За столом сидели трое.
Напротив каждого стояли: бутылка какого-то алкоголя, закуска, сигареты… все молчали.
– Холодная водка идёт чётко, слегка обжигая утробу… если водка мешает работе… брось её на хрен… работу! – сказал Русский, налил себе водки. Выпил, не чокаясь ни с кем. Вытащил из-под стола вяленую рыбу. Хряснул ею по столу так, что стоящее на нём мелодично что-то изобразило, очень похожее на известное из Шопена, что удаеётся полностью и спокойно послушать на этом свете лишь один раз по дороге в небытие.
– Изврат! – сказал Китаец, показав на воблу, водку, и что-то ещё желая добавить, подыскивая слова, тыкая пальцем то в сторону рыбы, то в бутылку водки, то куда-то в сторону потолка.
– Согласен! – сказал Русский, добавляя в стакан грамульку со словами, явно адресованными только ей, – Догонишь передовые части – передашь привет!
Ясно, не в строку лыко! Но, чем богаты – тому и рады. Санкции! Мать их! Не до марципанов нам! Не Куршавель тута, слава Богу!
– Сучка! – сказал Американец, кому-то, наливая в высокий стакан, что-то.
– Ты про кого? Про Англию, Великобританию или ихнюю королеву?
– Про отсутствующих и об них не говорим! – сказал Китаец, что-то наливая в невысокую фарфоровую чашечку.
– А воняет так – будто здесь сидит, – сказал Русский, обращаясь к Американцу, глядя, сморщившись, на чашечку Китайца.
– Эх… надо было нам раньше… Не было бы всего этого бардака. И Китая бы не было, и этого… как его там… забыл…
– Всё равно… на двоих не получилось бы. Диалектика. Для устойчивого мира нужен третий… – сказал Русский.
– Не получилось бы! – согласился Американец.
А куда её девать?
– Кого? Королеву? – спросил Китаец.
– О… бабах не говорим, – сказал Русский. – Придётся избавляться как-нито.
– От королевы? – спросили хором Китаец и Американец.
– У дураков и мысли схожи! – сказал Русский, – От всемирного держателя фантиков… И от самого доллара… мать его!
Русский поставил на стол согнутую в локте руку со сжатым кулаком.
Американец, вздохнув, сделал так же, и посмотрел на Китайца со словами: – Порули!
Он, откинувшись на спинку кресла, почему-то мечтательно, неизвестно кому и для кого сказал: – Хорошо-то как на свете жить!.. Как надоело быть… за всех этих нахлебников и бездельников думать…
«…Как была колониальная натура у неё – так и осталась!
…Горбатую лишь могила исправит! …Всю жизнь все чужими руками делает, все только для себя. Владычица… мать её… » – подумал, молча, он то ли про Британию, то ли про ихнюю королеву.