойный он судья или нет - но это станет ясно только после смерти эфенди и только ему. "Пророк Мухаммед однажды сказал, что есть три вида судей. И один попадет в рай, а другие двое окажутся в огне. Попавший в рай знает истину и судит по истине. Знающий истину, но выносящий несправедливое решение, окажется в огне. И тому, кто судит людей, будучи глубоким невеждой, тоже уготован огонь ада". Невеждой Эбуссууд эфенди точно не был. Он прекрасно разбирался в своем предмете, а главное, прекрасно умел подтверждать цитатами из Корана любое свое решение, чем заслужил особую благосклонность Повелителя, который просто благоговел перед мудрыми цитатами. Однако, из истории известно, что некоторые фетвы Эбуссууда многие сочли не просто сумасбродными, как, например, фетва о запрете кофе, но по-настоящему безжалостными - в частности, целую народность езидов (субэтнос курдов), входящую в состав Османской империи он объявил вне закона. А туркоманские кочевые племена шиитского толка, также проживающие на территории империи, своими фетвами он и вовсе признал злом, приравнял к нечистым животным и считал их убийство и истребление прямым долгом всех честных мусульман.

Так что неизвестно, в каком кругу рая или ада пребывает сейчас "пепельный мудрец" кадий Стамбула Эбуссуд эфенди с добрыми ироничными глазами. И очень стремительной карьерой.

Но именно этот человек завоюет доверие Повелителя. И именно ему, такому энергичному и так полезно творческому в толковании законов , поручит Повелитель решение судьбы двух самых близких своих людей – друга и сына, ставших вдруг ему врагами...

Часть 2

Итак, продолжение про удивительного Эбуссууда нашего эфенди.

Начало истории о весьма неоднозначном «пепельном мудреце» здесь.

Как мы помним, кадий Стамбула Эбуссууд эфенди сыграл роковую роль в судьбе Ибрагима паши. Как судья, взвешивающий проступки людей, вверенных ему Аллахом и султаном, он должен быть хорошо осведомлен в сути дела и быть беспристрастным, судить по закону и по совести, а не по расчету, настроению или прихоти. Но был ли беспристрастен Эбуссууд эфенди на самом деле, если судить по сериалу «Великолепный век» и основным вехам его реальной биографии? Давайте же вспомним подробности, ибо, как известно, дьявол кроется именно в деталях.

Итак, как только кадий объяснился с султаном по поводу прибитых ушей пекаря и убедил его ёмкой цитатой из Корана, что так и должно было поступить во благо самого пекаря, ветер его собственной судьбы резко переменился. Султан от благочестивой цитаты сразу размяк, подобрел и приблизил к себе энергичного кадия. И Эбуссууд не замедлил этим воспользоваться - чтобы закрепить успех и протоптать тропинку непрямую к трону Повелителя, он тут же предложил султану провести множество радикальных реформ сразу в нескольких ключевых областях. Знал же, что султан пересматривает некоторые законы, и ему наверняка придутся по душе инициативы в законотворчестве.

Однако, видя такую ретивость, прогрессивный и религиозно не зашоренный Ибрагим паша, тоже считающий, что в связи с расширением многонациональной и многоконфессиональной Османской империи назрела необходимость перемен по многим законодательным вопросам, все же высказал султану наедине такое осторожное соображение:

«Повелитель, мое мнение по этому вопросу вам известно. Я выступаю за перемены. Однако, совершать шаги надо по направлению вперед, а никак не назад. Вы сами говорите, что султанские законы важны, но там, где старые порядки не работают, надо их менять, чтобы развиваться. Эбуссууд эфенди, бесспорно, очень умный и опытный кадий. К его мнению нужно прислушиваться, но он в большей степени следует закону шариата, нежели обычному праву. Ведь наше великое Османское государство построено на нормах этих двух сводов законов. Это хрупкое равновесие очень важно сохранить, потому что от этого зависит судьба всей Империи».

На что Сулейман ответил, что выслушает все мнения и примет такие законы, что равновесие будет сохранено, однако, законы шариата следует чтить превыше всего.

Итак, мы видим, что Ибрагим имел свой взгляд на формируемую судебную систему и считал эти вопросы крайне важными для судьбы государства. А потому он решил свести поближе знакомство с кадием. Вот одна из их встреч в доме у паши сразу после Совета, на котором Великий визирь открыто поддержал кадия Стамбула перед очень влиятельными кадиаскерами Румелии и Анатолии, недовольными инициативами простого кадия Стамбула.

(видео)

Мы видим, как Эбуссуд эфенди, услышав цитаты из Корана из уст Ибрагима, изумляется и даже сожалеет о том, как мало он, оказывается, знает Великого визиря. Ибрагим выражает желание посетить прекрасный сад Эбуссууда эфенди, чтобы познакомиться поближе. И что же происходит через несколько дней, когда он наносит ответный визит к кадию?

Итак, говоря простым языком, Эбуссууд эфенди по собственному почину и со свойственной ему уверенностью в своей правоте полез в те области, в которых наверняка мало что смыслил и которые никак не связаны ни с его непосредственной службой городским судьей, ни с предложенными им реформами. Он полез, ни много ни мало, во внешнюю политику, да еще подверг сомнению ту огромную, тонкую и важную дипломатическую работу, которую провел Ибрагим паша по поручению султана. Речь шла о подписании капитуляций. После долгих переговоров Турция, наконец, подписала соглашение о капитуляции с Францией в расчете на политическую и военную поддержку Франциска I в борьбе с Габсбургами. Капитуляции были даром Османов единственному на тот момент христианскому государству-союзнику и предоставляли режим благоприятствования и различные привилегии торговым интересам Франции на всей территории Османской империи. Это историческое соглашение стало фундаментом франко-турецких отношений на долгие годы.

И вот сидит, понимаешь, стамбульский кадий который судит всяких торговцев и прелюбодеев, и фактически обвиняет в политической недальновидности находящегося у него в гостях Великого визиря. Дальше хуже… Когда Ибрагим паша ставит потерявшего берега кадия на место, тот мгновенно ныряет в свой бездонный омут разнообразных цитат и, ничтоже сумняшеся, обвиняет Великого визиря в высокомерии, гордыне и хвастовстве. Ибрагим на минутку офигевает от такой несправедливости и дерзости, но объясняет, что его высокомерие вовсе не личностного характера, оно оправдано его высокой должностью в государстве, являющимся мечом Ислама. Его истинное служение даже больше, чем просто высокий пост в Совете – это личное служение и личная преданность Повелителю и только ему. Встает и уходит из его дома.

То есть Эбуссууд под крышей своего дома в ответ на уважение и поддержку в Совете со стороны Ибрагима паши, зачем-то подверг сомнению его труд и достижения, а потом и вовсе оскорбил. Напомним, что в реальности Эбуссууд эфенди в то время был вовсе не восьмидесятилетним мудрым старцем, а был всего лишь на четыре года старше Ибрагима. И то, что еще как-то могло проститься старцу хотя бы из уважения к его маразму сединам, совершенно неприемлемо для наглого ровесника-карьериста, стоящего к тому же гораздо ниже по табели о рангах, но явно метящему в ближайшие советники султана. Уж не зависть ли к уникальному положению Ибрагима паши заговорила в Эбуссууде? Иначе к чему все эти разговоры и намеки о временных должностях?... Кому не известно, что все на земле временно?! А уж куда вымощена дорога благими намерениями и сам кадий скоро узнает. И еще очень интересно, если этот Эбуссууд эфенди такой принципиальный, то почему же он не раскритиковал все эти международные капитуляции в лицо султану Сулейману прямо на Совете или в одну из их многочисленных встреч?

Итак, Эбуссууд эфенди, еще совсем недавно признавший, что почти не знает Великого визиря, уже спустя пару дней, безапелляционно ставит штамп: высокомерный гордец и хвастун. Еще бы! Эбуссууд же всегда так уверен в себе, в своей правоте, проницательности и в чистоте своей совести. А потом, когда он разыскивает по веселым домам своего непутевого сына, то видит сидящих за столиком и беседующих Насуха-эфенди и Ибрагима пашу, и с осуждением качая головой, не колеблясь, делает вывод, что Великий визирь еще и прожигатель жизни, обожающий наслаждения.

А ты-то сам что здесь делаешь, Эбуссууд? Вытаскиваешь своего сына - наркомана и пьяницу, скандалиста и бездельника - из постели шлюхи? Ты же, на минуточку, кадий Стамбула! Как ты можешь вообще судить людей, если у тебя самого в семье такой бардак? Где же сейчас твоя совесть? И почему ты пришел в веселый дом тайком, накинув на голову темное покрывало? Чтобы тебя не узнали? Боишься, что завтра люди, которых ты судишь и которым выносишь жестокие приговоры за какие-то копеечные нарушения, узнают про тебя нелицеприятную правду? А как насчет того, чтоб подвергнуть строгому суду своего единственного сына и себя, как несостоявшегося отца, а не осуждать других? Ведь «истинное величие судьи заключается в способности покарать самого себя».

Итак, Эбуссууд, не долго думая, без всякой на то внятной причины развил в своей душе странную, ничем не обоснованную неприязнь к Ибрагиму паше и навыносил Великому визирю кучу вердиктов – высокомерный гордец, хвастун, прожигатель жизни и любитель наслаждений, о чем имеет наглость ядовито заявить прямо в Совете перед Повелителем так, что все паши аж переглянулись от такой дерзости. Но почему-то, когда такой плохой паша приводит домой его непутевого сына, угодившего в тюрьму, на минутку, за попытку убийства, Эбуссууд не возражает против помилования и не требует справедливого наказания для сына. Ибрагим, конечно, воспользовался моментом и спустил с небес на землю оборзевшего кадия, дав понять, что знает о нем и о благочестии его семьи теперь всё, и готов поговорить о должностном и личностном высокомерии на примере того, кто кем был и кто кем стал. Но и тут кадий вместо простой человеческой благодарности за сына и извинения за свою прошлую бестактность умудряется очередной двусмысленной метафорой надерзить Великому визирю.

(видео)

Конечно, никому не хочется быть в долгу у того, кто тебе неприятен. Но кто же заставлял тебя быть обязанным, Эбуссууд? Верни сына в тюрьму, приговори прибить его за уши к дверям пострадавшего, а лучше к своим собственным дверям, чтоб все знали чей это сын наказан - и сделки с совестью не будет. Однако, проще с ненавистью посмотреть вслед Великому визирю, узнавшему твою позорную тайну, чем отправить на галеры свою кровиночку. Так чем ты лучше других, Эбуссууд?!

Но как причудливо тасуется колода! Совсем скоро сам Ибрагим паша окажется в руках Эбуссууда как кадия. И об этом мы поговорим в следующей части.

P/S Иллюстрация - кадр из сериала "Великолепный век"

______________________

Данная статья впервые была опубликована на моем канале "Элла Гор. Особое мнение" в Дзене 05.10.2020г. и 10.10.2020

При желании вы можете увидеть ее в полноценном формате с иллюстрациями, видео и  присоединится к обсуждению этой и других моих  статей и видеороликов, посвященных османской истории и сериалу "Великолепный век" на моем канале "Элла Гор. Особое мнение" https://zen.yandex.ru/id/5abaa2d04bf1615fe4a19c6b

Также вы можете увидеть видеоролики на эту тематику на Youtube: https://www.youtube.com/channel/UCLGxFUj7gYMO5_mKCPSpRBg