Никитичу недавно исполнилось семьдесят шесть.
- Старый? - обратился он к своему коту Тихону. Тот весь передёрнулся от громкого вопроса и сел у ног хозяина, который разместился тут, на облупленной ступеньке крыльца.
Столько было хорошего и плохого за эти годы. Сколько дорог исхожено, особенно лесных троп - это хорошо. Столько сапог истоптано - плохо, скорее всего. Сколько косых недобрых взглядов. Но больше тёплых улыбок и крепких рукопожатий.
Первая любовь, свадьба, рождение единственного сына - хорошо! Смерть сына в трёхлетнем возрасте - горько...
Ваня родился слабым и часто болел. К трём годам он даже не разговаривал. Так и ушёл из семьи Казаковых Захара Никитича и Анастасии Тимофеевны сын Ваня, ни разу не назвав отца папой, а мать мамой...
Некоторое время после случившегося
Никитич отдавал себя во власть зелёному Змию искусителю. Со злостью вливал в себя стакан за стаканом и не замечал даже, что ни ему одному тошно. Так, в один из серых дней, Настасья Тимофеевна собрала свои вещи в узел и ушла жить к матери. Один удар за другим - плохо.
После этого Никитич на всю жизнь вынес урок - не только ему оказывается может быть тяжело, есть и те, которым вдвойне хуже бывает. Найти в себе силы поднять выше голову и разглядеть в сером дне хоть один солнечный луч, пробивающийся через собственноручно задёрнутые шторы, раздвинуть их и жить дальше - вот, что по-настоящему хорошо.
А дальше вторая любовь, третья.
Признание на работе, почётные грамоты шофёра-передовика. Строительство своего дома. Покупка мотоцикла. Торопливый стук маленьких пяток по полу утром, детский смех и холодные ступни пятилетнего приёмного сына Вити от всё той же третьей любви - хорошо.
Той любви давно нет. А взрослый Витька, живущий уже во Владивостоке, раз в год шлёт письмо с фотографией своей жены и двух подрастающих дочерей. И иногда звонит - по праздникам.
С годами Никитич рассудил, что самый большой страх человека - одиночество. Боязнь потерять любимого человека, детей, родителей - это по сути страх остаться одному. В том числе, одному в собственном горе. Отсюда возникает и жалость к себе, самое мерзкое чувство, по мнению Никитича. Ещё в молодости после того, как где-то услышал фразу: "Не жалей себя, а то превратишься в желе", Никитич зарубил себе на носу не испытывать жалость к себе и меньше "копаться" в своей голове.
- А в нашей с тобой жизни всё хорошо! - сидя на крыльце своего уже далеко не нового дома, поглаживая пузо развалившегося рядом кота Тишки, заметил Никитич. Тишка в ответ что-то прохрипел и снова сладко уснул. А дед вспомнил Витьку и его семью, звонкую соседку Полину и её брата Пашку - закадычного друга Никитича. Вспомнил Ваню и первую жену Анастасию Тимофеевну, которая вышла замуж во второй раз и родила сына Игоря. Они живут в одном селе и так или иначе общаются между собой. И знает он, что не одинок, а значит и страхов у него никаких нет и быть не должно. Поэтому и возраст в семьдесят шесть лет не так уж и тревожен. Но называть эту цифру, каждый год растущую, ему жизненно необходимо. Так, для порядка и солидности.